В восторге - сайт Водолей
Банкир указал на письмо.
– Итак, как же обстоят дела в Лондоне? Вы только что приехали, мистер Монк?
– Несколько дней назад, – ответил Монк.
Письмо, написанное на очень дорогой кремовой бумаге. сверху украшали пять расходившихся веером стрел, символизирующих пятерых сыновей Мейра Амшела Ротшильда. Бумага была подлинной. А вот подпись сэра Эвелина де Ротшильда под текстом – фальшивой. Но редкий банкир не принял бы личного представителя, присланного председателем «Н.М.Ротшильд», Сент-Свитин-лейн, Сити, Лондон.
– Как здоровье сэра Эвелина? – спросил Бернштейн.
– Хорошо, насколько мне известно, – сказал Монк по-русски, – но он не подписывал этого письма. – И услышал за спиной шорох. – Я буду очень признателен, если ваш молодой друг не всадит пулю мне в спину. На мне нет бронежилета, и я предпочитаю остаться в живых. Кроме того, у меня нет с собой ничего опасного, и сюда я пришел не для того, чтобы попытаться нанести вам вред.
– Тогда зачем вы пришли?
Монк изложил все события начиная с 15 июля.
– Чепуха, – сказал Бернштейн. – Никогда в жизни не слыхал такой чепухи. Я знаю о Комарове. По крайней мере считаю, что знаю. На мой вкус, он чересчур правый, но если выдумаете, что оскорбление евреев – что-то новое, то вы ничего не знаете о России. Они все это делают, но им всем нужны банки.
– Оскорбления – это одно, мистер Бернштейн. То, что у меня в этом портфеле, – больше чем оскорбления.
Бернштейн долго и пристально смотрел на него.
– Этот манифест – вы принесли его?
– Да.
– Если бы Комаров и его бандиты узнали, что вы здесь, что бы они сделали?
– Убили бы меня. В городе повсюду его люди, сейчас они ищут меня.
– Вы мужественный человек.
– Я взялся за эту работу. Прочитав манифест, я понял, что стоит согласиться.
Бернштейн протянул руку:
– Покажите мне.
Сначала Монк дал ему заверенный доклад. Банкир привык читать сложные документы с огромной скоростью. Он закончи чтение примерно через десять минут.
– Три человека, э-э…
– Старик уборщик, секретарь Акопов, так глупо оставивший документ на столе, где его легко украсть, и Джефферсон, журналист, в случае с которым Комаров заблуждался, думая, что он прочитал манифест.
Бернштейн нажал кнопку интеркома.
– Людмила, достаньте в бюро файлы за конец июля и начало августа. Посмотрите, нет ли в местных газетах чего-нибудь о Акопове, русском, и об английском обозревателе по фамилии Джефферсон. О первом также поищите некрологи.
Он быстро просмотрел на экране компьютера список имен. Затем проворчал:
– Они мертвы, точно. А теперь ваша очередь, мистер Монк, если вас поймают.
– Надеюсь, не поймают.
– Хорошо, раз вы идете на риск, я посмотрю, что приготовил господин Комаров для всех нас.
Он снова протянул руку. Монк дал ему тонкую черную папку. Бернштейн начал читать. Одну страницу он перечитал несколько раз, то и дело возвращаясь к уже прочитанному. Не отрывая глаз от документа, он произнес:
– Илья, оставь нас. Все в порядке, иди. – Монк услышал, как за помощником закрылась дверь. Банкир наконец оторвался от текста и посмотрел на Монка. – Он не может так думать.
– Полное истребление? Это уже пытались сделать.
– В России миллион евреев, мистер Монк.
– Знаю. Десять процентов могут позволить себе уехать.
Бернштейн встал и подошел к окну, за которым виднелись заснеженные крыши Москвы. Стекло имело зеленоватый оттенок; при толщине в пять дюймов его не мог пробить и бронебойный снаряд.
– Он не может в действительности так думать.
– Мы убеждены, что может.
– Мы?
– Люди, которые послали меня, обладают властью и влиянием. Но их пугает этот человек.
– Вы еврей, мистер Монк?
– Нет, сэр.
– Вам повезло. Он ведь победит, не так ли? Опросы показывают, что его невозможно остановить.
– Положение может измениться. На днях его разоблачил генерал Николаев. Это должно повлиять. Надеюсь, что и Православная Церковь сыграет свою роль. Может быть, его удастся остановить.
~ Хм, Церковь. Она недруг евреям, мистер Монк.
– Нет, но его планы касаются и Церкви.
– Так вы ищете союзников?
– Что-то в этом роде. Церковь, армия, банки, этнические меньшинства. От всех помощи, понемногу. Вы видели репортажи о бродячем проповеднике? Призывающем вернуть царя?
– Да. Глупость, по моему личному мнению. Но лучше царь, чем наци. Чего вы хотите от меня, мистер Монк?
– Я? Ничего. Выбор ваш. Вы председатель консорциума четырех банков, контролирующего два независимых канала телевидения. Ваш «Грамман» стоит в аэропорту?
