C доставкой Водолей
Положительная
роль вдохновения, страсти, безумного порыва как для успеха како-
го-либо практического дела, так и для чисто научных открытий есть
также факт, который психологически не может быть отрицаем. Во
всех этих случаях мы имеем примеры расширяющего и обогащаю-
щего влияния <душевной жизни> на познание - примеры, в кото-
рых обнаруживается творческая сила духовной жизни как озаряю-
щего, познающего переживания, как внутреннего единства жизни
и знания. <Предметный мирок> человека имеет, в силу этого, не
только границы, но и углубления, недоступные бесстрастному
и безличному предметному сознанию, а обусловленные силами
личной душевной жизни. И когда мы говорим, что личность есть
монада, которая <с своей точки зрения> созерцает или отражает
вселенную, то это есть не одно лишь ограничение: ее индивидуальная
<точка зрения> не только стесняет ее горизонт, но по крайней мере
часто и освещает его с особенной, ей одной присущей силой.
И здесь мы непосредственно усматриваем внутреннюю связь ду-
ховной жизни как самосознания с духовной жизнью как живым
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
торой глубине в обширном, свободном пространстве, из которого
весь светлый божий мир виден лучше и глубже, чем с поверхности
или из маленького отверстия, соединяющего с ним нашу единичную
подземную келью. Нет надобности ссылаться на переживания
мистического или религиозного порядка в узком смысле слова, что-
бы усмотреть эту незамкнутость, транссубъективность, над-
ындивидуальность душевной жизни. Самые обыденные явления че-
ловеческой жизни, и то, что эти явления могли оставаться необъяс-
ненными и представлять собой неразрешимую загадку, есть
1е51ш1општ раиреПаНа традиционных философских предпосылок
эмпирической психологии. Таков ужефикт общения между людьми,
на котором построена вся социальная и нравственная жизнь чело-
века и с которой связана вся его духовная жизнь. Факт общения,
знания чужой душевной жизни, непосредственной практически-
жизненной связи между людьми этот загадочный для современной
психологии и гносеологии факт - есть простое выражение транс-
субъективности переживания, наличности в душевной жизни тако-
го пласта, в котором она есть не <моя личная> жизнь, а жизнь
сверхиндивидуальная, через которую моя жизнь соприкасается с
<твоей> или чужой вообще. В силу этого же моя жизнь есть часть
жизни моей страны, нации, государства, человечества, может осу-
ществлять в себе объективные, надындивидуальные содержания
права и нравственности; и в силу этого же мне изнутри доступны
надындивидуальные содержания искусства и религиозной жизни. В
силу этого, наконец, всякое вообще познавательное соприкосно-
вение с объективным бытием в известной мере есть или по крайней
мере может быть и душевным соприкосновением с ним - его внут-
ренним переживанием, т. е. тем, что мы называем духовной жизнью.
V
Оставляя пока без более подробного рассмотрения соотношение
между обособляюще-единичной и надындивидуально-общей сторо-
ной душевной жизни (мы обратимся к нему тотчас же ниже), уясним
здесь несколько точнее природу этой <периферической>, предмет-
но-духовной жизни и ее связь с изложенной выше внутренней сто-
роной духовной жизни как самосознания. Душевная жизнь и ее
формирующее единство суть, как мы теперь видим, силы, способные
не только ограничивать и субъективно преломлять или искажать
объективное знание, но и положительно содействовать ему и обога-
щать его. То, что мы назвали <предметным мирком> человека, есть
не только ограниченный и субъективно-окрашенный отрезок содер-
жания холодно-интеллектуального предметного знания; в нем
обнаруживается также творческая, в высшем, объективном смысле
формирующая сила нашей души. Что наши страсти и влечения,
симпатии и аптипатии <ослепляют> нас, ограничивают наше
знание, делают нас пристрастными - это, конечно, верно, но это
есть только половина истины, которую принимает за полную истину
лишь филистерская ограниченность <трезвого рассудка>; то, что
есть живого в человеке, знает, что страсть, порывы, любовь не толь-
ко ослепляют, но и озаряют нас, раскрывают нам недоступные
<рассудку> (чистому, отрешенному от душевной жизни предметно-
му сознанию) глубины бытия, - что есть такое <безумие> в нас,
которое, как говорил его величайший провозвестник Платон, цен-
нее всякого ума и имеет пророчески-озаряющее значение. И здесь
опять-таки нет надобности ссылаться лишь на высшее по своему
предмету религиозное знание, хотя оно и есть самый яркий пример
познавательной ценности переживания. Но и влюбленный, как бы
часто он ни был <ослеплен>, еще чаще с ему одному присущей
