Он улегся в постель, оставив свой пакет в посольстве США, еще до того, как автобус вернулся из Загорска. Все ему сочувствовали и говорили, что он пропустил удивительную поездку.
Двадцатого июля группа улетела из Москвы в Нью-Йорк. В тот же вечер в аэропорту Кеннеди приземлился еще один самолет, но он прилетел из Рима. Он привез Олдрича Эймса. возвратившегося после трехлетнего пребывания в Италии, чтобы продолжать шпионить на КГБ в Лэнгли. Он стал богаче еще на два миллиона долларов.
Перед отъездом из Рима он выучил и сжег длинное, на девяти страницах, письмо из Москвы. Главным в нем был лист с заданием по разоблачению каких-либо еще агентов, засланных ЦРУ в СССР, а упор делался на сотрудников КГБ, ГРУ, старших гражданских чиновников или ученых. В конце была приписка: «Сконцентрируйте внимание на человеке, который нам известен как Джейсон Монк».
Глава 9
Август не самый удачный месяц для мужских клубов, расположенных в районе Сент-Джеймс-стрит, Пиккадилли и Пэлл-Мэлл. Это месяц отпусков, и большая часть персонала желает провести его вместе с семьей где-нибудь подальше от города, а половина членов клуба находится либо в своих поместьях, либо за границей.
Многие клубы закрываются, и те члены, которые по различным причинам остаются в столице, вынуждены мириться с незнакомой обстановкой; разного рода двусторонние договоренности между клубами позволяют членам закрывающихся клубов есть и пить в тех, которые остались открытыми.
Но в последний день августа «Уайтс» снова открылся, и сэр Генри Куме пригласил туда на ленч человека на пятнадцать лет старше себя, одного из своих предшественников на посту шефа Интеллидженс сервис.
Семидесятичетырехлетний сэр Найджел Ирвин уже пятнадцать лет как освободился от служебного ярма. Первые десять лет он провел, «занимаясь кое-чем в Сити». Это означало, что, как и другие до и после него, он, умело используя свой богатый опыт, знание коридоров власти и врожденную проницательность, входил во многие советы директоров, что позволило ему отложить кое-что на старость.
Четыре года назад он окончательно отошел отдел и поселился около Суониджа на острове Пурбек в графстве Дорсет, где занимался чтением, писал, гулял по пустынному берегу Ла-Манша и временами ездил на поезде в Лондон повидать старых друзей. Эти самые друзья считали, что он все еще в прекрасной форме, поскольку за мягким выражением его голубых глаз скрывался острый как бритва ум.
Те, кто хорошо его знал, понимали, что старомодная любезность, которую он проявлял по отношению ко всем, таит под собой железную волю, готовую при необходимости превратиться в крайнюю жестокость. Генри Кумсу, невзирая на разницу в возрасте, это было прекрасно известно.
Они оба были специалистами по России. После отставки Ирвина шефом СИС поочередно побывали два востоковеда и арабист, пока приход Генри Кумса не ознаменовал возврат к тем, кто отточил зубы в борьбе против Советского Союза. Когда шефом был Найджел Ирвин, Куме проявил себя как блестящий оператор, используя всю свою хитрость против шпионской сети КГБ в Восточном Берлине и восточногерманского главного агента Маркуса Вольфа.
Ирвин мог удовлетвориться разговором на уровне светской беседы в заполненном посетителями баре на нижнем этаже клуба, но он не лишился своих человеческих слабостей, и ему было любопытно, зачем его бывший протеже попросил его предпринять поездку из Дорсета в жаркий Лондон ради одного ленча. И только когда они возобновили разговор наверху, устроившись за столиком у окна, выходящего на Сент-Джеймс-стрит, Кумс коснулся цели своего приглашения.
– В России что-то происходит, – начал он.
– Много чего. и ничего хорошего, как я вижу из газет, – заметил Ирвин.
Кумс улыбнулся. Он знал, что у старика есть источники информации получше утренних газет.
– Я не буду углубляться в эту тему, – сказал он. – Не здесь, не сейчас. Только в общих чертах.
– Безусловно, – согласился Ирвин.
Кумс вкратце изложил развитие событий за последние шесть недель в Москве и в Лондоне. Особенно в Лондоне.
– Они не собираются ничего предпринимать, и решение окончательное, – сказал он. – События должны развиваться своим путем, как бы прискорбны они ни были. Так по крайней мере наш уважаемый министр иностранных дел высказался по этому вопросу пару дней назад в моем присутствии.
– Боюсь, вы слишком переоцениваете меня, если полагаете, что я могу что-то сделать, чтобы оживить мандаринов с Кинг-Чарльз-стрит, – ответил сэр Найджел. – Я стар и нахожусь в отставке. Как говорят поэты, жизнь прожита, страсти утихли.
