> Ее зародышевой формой является уже самосознание пред-
метного сознания вообще, поскольку каждый из нас сознает,
1что сверхиндивидуальное познающее <я>, при всем его отличии
1от конкретно-субъективного <я> душевной жизни, все же лишь
абстрактно отделимо от последнего, конкретно же слито с ним
в едином субъективно-объективном живом центре или носителе
сознания. Это, казалось бы совершенно отвлеченное, практически
.несущественное <умозрение> имеет то живое значение, что в нем
1Вепосредственно обнаруживается единство знания и жизни в на-
1В1ем конкретном бытии. Тем самым это, само по себе лишь
1исго формальное и бессодержательное единство есть основа

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ

ность познающего разума или духа и бесконечность предметного
бытия. Это дает возможность заранее сказать, что духовная
жизнь, будучи жизнью <души> в духе, укорененностью субъ-
ективного единства нашего <я> в глубинах надындивидуального
света, есть вместе с тем жизнь души в предметном бытии,
некоторая органическая слитность ее с миром объектов. Для того
чтобы уяснить себе эту сторону духовной жизни, мы должны,
оставив на время в стороне более глубокую, центральную
природу духовной жизни, сосредоточиться на некоторых элемен-
тарных ее обнаружениях, которые принадлежат к самым
общеизвестным, но вместе с тем и к самым загадочным для
обычной психологии явлениям человеческой жизни.

Анализируя элементы или стороны сознания, мы говорили
о душевной жизни, предметном сознании и самосознании. Но
есть целая группа своеобразных, хорошо всем знакомых явлений
нашей жизни, которая не укладывается ни в одну из этих трех
областей сознания. Это - явления, которые психология - как
бы расписываясь тем в своем бессилии - обозначила и словесно,
и по смыслу неудачным и беспомощным термином вчувствования
(ЕшййЫипе). Мы <чувствуем> грусть или веселье, приветливость
или угрюмость другого человека, красоту пейзажа, унылость,
мятежность или игривость музыкальной мелодии, скорбную пре-
лесть тонких образов Ботичелли и благородную строгость свето-
теней Рембрандта. Каждый цветок в природе, даже каждая ге-
ометрическая фигура или линия определенной формы имеет для
нас какую-то <физиономию>, какой-то собственный <облик>, ко-
торый мы, с одной стороны, сознаем как принадлежность самого
предмета и который вместе с тем не есть логически определимое,
интеллектуально-познаваемое бесстрастное объективное содер-
жание, а уловимо лишь в сочувственном сердечно-эмоциональ-
ном впечатлении и как бы есть само только такое впечатление
или субъективное <переживание>. Что такое суть эти явления и
как они объяснимы? .

Нигде, быть может, философская беспомощность <эмпиричес-
кой психологии> и необходимость философской психологии, как
описания родовой природы душевной жизни и уяснения ее отно-
шения к другим областям бытия, не обнаруживается с такой
очевидностью и конкретной остротой, как в описании и объяснении
этих явлений так называемого <вчувствования>. При всем многооб-
разии генетических объяснений процесса или механизма <вчувст-
вования> феноменологически его описывают как некоторого рода
объективацию или проецирование во вне и прикрепление к пред-
метным содержаниям внутренних эмоциональных переживаний
личности . При этом оказывается, по-видимому, забытой даже
азбучная истина о непространственности сознания или душевной
жизни. Эмоциональное переживание кажется само по себе

<очевидно> принадлежащим нам, ибо оно разыгрывается ведь
внутри нас - это значит, конечно: внутри нашего тела, вероятно
где-то в груди, в области сердца или по близости от него; и если оно
представляется принадлежащим внешнему предмету или при-
крепленным к нему, то, <очевидно>, это есть результат некоторого
<выбрасывания наружу> того, что совершается <внутри> нашей
души (а следовательно, и внутри нашего тела). Смущает, правда,
то обстоятельство, что никакое самонаблюдение никогда не может
подметить здесь этого выбрасывания наружу и что этот таинствен-
ный процесс обнаруживает подозрительное сходство с тем <прое-
цированием во вне> ощущений (например, зрительных образов или
<картинок на сетчатке>), которое уже давно распознано как
наивный миф беспомощной гносеологии. Но что же делать - дру-
гого выхода здесь, по-видимому, не остается