чуткостью знает душевную жизнь любимого существа лучше, глуб-
же и полнее, чем равнодушные. И если нас часто смешит родитель-
ская любовь, превозносящая как гения маленькое существо, в кото-
ром мы можем усмотреть лишь нечто весьма ординарное, то лож-
ность таких оценок лежит лишь в связанных с ними сравнениях: не
интересуясь другими детьми и не замечая их душевных или умст-
венных способностей, любящие родители естественно склонны
ставить высоко над средним уровнем своего ребенка, но те способ-
ности и черты, которые их чуткое проникновение открывает
в ребенке безотносительно обычно действительно ему присущи, и
слепота в этом отношении - на стороне тупого, равнодушного взо-
ра посторонних людей. Известно также, какое большое положи-
тельное значение для научного знания может иметь любовь к пред-
мету - та вдохновенная нежность, с которой ботаник, например,
любуется тонкими формами цветка или анатом рассматривает
отвратительные для нас внутренности животного. Положительная
роль вдохновения, страсти, безумного порыва как для успеха како-
го-либо практического дела, так и для чисто научных открытий есть
также факт, который психологически не может быть отрицаем. Во
всех этих случаях мы имеем примеры расширяющего и обогащаю-
щего влияния <душевной жизни> на познание - примеры, в кото-
рых обнаруживается творческая сила духовной жизни как озаряю-
щего, познающего переживания, как внутреннего единства жизни
и знания. <Предметный мирок> человека имеет, в силу этого, не
только границы, но и углубления, недоступные бесстрастному
и безличному предметному сознанию, а обусловленные силами
личной душевной жизни. И когда мы говорим, что личность есть
монада, которая <с своей точки зрения> созерцает или отражает
вселенную, то это есть не одно лишь ограничение: ее индивидуальная
<точка зрения> не только стесняет ее горизонт, но по крайней мере
часто и освещает его с особенной, ей одной присущей силой.
И здесь мы непосредственно усматриваем внутреннюю связь ду-
ховной жизни как самосознания с духовной жизнью как живым
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
предметным знанием. Если формирующая сила души вообще выра-
жается в созидании, через посредство управления вниманием, субъ-
ективного единства <предметного мирка>, то, поскольку душа есть
не только эмпирически-субъективная энтелехия, а в глубочайшем
своем корне вместе с тем действенное проявление надындивидуаль-
ной идеи, единство созидаемого ею <предметного мирка> есть тоже
единство объективное и имеет надындивидуальную ценность.
Лучшим примером здесь может служить всякое духовное творчество
гения. Гений, с одной стороны, есть существо, которому дарована
исключительная сила объективного проникновения в бытие или
объективных практически-творческих достижений: результат его
творчества - выражается ли оно в познании, в искусстве, в рели-
гии, в практических осуществлениях - имеют всегда объективное,
надындивидуальное значение, совершенно независимое от инди-
видуальной личности их творца. С другой стороны, гений есть суще-
ство, вся жизнь и творчество которого есть непросредственное обна-
ружение его глубочайшего личного единства, осуществление
призвания, которое образует как бы само существо его личности] и
все его дела и творения отмечены печатью глубочайшей оригиналь-
ности, неповторимой единственности подлинной индивидуаль-
ности. Объективная- и субъективная, надындивидуальная и инди-
видуальная стороны его внутренней жизни, образуют не внешнее, а
органически-внутреннее единство, в силу которого объективно
и надындивидуально в его жизни и творчестве именно то, что есть
обнаружение его глубочайшей личной индивидуальности. Ибо су-
щество его личности, его <души> и есть объективная идея, которая
в своем творческом осуществлении обнаруживается как сила иск-
лючительного проникновения в объективное бытие и тем придает
объективное значение его личным достижениям. Та художественная
гармония личности, в которой мы выше, при описании внутренней
духовной жизни, усмотрели выражение подлинного, высшего
единства души как живой идеи есть вместе с тем надындивидуальное
единство объективного знания, чистый, общезначимый свет, озаря-
ющий и раскрывающий нам бытие. Предметное сознание не есть
здесь чистый, холодно-бесстрастный свет отрешенного от жизни со-
зерцания, а насквозь пропитан жаром душевной жизни и есть лишь
обнаружение творческой силы личного бытия; но, с другой стороны,
личная душевная жизнь не есть здесь темный жар страстей, лишь
разрушающая, чуждая всему объективному, хаотическая сила сле-
пого переживания: она, напротив, насквозь пронизана светом
объективности, есть творчески-формирующая и озаряющая сила.
