Старик снова кивнул и с трудом поднялся на ноги. – Подожди, – сказал он.
Старик вернулся через десять минут, приведя кого-то с улицы. Кивком указав на Монка, он улыбнулся и ушел. Вошедший был моложе, но не намного.
– Мне сказали, ты ищешь одного из моих братьев, – произнес чеченец. – Тебе надо помочь?
– Хорошо бы, – сказал Монк. – Я был бы благодарен. Мы виделись много лет назад. Сейчас, когда я приехал в гости в ваш город, я был бы счастлив повидаться с ним.
– А как его зовут, друг?
– Умар Гунаев.
Что– то блеснуло в глазах старика.
– Не знаю такого, – пожал плечами он.
– А, тогда я буду очень огорчен, – сказал Монк, – потому что я привез ему подарок.
– Сколько времени ты пробудешь у нас?
– Мне бы хотелось посидеть здесь подольше и полюбоваться вашей прекрасной мечетью, – ответил Монк.
Чеченец встал.
– Я спрошу, не слышал ли кто-нибудь о нем, – сказал он.
– Спасибо, – поблагодарил Монк. – Я подожду. Терпения у меня хватит.
– Терпение – добродетель.
Прошло два часа, прежде чем они пришли. Их было трое, все молодые. Они двигались тихо, бесшумно ступая ногами в одних носках по густому ворсу персидских ковров. Один из них, оставшийся у двери, опустился на колени и, откинувшись назад, сел на пятки, положив ладони на бедра. Могло показаться, что человек молится, но Монк понимал, что он перекрыл вход и не пропустит в мечеть никого.
Двое других подошли и сели по обе стороны от Монка. Если они прятали что-то под одеждой, этого не было заметно. Монк смотрел перед собой. Вопросы задавались шепотом, чтобы не мешать молящимся.
– Ты говоришь по-русски?
– Да.
– И ты спрашивал об одном из наших братьев?
– Да.
– Русский шпион.
– Я американец. В пиджаке у меня паспорт.
– Достань незаметно, – сказал один.
Монк вытащил свой американский паспорт и уронил его на ковер. Чеченец наклонился и, подняв документ, перелистал. Кивнув, он возвратил его. Он заговорил с чеченцем, сидевшим по другую сторону от Монка. Американец подозревал, что суть сказанного чеченцем сводилась к тому, что у любого может оказаться фальшивый американский паспорт. Человек справа кивнул и снова обратился к Монку:
– Зачем ты ищешь нашего брата?
– Мы встречались, давно. В далекой стране. Он кое-что забыл там. Я дал себе слово, что, если когда-нибудь попаду в Москву, я верну это ему.
– У тебя это с собой?
– В кейсе.
– Открой.
Монк щелкнул замками и поднял крышку. Внутри лежала плоская картонная коробка.
– Ты хочешь, чтобы мы отнесли это ему?
– Буду благодарен.
Сидевший слева сказал что-то другому по-чеченски.
– Нет, это не бомба, – по-русски произнес Монк. – Если бы это была бомба и ее сейчас открыли, то я бы тоже погиб. Так что открывайте.
Чеченцы переглянулись, затем один наклонился и поднял крышку картонной коробки. Они уставились на предмет, лежащий внутри.
– Что это?
– То самое. Что он забыл взять.
Сидевший слева закрыл коробку и вынул ее из кейса. Затем поднялся.
– Подожди, – сказал он.
Человек у двери следил, как тот уходит, но не пошевелился. Монк и двое его стражей сидели еще два часа. Началось и закончилось время ленча. Монк почувствовал тоску по большому гамбургеру. За окнами уже темнело, когда вернулся посланный. Он ничего не сказал, а только кивнул в сторону двери.
– Пошли, – проговорил чеченец, сидевший на корточках справа.
Все трое направились к двери. У выхода они надели обувь. Оба сопровождающих заняли свои позиции по сторонам от Монка; тот, что сидел у двери, шел сзади. Монка вывели с территории мечети на улицу Дурова, где у тротуара их ожидал большой «БМВ». Прежде чем посадить в машину, Монка профессионально обыскали.
Его поместили сзади между двух его стражей. Третий сел впереди рядом с водителем. «БМВ» тронулся и направился к Садовому кольцу.
Монк понимал, что чеченцы никогда не осквернят мечеть, совершив в ней насилие, но собственная машина – совсем иное дело, и он знал таких людей достаточно хорошо, чтобы осознавать, как они опасны.
После того как они проехали около мили, сидевший впереди чеченец открыл «бардачок» и вынул мотоциклетные темные очки. Он жестом велел Монку надеть их. Они оказались не хуже повязки, потому что линзы были закрашены черным. Монк завершил поездку в темноте.
В самом центре Москвы, в переулке, куда лучше не соваться, есть маленькое кафе под названием «Каштан».