Две загадки смущают обычное сознание в явлении <вчувст-
вования> и образуют как бы ропз актоппп для <эмпирической
психологии"": 1) почему <впечатления> такого рода переживаются
не <внутри>, а <вне> нас? 2) почему они переживаются не как
наше собственное, субъективное душевное явление, а как прина-
лежность или содержание познаваемого объекта? Первая загад-
ка - поскольку в ней <внутри нас"" значит именно <внутри на-
шего тела>, - конечно, для гносеологически-просвещенного соз-
нания не представляет никакой трудности. Душевная жизнь, как
таковая, вообще не <помещается"" нигде, и, следовательно, не
должна быть непременно локализована внутри нашего тела.
<Внутри нашего тела> локализуются только органические ощу-
щения и поэтому факт так называемого <вчувствования> говорит
просто о том, что по крайней мере эмоциональные переживания
этого рода феноменологически не исчерпываются <комплексом
органических ощущений>, а имеют отделимую от них сторону
чистого, нечувственного и потому вообще нелокализованного
<переживания>. Красота пейзажа, выражение лица, характер
музыкальной мелодии, впечатление от геометрической формы -
все это пространственно не <сидит> ни внутри нас, ни вне нас,
как бы прилепленное к поверхности внешнего явления: все это
живет непространственно, как непространственно сознается наша
мысль, наша воля или какая-нибудь истина. Труднее вторая
загадка, в которой мы в свою очередь должны различать две
стороны - противопоставленность таких <впечатлений> субъек-
тивному душевному миру, сознаваемому как область нашего

Мы сознательно представили основную мысль теории <вчувствования>
? > упрощенном и в этом отношении, конечно, шаржированном виде. Большинство
образованных психологов в большей или меньшей степени отдает себе отчет
1 в том, что гносеологически в идее <вчувствования> есть что-то неладное и ста-
1рается утончить и так или иначе смягчить эту неладность. Но в конце концов
1>под их теориями все-таки скрывается эта наивная концепция.

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ

индивидуального <я>, и их принадлежность к определенным
внешним объектам. Первая сторона имеет по крайней мере ана-
логию себе в других душевных явлениях. Как только в конк-
ретной душевной жизни совершилась дифференциация между
центральной управляющей инстанцией нашего <я> и стихией
бесформенной душевной жизни, мы имеем всеа характерное
сознание различия между <моими переживаниями>, как пере-
живаниями как бы истекающими из личного центра душевной
жизни и творимыми или управляемыми им, и <переживаниями
во мне> ", как явлениями душевной жизни как бы еще недисцип-
линированными, неподчиненными центральной власти, соверша-
ющимися спонтанно и лишь как бы задним числом обнаружива-
емыми этой центральной инстанцией. Целый ряд стремлений,
настроений, эмоций переживается как что-то, что неожиданно,
как бы извне <напало> на нас, <навязалось> нам, и иногда эта
посторонность их нашему <я> сознается с такой остротой, что
воспринимается как одержимость, как присутствие в нашей ду-
шевной жизни какого-то постороннего, чуждого <нам> существа.
Но, конечно, аналогия переживаний этого рода с рассматрива-
емым типом <впечатлений> лишь неполная: <переживания во
мне>, не будучи <моими> в смысле близости их к моему <я>
или производности от моего <я>, суть все же <мои> в смысле
принадлежности к общему душевному миру, который я называю
<моим>, тогда как <впечатления> как бы принадлежат самой
объективной действительности. Но это различие, значение и
смысл которого мы тотчас же попытаемся уяснить, не устраняет
того факта, что и в лице этих чуждых нам переживаний мы
имеем явления, как бы лишь внешне констатируемые, т. е. что
не все содержания моей душевной жизни суть вместе с тем
переживания моего <я>, не все группируются вокруг личного
центра душевной жизни, а что, наоборот, некоторые из них как
бы выпадают из личного единства и обособляются во что-то
самостоятельное, <независимое от нас>. Остается, таким образом,
вторая сторона <внесубъективности> явлений <вчувствования> -
их определенная не субъективность, принадлежность к предмет-
ным содержаниям. И здесь простое феноменологическое описание
должно ограничиться констатированием очевидного факта:
в явлениях этого рода мы имеем - вопреки нашим обычным
классификациям - явления непосредственного внутреннего
единства переживания с предметным сознанием, и притом
единства не формального, в силу которого предметное сознание
имеет вместе с тем сторону, с которой оно есть переживание, а
материального, в силу которого явления такого рода по своему
содержанию суть неразложимое далее единство или промежу-