– Да.
– До Киева всего два часа лета.
– Почему до Киева?
– Вы могли бы посетить Бабий Яр.
Леонид Бернштейн резко отвернулся от окна.
– Теперь вы можете идти, мистер Монк.
Монк взял со стола свои папки и положил их обратно в портфель.
Он знал, что зашел слишком далеко. Бабий Яр – это овраг на окраине Киева. В период между 1941 и 1943 годами сто тысяч мирных жителей были расстреляны из пулеметов на краю этого оврага, с тем чтобы трупы падали в него. Среди расстрелянных было несколько комиссаров и видных коммунистов, но девяносто пять процентов составляли украинские евреи. Монк подошел к двери, когда Леонид Бернштейн сказал:
– А вы там были, мистер Монк?
– Нет, сэр.
– А что вы о нем слышали?
– Слышал, что это страшное место.
– Я был в Бабьем Яре. Это ужасное место. До свидания, мистер Монк.
Маленький кабинет доктора Ланселота Проубина в Геральдической палате на улице королевы Виктории был весь завален бумагами. Каждый кусочек горизонтального пространства занимали стопки бумаг, которые, казалось, лежали в беспорядке, и все же специалист по генеалогии отлично ориентировался в этой неразберихе.
Когда вошел сэр Найджел Ирвин, доктор Проубин вскочил на ноги и, смахнув на пол весь Дом Гримальди, предложил гостю освободившийся стул.
– Итак, как идут наши дела? – спросил Ирвин.
– С престолонаследием Романовых? Не очень хорошо. Как я и думал. Есть один, кто мог бы претендовать, но не хочет; другой жаждет трона, но по двум пунктам исключается, и американец, к которому не обращались, да и все равно у него нет шансов.
– Так плохо? – сказал Ирвин.
Доктор Проубин просто светился. Он окунулся в свою стихию – мир родословных, браков между дальними родственниками и странных правил.
– Давайте начнем с обманщиков, – сказал он. – Помните Анну Андерсен? Ту, что всю жизнь утверждала, что она великая княжна Анастасия, которая спаслась после убийства в Екатеринбурге. Все ложь. Она уже умерла, но тесты на ДНК окончательно доказали, что она была самозванкой. Несколько лет назад в Мадриде умер еще один самозванец, выдававший себя за царевича Алексея. Он оказался бывшим заключенным из Люксембурга. Остаются трое, о которых иногда упоминают в прессе, обычно неправильно. Слышали о князе Георгии?
– Простите меня, доктор Проубин, не слышал.
– Ладно, не важно. Это молодой человек, которого несколько лет возит по Европе и России его властная честолюбивая мать, великая княгиня Мария, дочь покойного великого князя Владимира. Владимир сам мог бы быть претендентом на престол, как правнук правившего императора, хотя и на слабом основании, потому что мать Владимира во время его рождения не была православной христианкой, а это очень важное условие. В любом случае его дочь Мария не имеет права наследования ему, хотя он всегда утверждал, что имеет. Закон Павла, знаете ли.
– А что это?…
– Его издал царь Павел Первый. Наследовать престол, кроме исключительных случаев, можно только по мужской линии. Дочери не в счет. Это дискриминирующий женщин закон, но так было и есть. Так что великая княгиня Мария в действительности просто княгиня Мария, а ее сын Георгий не наследник по мужской линии. Закон Павла особо указывает, что даже сыновья дочерей не имеют права наследования.
– Так что, они просто надеются на лучшее?
– Именно так. Очень честолюбивый, но незаконный претендент.
– Вы упомянули американца, доктор Проубин…
– А, это странная история. До революции у царя Николая был дядя, великий князь Павел, самый младший брат его отца. Когда большевики пришли к власти, они убили царя, его брата и дядю Павла. Но у Павла был сын, двоюродный брат царя. Так случилось, что этот сумасбродный молодой человек, великий князь Димитрий, оказался замешан в убийстве Распутина. Из-за этого он находился в ссылке в Сибири, когда большевики казнили царя. Это спасло Димитрию жизнь. Он сбежал и через Шанхай добрался до Америки.
– Никогда не слышал об этом, – заметил Ирвин. – Продолжайте.
– Так вот, Димитрий жил, женился, у него родился сын, тоже Павел, который в чине майора армии США сражался в Корее. Он женился и имел двоих сыновей.
– Мне кажется, это прямая мужская линия. Вы хотите сказать, что настоящим царем может быть американец? – спросил Ирвин.
– Некоторые так считают, но они заблуждаются, – ответил Проубин. – Видите ли, Димитрий женился на простой американке, его сын Павел – тоже. Согласно правилу 188 Императорского дома, вы не можете жениться на ком-то ниже вас и можно ожидать, что ваше потомство будет иметь право наследования. Позднее это правило сделали менее строгим, но не для великих князей. Поэтому брак Димитрия – морганатический. Его сын, сражавшийся в Корее, не может быть наследником, как и ни один из внуков, тем более от брака опять-таки с простой женщиной.