Любого туриста, который случайно забредет туда, у дверей встретит молодой человек крепкого сложения и объяснит чужаку, что утренний кофе ему следует выпить в другом месте. Милиция даже не показывается вблизи этого кафе.
Монку помогли выйти из машины, а когда провели внутрь помещения, сняли с него темные очки. При его появлении говор чеченских голосов затих и два десятка пар глаз в молчании следили, как его провели в отдельную комнату позади бара. Если бы он никогда не вышел из нее, свидетелей бы не нашлось.
В комнате стояли стол, четыре стула, а на стене висело зеркало. Из находящейся по соседству кухни доносились запахи чеснока, пряностей и кофе. Главный из пришедших с ним чеченцев, тот, что сидел у входа в мечети, пока его подчиненные расспрашивали Монка, впервые заговорил.
– Садись, – сказал он. – Кофе?
– Спасибо. Черный. С сахаром.
Кофе принесли, и это был хороший кофе. Монк пил обжигающую жидкость и старался не смотреть в зеркало, убежденный, что это устройство одностороннего видения и что за ним наблюдают с той стороны. Когда он опустил пустую чашку, дверь открылась и вошел Умар Гунаев.
Он изменился. Воротничок рубашки больше не лежал поверх пиджака, и костюм не выглядел дешевым. С этикеткой итальянского модельера, а галстук из тяжелого шелка – явно с улицы Жермен, или Пятой авеню.
За двенадцать лет Умар стал зрелым человеком, но и в сорок лет он оставался красив своей смуглой красотой, выглядел городским жителем, и весьма элегантным. С легкой улыбкой он несколько раз кивнул Монку и, сев за стол, положил перед собой плоскую картонную коробку.
– Я получил твой подарок, – сказал он, быстрым движением снял крышку и, вынув из коробки йеменский кинжал гамбию, поднес его к свету и провел кончиком пальца по острому лезвию. – Это он?
– Один из них оставил его на мостовой, – ответил Монк. – Я подумал, вы можете пользоваться им для вскрытия писем.
На этот раз Гунаев улыбнулся с искренним удивлением.
– А как вы узнали мое имя?
Монк рассказал ему об альбоме фотографий, которые делали англичане в Омане, снимая всех прибывающих русских.
– А с тех пор что вы слышали?
– Многое.
– Хорошее или плохое?
– Интересное.
– Расскажите мне.
– Я слышал, что капитан Гунаев после десяти лет службы в Первом главном управлении в конце концов устал от расистских шуток и бесперспективной карьеры. Я слышал, что он ушел из КГБ, чтобы заняться другой работой. Тоже тайной, но совсем другой.
Гунаев рассмеялся. И в этот момент, казалось, трое стражей расслабились. Хозяин показал пример, в каком настроении им следует пребывать.
– Тайная, но совсем другая. Да, это правда. Что дальше?
– Дальше я слышал, что Умар Гунаев поднялся в своей новой жизни до положения полного хозяина всего чеченского преступного мира к западу от Урала.
– Возможно. Что-нибудь еще?
– Я слышал, что этот Гунаев – человек традиций, хотя и не стар. Что он до сих пор придерживается древних обычаев чеченского народа.
– Вы слышали много, мой американский друг. А что это за обычаи чеченского народа?
– Мне говорили, что в этом вырождающемся мире чеченцы по-прежнему верны законам чести. Они платят свои долги за добро и за зло.
Монк почувствовал, как – позади него напряглись трое его стражей. Этот американец смеется над ними? Они смотрели на своего вождя. Наконец Гунаев кивнул:
– Вам правильно говорили. Что вы хотите от меня?
– Крова. Места для житья.
– В Москве есть гостиницы.
– В них небезопасно.
– Кто-то пытается вас убить?
– Пока нет, но скоро.
– Кто?
– Полковник Анатолий Гришин.
Гунаев равнодушно пожал плечами.
– Вы его знаете? – спросил Монк.
– Слышал кое-что. – Гунаев снова пожал плечами. – Он делает то, что он делает. Я делаю то, что я делаю.
– В Америке, – сказал Монк, – если бы вы хотели исчезнуть, я мог сделать так, чтобы вы исчезли. Но здесь не мой город, не моя страна. Можете вы помочь мне исчезнуть в Москве?
– На время или насовсем?
Монк рассмеялся:
– Я предпочел бы на время.
– В таком случае, конечно, я могу. И это все, что вы хотите?
– Если я останусь в живых – да. А я бы предпочел остаться в живых.
Гунаев встал и обратился к троим своим бандитам:
– Этот человек спас мне жизнь. Теперь он мой гость. Никто не тронет его. Пока он здесь, он станет одним из нас.
Чеченцы окружили Монка, протягивая ему руки, улыбаясь, называя свои имена: Аслан, Магомед, Шариф.
– Охота на вас уже началась? – спросил Гунаев.
– Нет, не думаю.
– Вы, должно быть, голодны. Пища здесь ужасная. Мы поедем в мой офис.