И два момента человеческого сознания, которые мы раньше раз-
личали и противопоставляли друг другу как свет и жар пламени
душевной жизни, здесь образуют нераздельное исконное единство.
То, что с такой непререкаемой очевидностью обнаруживается
во внутренней и внешней стороне личности гения, в его самосоз-
нании и предметном сознании и творчестве, есть в известной мере,
лишь в потенциальной и скрытой форме, последнее существо че-
ловеческой личности вообще. Ни один человек, как бы духовно
беден, слаб и неоригинален он ни был, не лишен по крайней мере
зачатков духовной жизни как в своем самосознании, так и в своем
предметном сознании. Каждый имеет и хотя бы иногда и смутно
сознает неповторимую единственность своей личности как некой
объективной ценности - о чем уже свидетельствует описанный
выше объективно-метафизический характер самоутверждения,
оттенок которого присущ даже низшим формам <инстинкта само-
сохранения>, и каждый имеет свою своеобразную точку зрения на
мир или, вернее, в известной мере есть такая своеобразная точка
зрения - не только в субъективно-ограничивающем, но и
в объективно-озаряющем смысле такой личной формы бытия и
знания. Таков последний, самый глубокий смысл, в каком, на осно-
вании факта духовной жизни, мы вправе утверждать, что каждая
душа есть <монада> - <малая вселенная>, <образ и подобие Бога>.
Ибо если в абсолютном всеединстве чистый субъект и объект, оза-
ряющий свет разума и озаряемая им картина объективного бытия
суть лишь производные, выделенные стороны первичного единства
абсолютной сверхвременной жизни, то и человеческая душа есть
в конечном итоге лишь обнаружение этой абсолютной жизни
в низшей сфере единичного душевного бытия, одною своею сторо-
ною ввергнутого в временной поток бытия и тем обособленного от
всеединства в его целостности; и две стороны этой жизни - жизнь
как слепое бытие или переживание и жизнь как свет знания -
суть именно лишь две, в низших формах душевной жизни обо-
собимые, но изнутри, в глубочайшем своем корне слитые стороны
первичного единства абсолютной жизни, возвышающейся над са-
мой противоположностью как между сознанием и бытием, так и
между субъективностью и объективностью, единичностью и над-
ындивидуальной общностью. В этом своем глубочайшем корне, че-
ловеческие души как носители или единства духовной жизни суть
не что иное, как отдельные излучения всеединства абсолютной
жизни, как таковой: как говорит гениальный Лейбниц, Бог вопло-
щает в отдельное существо или бытие определенное свое созер-
цание, и это существо есть душа человека
Теперь, прежде чем перейти к завершающей оценке духовной
жизни как особой формы или стадии жизни сознания, наряду с
Так же и у Плотина: индивидуальная душа в своей основе есть единичный
логос (творческое понятие) единого Духа: ото<; еГс; той уои цеуоусга (уи/п) .
Епп. IV, 3, 5 в конце.
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
предметным знанием. Если формирующая сила души вообще выра-
жается в созидании, через посредство управления вниманием, субъ-
ективного единства <предметного мирка>, то, поскольку душа есть
не только эмпирически-субъективная энтелехия, а в глубочайшем
своем корне вместе с тем действенное проявление надындивидуаль-
ной иДеи, единство созидаемого ею <предметного мирка> есть тоже
единство объективное и имеет надындивидуальную ценность.