– Я хотел бы, чтобы вы взглянули на два документа, – сказал Куме. – Один представляет собой полный отчет событий, происшедших, насколько мы можем установить, с того момента, когда смелый, хотя и неумный, старик украл папку со стола личного секретаря Комарова. Думайте сами, можете ли вы согласиться с нашим решением считать «Черный манифест» подлинным.
– А второй?
– Сам манифест.
– Благодарю вас за доверие. И что я должен с ними делать?
– Возьмите их домой, прочитайте оба, составьте о них мнение.
Когда унесли пустые глубокие блюда из-под рисового пудинга с вареньем, сэр Генри Куме заказал кофе и два бокала марочного портвейна «Фонеска», особо тонкого вкуса, из коллекции клуба.
– И даже если я соглашусь со всем, что вы говорите, с чудовищностью манифеста, поверю в его подлинность, что потом?
– Я подумал, Найджел… те люди, которых, как я полагаю, вы собираетесь повидать в Америке на будущей неделе…
– Бог мой. Генри, предполагалось, что даже вы не должны знать об этом.
Кумс слегка пожал плечами, но в душе обрадовался, что его догадка подтвердилась. Совет соберется, и Ирвин примет в нем участие.
– По старинной поговорке – «везде мои шпионы».
– Тогда я рад, что мало что изменилось после моего ухода, – сказал Ирвин. – Ну ладно, предположим, я встречаюсь с некоторыми людьми в Америке. И что из того?
– Предоставляю решить вам. Если вы посчитаете, что документы следует выбросить, – сожгите их, пожалуйста, дотла. Если вы сочтете нужным переправить их через Атлантику – действуйте.
– Боже мой, как интригующе!
Кумс вынул из портфеля запечатанный конверт и протянул его Ирвину. Тот положил его в свой, рядом с покупками, сделанными у «Джона Люиса», – несколькими кусками канвы для леди Ирвин, которая любила вышивать зимними вечерами.
В холле они попрощались, и сэр Найджел взял такси до вокзала, чтобы успеть на поезд в Дороет.

Лэнгли, сентябрь 1989 года
Когда Олдрич Эймс вернулся в Вашингтон, из девяти лет его шпионажа на КГБ оставалось, как это ни было удивительно, еще четыре с половиной года. Купаясь в деньгах, он начал новую жизнь с покупки дома за полмиллиона долларов наличными и с появления на парковке в новеньком «ягуаре». И все это при зарплате пятьдесят тысяч долларов в год. Однако никто не усмотрел в этом ничего странного.
Эймс благодаря тому, что работал в Римской миссии по советской тематике, и вопреки тому, что Рим входил в компетенцию отдела Западной Европы, оставался сотрудником ключевого отдела СВ. С точки зрения КГБ было очень важно, чтобы он оставался там, где имел доступ к файлам 301 и смог бы заглянуть в них еще раз. Но здесь он столкнулся с большими трудностями. Милтон Беарден тоже только что вернулся в Лэнгли из Афганистана, где руководил тайной деятельностью против Советов. Первое, что он попытался сделать как вновь назначенный начальник отдела СВ, – это избавиться от Эймса. Однако в этом, как и другие раньше его, он потерпел поражение.
Кен Малгрю, бюрократ до мозга костей, высидел должность, позволявшую ему решать кадровые вопросы. На этом посту он имел огромное влияние на перемещения и назначения. Они с Эймсом возобновили свои дружеские попойки, причем Эймс мог себе позволить самые дорогие вина. И именно Малгрю явился причиной недовольства Беардена, когда оставил Эймса в отделе СВ.
Тем временем ЦРУ компьютеризировало огромное количество секретных документов, доверив свои сокровенные тайны самому ненадежному инструменту, когда-либо изобретенному человеком. В Риме Эймс поставил перед собой задачу освоить компьютер. Все, что ему теперь требовалось, – это коды доступа, чтобы войти в файлы 301, не вставая из-за своего стола. Больше не нужны будут пластиковые мешки, набитые документами. Больше от него не потребуется брать самые секретные файлы и расписываться за них.
Первой щелью, в которую Малгрю удалось засунуть своего приятеля, была должность европейского шефа группы советского отдела по внешним операциям. Но отдел внешних операций ведал только теми советскими агентами, которые находились за пределами СССР или советского блока. В число этих агентов не входили «Лайсандер», спартанский воин, руководящий в Восточном Берлине управлением "К" в составе КГБ; «Орион», охотник, из Министерства обороны в Москве; «Делфи», оракул, в самых верхах Министерства иностранных дел, и четвертый, тот, кто хотел улететь за океан и под кодовым именем «Пегас» сидел в закрытом научном центре между Москвой и Уралом. Когда Эймс, пользуясь своим положением, торопливо проверял Джейсона Монка, который теперь был выше рангом – Джи-эс-15, в то время как Эймс застрял наДжи-эс-14, он ничего не обнаружил. Но отсутствие информации по Монку в отделе внешних операций говорило только об одном: агенты Монка находились внутри СССР. Скаттлбат и Малгрю рассказали ему остальное.