Как и все вожди мафии, глава чеченского клана имел два лица, две личины. Более известная – это лицо преуспевающего бизнесмена, контролирующего десятки процветающих компаний. Здесь Гунаев избрал своей специальностью сделки с недвижимостью.
В первые годы он просто приобретал лучшие участки для застройки по всей Москве, покупая чиновников, которые после падения коммунизма распоряжались бывшей государственной собственностью. Если бюрократы проявляли неуступчивость, он их просто убивал.
Приобретя право на участки для застройки, Гунаев смог воспользоваться нахлынувшими совместными проектно-строительными предприятиями, образованными русскими богачами и их западными партнерами. Гунаев предоставлял строительные площадки, гарантировал рабочую силу и никаких забастовок, а американцы и западноевропейцы воздвигали свои офисные здания и небоскребы. Недвижимость переходила в совместную собственность, как и прибыль и арендная плата.
Подобным же образом Гунаев получил контроль над шестью самыми лучшими отелями города, одновременно расширяя поле деятельности, занимаясь сталью, бетоном, древесиной, кирпичом и стеклом. Если кто-то хотел восстановить, переоборудовать или построить, он имел дело с дочерними компаниями, принадлежащими и управляемыми Умаром Гунаевым. Таково было открытое лицо мафии. Менее заметная сторона деятельности, как и во всем бандитском мире Москвы, состояла из операций на «черном рынке» и хищений.
Государственные ресурсы России, такие как золото, алмазы, газ и нефть, продавались на местах за рубли по официальному курсу – и даже при этом по бросовым ценам. «Продавцы», будучи чиновниками, могли быть куплены без труда. Экспортируемое за границу государственное имущество продавалось за доллары, фунты стерлингов или немецкие марки по ценам мирового рынка.
Часть полученных денег могла ввозиться обратно, конвертироваться по неофициальному курсу в огромное количество рублей и использоваться для покупки следующей партии товара и для дачи неизбежных взяток. Остаток, около восьмидесяти процентов от заграничных продаж, составлял прибыль.
Поначалу, до того как некоторые государственные деятели и банкиры разобрались в этом деле, кое-кто отказывался сотрудничать. Первое предупреждение делали на словах, после второго несговорчивым требовалась помощь хирургов, а третье приводило к летальному исходу. Преемник чиновника, не избежавшего печальной участи, обычно быстро усваивал правила игры.
В конце 1990-х годов насилие по отношению к официальным лицам или законным профессиям утратило свою актуальность. но возросшее к этому времени количество крупных вооруженных группировок означало, что каждый криминальный вождь был вынужден не отставать от своих соперников в случае необходимости. Среди всех бандитов не было равных чеченцам по быстроте и жестокости, когда они считали, что их предали.
В конце зимы 1994 года равновесие нарушил новый фактор. В тот год, как раз перед Рождеством, Борис Ельцин начал свою невероятно глупую войну против Чечни, под предлогом изгнания отколовшегося президента Дудаева, который требовал независимости своей республики. Если бы войну провели как быструю хирургическую операцию, то она могла бы оказаться успешной. Но на деле считавшаяся могучей российская армия потерпела поражение от легковооруженных чеченских партизан, которые просто ушли в горы Кавказа и оттуда наносили удары.
В Москве даже намеки на колебания в отношении Российского государства у чеченской мафии исчезли. А для законопослушных чеченцев нормальная жизнь стала невозможной. Когда против них настроились едва ли не все русские и любой видел в них врагов, чеченцы сплотились в тесный и неистово преданный общей цели клан внутри российской столицы, более неприступный, чем грузинская, армянская или даже русская криминальные общины. В этом сообществе глава мафии стал героем и вождем сопротивления. Поздней осенью 1999 года им был бывший капитан КГБ Умар Гунаев.
А в качестве бизнесмена Гунаев мог везде свободно появляться и жить как мультимиллионер, каковым он и являлся. Его офис занимал весь верхний этаж в одном из отелей, совместном с американской системой отелей предприятии, расположенном около станции метро «Хельсинкская».
До отеля они доехали в бронированном «мерседесе» Умара Гунаева. При нем были личный шофер и телохранитель, а троица из кафе следовала за ними в «БМВ». Обе машины въехали в подземный гараж под отелем, и после того как вся площадь подвала была осмотрена троицей из «БМВ», Гунаев с Монком подошли к скоростному лифту, который их поднял на последний, десятый, этаж. После этого лифт отключили.
В холле десятого этажа также находилась охрана, но наконец они остались одни в личных апартаментах чеченского лидера. По приказанию Гунаева официант в белой форменной куртке принес еду и напитки.
– Я должен вам что-то показать, – сказал Монк. – Надеюсь, вы найдете это интересным и даже поучительным.
Он раскрыл свой атташе-кейс и, нажав на две кнопки, раздвинул фальшивое дно. Гунаев с интересом наблюдал за ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67