Лучшим примером здесь может служить всякое духовное творчество
гения. Гений, с одной стороны, есть существо, которому дарована
исключительная сила объективного проникновения в бытие или
объективных практически-творческих достижений: результат его
творчества - выражается ли оно в познании, в искусстве, в рели-
гии, в практических осуществлениях - имеют всегда объективное,
надындивидуальное значение, совершенно независимое от инди-
видуальной личности их творца. С другой стороны, гений есть суще-
ство, вся жизнь и творчество которого есть непросредственное обна-
ружение его глубочайшего личного единства, осуществление
призвания, которое образует как бы само существо его личности и
все его дела и творения отмечены печатью глубочайшей оригиналь-
ности, неповторимой единственности подлинной индивидуаль-
ности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
роль вдохновения, страсти, безумного порыва как для успеха како-
го-либо практического дела, так и для чисто научных открытий есть
также факт, который психологически не может быть отрицаем. Во
всех этих случаях мы имеем примеры расширяющего и обогащаю-
щего влияния <душевной жизни> на познание - примеры, в кото-
рых обнаруживается творческая сила духовной жизни как озаряю-
щего, познающего переживания, как внутреннего единства жизни
и знания. <Предметный мирок> человека имеет, в силу этого, не
только границы, но и углубления, недоступные бесстрастному
и безличному предметному сознанию, а обусловленные силами
личной душевной жизни. И когда мы говорим, что личность есть
монада, которая <с своей точки зрения> созерцает или отражает
вселенную, то это есть не одно лишь ограничение: ее индивидуальная
<точка зрения> не только стесняет ее горизонт, но по крайней мере
часто и освещает его с особенной, ей одной присущей силой.
И здесь мы непосредственно усматриваем внутреннюю связь ду-
ховной жизни как самосознания с духовной жизнью как живым
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
торой глубине в обширном, свободном пространстве, из которого
весь светлый божий мир виден лучше и глубже, чем с поверхности
или из маленького отверстия, соединяющего с ним нашу единичную
подземную келью. Нет надобности ссылаться на переживания
мистического или религиозного порядка в узком смысле слова, что-
бы усмотреть эту незамкнутость, транссубъективность, над-
ындивидуальность душевной жизни. Самые обыденные явления че-
ловеческой жизни, и то, что эти явления могли оставаться необъяс-
ненными и представлять собой неразрешимую загадку, есть
1е51ш1општ раиреПаНа традиционных философских предпосылок
эмпирической психологии. Таков ужефикт общения между людьми,
на котором построена вся социальная и нравственная жизнь чело-
века и с которой связана вся его духовная жизнь. Факт общения,
знания чужой душевной жизни, непосредственной практически-
жизненной связи между людьми этот загадочный для современной
психологии и гносеологии факт - есть простое выражение транс-
субъективности переживания, наличности в душевной жизни тако-
го пласта, в котором она есть не <моя личная> жизнь, а жизнь
сверхиндивидуальная, через которую моя жизнь соприкасается с
<твоей> или чужой вообще. В силу этого же моя жизнь есть часть
жизни моей страны, нации, государства, человечества, может осу-
ществлять в себе объективные, надындивидуальные содержания
права и нравственности; и в силу этого же мне изнутри доступны
надындивидуальные содержания искусства и религиозной жизни. В
силу этого, наконец, всякое вообще познавательное соприкосно-
вение с объективным бытием в известной мере есть или по крайней
мере может быть и душевным соприкосновением с ним - его внут-
ренним переживанием, т. е. тем, что мы называем духовной жизнью.
V
Оставляя пока без более подробного рассмотрения соотношение
между обособляюще-единичной и надындивидуально-общей сторо-
ной душевной жизни (мы обратимся к нему тотчас же ниже), уясним
здесь несколько точнее природу этой <периферической>, предмет-
но-духовной жизни и ее связь с изложенной выше внутренней сто-
роной духовной жизни как самосознания. Душевная жизнь и ее
формирующее единство суть, как мы теперь видим, силы, способные
не только ограничивать и субъективно преломлять или искажать
объективное знание, но и положительно содействовать ему и обога-
щать его. То, что мы назвали <предметным мирком> человека, есть
не только ограниченный и субъективно-окрашенный отрезок содер-
жания холодно-интеллектуального предметного знания; в нем
обнаруживается также творческая, в высшем, объективном смысле
формирующая сила нашей души. Что наши страсти и влечения,
симпатии и аптипатии <ослепляют> нас, ограничивают наше
знание, делают нас пристрастными - это, конечно, верно, но это
есть только половина истины, которую принимает за полную истину
лишь филистерская ограниченность <трезвого рассудка>; то, что
есть живого в человеке, знает, что страсть, порывы, любовь не толь-
ко ослепляют, но и озаряют нас, раскрывают нам недоступные
<рассудку> (чистому, отрешенному от душевной жизни предметно-
му сознанию) глубины бытия, - что есть такое <безумие> в нас,