В управлении говорили, что Джейсон Монк – самый лучший, последняя надежда отдела, разгромленного предыдущим предательством Эймса. Говорили также, что он одиночка, индивидуалист, работающий по-своему, рискующий по-своему, и его давно бы выжили, если бы не одно обстоятельство: он добивался результатов в организации, которая неуклонно становилась все меньше и меньше.
Как любого бумажного карьериста, Малгрю возмущал Монк. Возмущал своей независимостью, отказом заполнять формы в трех экземплярах, а больше всего своим явным иммунитетом на жалобы людей, подобных Малгрю. Эймс воспользовался его возмущением. Из них двоих у Эймса голова оказалась крепче. Под винными парами он сохранял способность соображать, в то время как Малгрю становился хвастливым и распускал язык.
Как– то поздно вечером в сентябре 1989 года, когда разговор снова коснулся Монка, Малгрю выболтал, что слышал об агенте Монка, который был важной «шишкой». Говорили, что Монк завербовал его пару лет назад в Аргентине.
Он не узнал ни имени, ни кодовой клички. Но КГБ сможет выяснить все остальное. «Шишка» указывала на человека в ранге второго секретаря или выше. «Пару лет» определили в период от полутора лет до трех. Проверка назначений Министерства иностранных дел СССР в посольство в Буэнос-Айресе дала список из восемнадцати человек. Подсказка Эймса, что этот человек больше за границу не назначался, сократила список до двенадцати.
В отличие от ЦРУ контрразведка КГБ не отличалась щепетильностью. Она начала приглядываться к неожиданному появлению денег, повышению уровня жизни, даже покупке маленькой квартирки…
День был прекрасный, этот первый день сентября, с Ла-Манша дул легкий ветерок, и ничто не разделяло утесы и далекий берег Нормандии, кроме подгоняемых ветром барашков волн.
Сэр Найджел шагал по тропе, проложенной между утесов от вершины Дэрлстон-Хед до Сент-Элбан-Хед, и упивался пахнувшим солью воздухом. Это была его любимая прогулка в течение многих лет. и она действовала на него после прокуренных залов заседаний или ночной работы с секретными документами как тонизирующее средство. Он считал, что она проясняет голову, помогает сосредоточиться, отогнать все ненужное и умышленно ложное, выявить самую сущность проблемы.
Он провел ночь над двумя документами, которые ему дал Генри Кумс, и был потрясен тем, что прочитал. Детективная работа, проделанная после того, как бродяга бросил что-то в машину Селии Стоун, заслужила его одобрение. Именно так он бы проделал ее сам.
Он плохо помнил Джока Макдоналда, молодого стажера, бегавшего с поручениями по Сенчури-Хаус. Очевидно, он много поработал. И Куме поддерживал заключение: «Черный манифест» – не фальшивка, не шутка.
Его мысли обратились к самому манифесту. Если этот русский демагог действительно собирается выполнять свою программу, случится нечто ужасное, подобное тому, о чем он помнил с юности.
В 1943 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет, его наконец взяли в британскую армию и отправили в Италию. Раненного в большом наступлении при Монте-Касино, его поместили в госпиталь в Англии, а после выздоровления, несмотря на просьбы вернуться в действующую армию, направили в военную разведку.
Лейтенантом, которому только что исполнилосьдвадцать, он вместе с Восьмой армией перешел Рейн и увидел то, чего никому лучше бы не видеть никогда. Потрясенный пехотный майор попросил Ирвина прийти и посмотреть, что на своем пути обнаружили его солдаты. То, что он увидел в концентрационном лагере Берген-Белзен, было кошмаром, который преследовал не только его, но и людей постарше всю жизнь.
Ирвин повернул обратно в глубь острова у Сент-Элбан-Хед, следуя по тропе, ведущей к деревне Эктон, где, еще раз повернув, направился в Лэнггон-Мэтреверс. Что делать? И есть ли надежда на успех? Сжечь документы сейчас же и забыть о них? Соблазн, большой соблазн. Или взять их в Америку и, вероятно, стать предметом насмешек патриархов, с которыми он собирается провести неделю? Немыслимо!
Он открыл калитку сада и прошел через небольшой участок, который Пенни отвела под фруктовый сад, а летом еще и выращивала там овощи. В костре дымились срезанные ветки, но внутри еще ярко краснели угольки. Так легко положить сюда документы, и они сразу же вспыхнут.
Генри Кумс, он знал, никогда не заведет разговора об этом, никогда не спросит, что он сделал, не будет добиваться отчета, что из этого получилось. Никто никогда не узнает, откуда появились эти документы, потому что ни один из них не проговорится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67