– Следовательно, они выбывают?
– Боюсь, что так. Да они никогда и не проявляли большого интереса, по правде говоря. Живут во Флориде, кажется.
– И кто же остается?
– Последний, самый сильный претендент по крови. Князь Семен Романов.
– Он родственник убитого царя? Никаких дочерей, никого незнатного происхождения? – спросил Ирвин.
– Совершенно верно. Но начало очень далеко. Вам надо представить себе четырех царей. Николай Второй наследовал своему отцу Александру Третьему. Тот правил после своего отца Александра Второго, отцом которого был Николай Первый. Так вот, у Николая Первого был младший сын, великий князь Николай, которому, конечно, не пришлось стать царем. У него был сын Петр, у Петра – сын Кирилл, а у Кирилла – сын Семен.
– Так что от убитого царя нужно вернуться на три поколения назад, к прадеду, затем свернуть в сторону к младшему сыну и обратно на четыре поколения, и так добраться до Семена?…
– Именно так.
– На мой взгляд, очень натянуто, доктор Проубин.
– Далеко, но вот фамильное дерево. Согласно родословной, Семен ближе всех по прямой линии. Однако это наука. Существуют практические трудности.
– Например?
– Во-первых, ему больше семидесяти. Даже если он станет царем, то ненадолго. Во-вторых, у него нет детей, так что род им и закончится, а Россия должна будет опять решать эту проблему. В-третьих, он неоднократно говорил, что трон его не интересует и он бы отказался, если бы ему его предложили.
– Не очень обнадеживает, – заметил сэр Найджел.
– Есть кое-что похуже. Он всегда был повесой, увлекался автомобильными гонками, Ривьерой и развлекался с молодыми девушками, обычно прислугой. Такая привычка привела к трем распавшимся бракам. И хуже всего – я слышал, как шептались, что он плутует при игре в триктрак.
– Бог мой! – Сэр Найджел Ирвин был искренне потрясен. Спать с прислугой – на это еще можно закрыть глаза, но мошенничать в карточной игре… – Где он живет?
– В Нормандии, на ферме. Выращивает яблоки и делает кальвадос.
Сэр Найджел на некоторое время погрузился в размышления. Доктор Проубин с сочувствием смотрел на него.
– Если Семен публично заявит, что отказывается принимать какое-либо участие в реставрации, то это будет считаться законным отречением?
Доктор Проубин с важностью надул щеки.
– Я бы считал так. Если только реставрация не произойдет на самом деле. Тогда он может передумать. Сами понимаете, сколько у него в этом случае будет гоночных машин и доступных служанок.
– Но какова картина без Семена? Как говорят наши друзья-американцы, что мы имеем в итоге?
– Мой дорогой друг, в итоге, если русские захотят царя, они могут выбрать любого человека и сделать его своим монархом. Все очень просто.
– Были ли прецеденты, когда выбирали иностранца?
– О, сплошь и рядом. Случается время от времени. Посмотрите, мы, англичане, делали это три раза. Когда Елизавета Первая умерла незамужней, если и не девственницей, мы позвали Якова Шестого Шотландского и сделали его Яковом Первым Английским. Пережив четырех королей, мы выгнали Якова Второго и пригласили на трон голландца Вильгельма Оранского. Когда умерла королева Анна, не оставив наследника, мы попросили Георга Ганноверского стать Георгом Первым. А он почти и слова не знал по-английски.
– А где-нибудь в Европе так поступали?
– Конечно. Греки – дважды. В 1833 году, освободившись от турецкого ига, они пригласили Оттона Баварского стать королем Греции. Он не оправдал ожиданий, и поэтому они его сместили и посадили на трон принца Вильгельма из Дании. Он стал королем Георгом Первым. Затем, в 1924 году, они провозгласили республику, в 1935-м восстановили монархию и опять отказались от нее в 1973 году. Никак не могли принять окончательное решение. Шведы лет двести назад оказались в затруднительном положении; тогда они посмотрели по сторонам и пригласили наполеоновского генерала Бернадотта на королевский трон. Получилось очень удачно: его потомки до сих пор сидят на нем. И наконец, в 1905 году принца Карла из Дании попросили быть Хоконом Седьмым Норвежским, и его потомки тоже до сих пор там правят. Если у вас пустует трон и вам нужен монарх, то не всегда плохо выбрать хорошего человека со стороны, чем бесполезного местного парня.
Глубоко задумавшись, сэр Найджел молчал. Теперь доктор Проубин уже заподозрил, что расспросы гостя носят не только научный характер.
– Могу я кое о чем спросить? – нарушил молчание герольд.
– Конечно.
– Если в России когда-нибудь встанет вопрос о реставрации, какова будет реакция американцев? Я имею в виду, что деньги в их руках, они единственная оставшаяся супердержава.
– Традиционно американцы – антимонархисты, – ответил Ирвин, – но они и не дураки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67