которое, как говорил его величайший провозвестник Платон, цен-
нее всякого ума и имеет пророчески-озаряющее значение. И здесь
опять-таки нет надобности ссылаться лишь на высшее по своему
предмету религиозное знание, хотя оно и есть самый яркий пример
познавательной ценности переживания. Но и влюбленный, как бы
часто он ни был <ослеплен>, еще чаще с ему одному присущей
чуткостью знает душевную жизнь любимого существа лучше, глуб-
же и полнее, чем равнодушные. И если нас часто смешит родитель-
ская любовь, превозносящая как гения маленькое существо, в кото-
ром мы можем усмотреть лишь нечто весьма ординарное, то лож-
ность таких оценок лежит лишь в связанных с ними сравнениях: не
интересуясь другими детьми и не замечая их душевных или умст-
венных способностей, любящие родители естественно склонны
ставить высоко над средним уровнем своего ребенка, но те способ-
ности и черты, которые их чуткое проникновение открывает
в ребенке безотносительно обычно действительно ему присущи, и
слепота в этом отношении - на стороне тупого, равнодушного взо-
ра посторонних людей. Известно также, какое большое положи-
тельное значение для научного знания может иметь любовь к пред-
мету - та вдохновенная нежность, с которой ботаник, например,
любуется тонкими формами цветка или анатом рассматривает
отвратительные для нас внутренности животного. Положительная
роль вдохновения, страсти, безумного порыва как для успеха како-
го-либо практического дела, так и для чисто научных открытий есть
также факт, который психологически не может быть отрицаем. Во
всех этих случаях мы имеем примеры расширяющего и обогащаю-
щего влияния <душевной жизни> на познание - примеры, в кото-
рых обнаруживается творческая сила духовной жизни как озаряю-
щего, познающего переживания, как внутреннего единства жизни
и знания. <Предметный мирок> человека имеет, в силу этого, не
только границы, но и углубления, недоступные бесстрастному
и безличному предметному сознанию, а обусловленные силами
личной душевной жизни. И когда мы говорим, что личность есть
монада, которая <с своей точки зрения> созерцает или отражает
вселенную, то это есть не одно лишь ограничение: ее индивидуальная
<точка зрения> не только стесняет ее горизонт, но по крайней мере
часто и освещает его с особенной, ей одной присущей силой.
И здесь мы непосредственно усматриваем внутреннюю связь ду-
ховной жизни как самосознания с духовной жизнью как живым
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
предметным знанием. Если формирующая сила души вообще выра-
жается в созидании, через посредство управления вниманием, субъ-
ективного единства <предметного мирка>, то, поскольку душа есть
не только эмпирически-субъективная энтелехия, а в глубочайшем
своем корне вместе с тем действенное проявление надындивидуаль-
ной идеи, единство созидаемого ею <предметного мирка> есть тоже
единство объективное и имеет надындивидуальную ценность.
Лучшим примером здесь может служить всякое духовное творчество
гения. Гений, с одной стороны, есть существо, которому дарована
исключительная сила объективного проникновения в бытие или
объективных практически-творческих достижений: результат его
творчества - выражается ли оно в познании, в искусстве, в рели-
гии, в практических осуществлениях - имеют всегда объективное,
надындивидуальное значение, совершенно независимое от инди-
видуальной личности их творца. С другой стороны, гений есть суще-
ство, вся жизнь и творчество которого есть непросредственное обна-
ружение его глубочайшего личного единства, осуществление
призвания, которое образует как бы само существо его личности] и
все его дела и творения отмечены печатью глубочайшей оригиналь-
ности, неповторимой единственности подлинной индивидуаль-
ности. Объективная- и субъективная, надындивидуальная и инди-
видуальная стороны его внутренней жизни, образуют не внешнее, а
органически-внутреннее единство, в силу которого объективно
и надындивидуально в его жизни и творчестве именно то, что есть
обнаружение его глубочайшей личной индивидуальности. Ибо су-
щество его личности, его <души> и есть объективная идея, которая
в своем творческом осуществлении обнаруживается как сила иск-
лючительного проникновения в объективное бытие и тем придает
объективное значение его личным достижениям. Та художественная
гармония личности, в которой мы выше, при описании внутренней
духовной жизни, усмотрели выражение подлинного, высшего
единства души как живой идеи есть вместе с тем надындивидуальное
единство объективного знания, чистый, общезначимый свет, озаря-
ющий и раскрывающий нам бытие. Предметное сознание не есть
здесь чистый, холодно-бесстрастный свет отрешенного от жизни со-
зерцания, а насквозь пропитан жаром душевной жизни и есть лишь
обнаружение творческой силы личного бытия; но, с другой стороны,
личная душевная жизнь не есть здесь темный жар страстей, лишь
разрушающая, чуждая всему объективному, хаотическая сила сле-
пого переживания: она, напротив, насквозь пронизана светом
объективности, есть творчески-формирующая и озаряющая сила.
И два момента человеческого сознания, которые мы раньше раз-
личали и противопоставляли друг другу как свет и жар пламени
душевной жизни, здесь образуют нераздельное исконное единство.
То, что с такой непререкаемой очевидностью обнаруживается
во внутренней и внешней стороне личности гения, в его самосоз-
нании и предметном сознании и творчестве, есть в известной мере,
лишь в потенциальной и скрытой форме, последнее существо че-
ловеческой личности вообще. Ни один человек, как бы духовно
беден, слаб и неоригинален он ни был, не лишен по крайней мере
зачатков духовной жизни как в своем самосознании, так и в своем
предметном сознании. Каждый имеет и хотя бы иногда и смутно
сознает неповторимую единственность своей личности как некой
объективной ценности - о чем уже свидетельствует описанный
выше объективно-метафизический характер самоутверждения,
оттенок которого присущ даже низшим формам <инстинкта само-
сохранения>, и каждый имеет свою своеобразную точку зрения на
мир или, вернее, в известной мере есть такая своеобразная точка
зрения - не только в субъективно-ограничивающем, но и
в объективно-озаряющем смысле такой личной формы бытия и
знания. Таков последний, самый глубокий смысл, в каком, на осно-
вании факта духовной жизни, мы вправе утверждать, что каждая
душа есть <монада> - <малая вселенная>, <образ и подобие Бога>.
Ибо если в абсолютном всеединстве чистый субъект и объект, оза-
ряющий свет разума и озаряемая им картина объективного бытия
суть лишь производные, выделенные стороны первичного единства
абсолютной сверхвременной жизни, то и человеческая душа есть
в конечном итоге лишь обнаружение этой абсолютной жизни
в низшей сфере единичного душевного бытия, одною своею сторо-
ною ввергнутого в временной поток бытия и тем обособленного от
всеединства в его целостности; и две стороны этой жизни - жизнь
как слепое бытие или переживание и жизнь как свет знания -
суть именно лишь две, в низших формах душевной жизни обо-
собимые, но изнутри, в глубочайшем своем корне слитые стороны
первичного единства абсолютной жизни, возвышающейся над са-
мой противоположностью как между сознанием и бытием, так и
между субъективностью и объективностью, единичностью и над-
ындивидуальной общностью. В этом своем глубочайшем корне, че-
ловеческие души как носители или единства духовной жизни суть
не что иное, как отдельные излучения всеединства абсолютной
жизни, как таковой: как говорит гениальный Лейбниц, Бог вопло-
щает в отдельное существо или бытие определенное свое созер-
цание, и это существо есть душа человека
Теперь, прежде чем перейти к завершающей оценке духовной
жизни как особой формы или стадии жизни сознания, наряду с
Так же и у Плотина: индивидуальная душа в своей основе есть единичный
логос (творческое понятие) единого Духа: ото<; еГс; той уои цеуоусга (уи/п) .
Епп. IV, 3, 5 в конце.
ДУША ЧЕЛОВЕКА
ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ
предметным знанием. Если формирующая сила души вообще выра-
жается в созидании, через посредство управления вниманием, субъ-
ективного единства <предметного мирка>, то, поскольку душа есть
не только эмпирически-субъективная энтелехия, а в глубочайшем
своем корне вместе с тем действенное проявление надындивидуаль-
ной иДеи, единство созидаемого ею <предметного мирка> есть тоже
единство объективное и имеет надындивидуальную ценность.
Лучшим примером здесь может служить всякое духовное творчество
гения. Гений, с одной стороны, есть существо, которому дарована
исключительная сила объективного проникновения в бытие или
объективных практически-творческих достижений: результат его
творчества - выражается ли оно в познании, в искусстве, в рели-
гии, в практических осуществлениях - имеют всегда объективное,
надындивидуальное значение, совершенно независимое от инди-
видуальной личности их творца. С другой стороны, гений есть суще-
ство, вся жизнь и творчество которого есть непросредственное обна-
ружение его глубочайшего личного единства, осуществление
призвания, которое образует как бы само существо его личности и
все его дела и творения отмечены печатью глубочайшей оригиналь-
ности, неповторимой единственности подлинной индивидуаль-
ности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41