Пользуемся здесь удачной терминологией Н. 0. Лосского.

точное состояние между <переживанием> и предметным соз-
нанием; само <переживание> не есть здесь нечто <только субъ-
ективное>, а предметное сознание не есть холодная интеллекту-
альная направленность; мы имеем здесь, напротив, направлен-
ность и предметно-познавательное значение самого
эмоционального переживания, как такового. Наше <впечатление>
есть <чувство>, раскрывающее нам объективное бытие . <Вчув-
ствование> есть в действительности прочувствование,
эмоционально-душевное проникновение в природу объекта, -
переживание, которое, будучи одновременно и субъективно-ду-
шевным явлением, и объективным познанием, возвышается над
самой этой противоположностью и образует явление аш епеп5 .
В этом своеобразном явлении нам не трудно теперь признать
элементарное обнаружение духовной жизни, т. е. того типа
жизни, в котором само существо нашего <душевного бытия> не
есть нечто только субъективное, а укоренено в объективном
бытии или органически слито с ним.

IV

Здесь, в лице этих элементарных, общедоступных и для эмпи-
рической психологии все же столь непостижимых явлений так на-
зываемого <вчувствования"", лежит, быть может рипс1ит 8а11еп8
всего понимания духовной жизни, а тем самым и природы души и
душевной жизни вообще. Обычное представление о душевной
жизни, основанное на резком противопоставлении <внутреннего>
мира - <внешнему>, на понимании душевного бытия как некой
обособленной <субъективной> сферы, как бы замкнутой где-то
<внутри нас>, обнаруживает здесь свою коренную несостоятель-
ность. Поправки, которые мы доселе внесли в это понимание, еще
недостаточны. Мы усмотрели, с одной стороны, своеобразную бес-
конечность или неограниченность, как бы <бездонность> этой субъ-
ективной сферы и, с другой стороны, ее внутреннюю связь с пред-
метным сознанием - связь, в силу которой душевная жизнь как
бы воспринимает и пропускает через себя пучок лучей познава-
тельной направленности на объективное бытие и сливается с этим
пучком, теряя тем свою обособленность. Но неограниченность ду-
шевной жизни сама по себе еще не противоречит ее замкнутости,
поскольку мы можем мыслить ее как неограниченность одного,
именно замкнутого в себе, измерения или состояния бытия, не
соприкасающегося с другими измерениями или областями бытия.
Связь же душевной жизни с предметным сознанием, как бы тесна
она ни была, есть все же нечто лишь добавочное, извне присо-
единенное к собственному существу душевной жизни, как таковой.
Таким образом, бездна, отделяющая <внутренний"" мир от <внеш-
него>, <субъективную жизнь> от объективного бытия, еще не за-

ДУША ЧЕЛОВЕКА

ЧАСТЬ II. КОНКРЕТНАЯ ДУШЕВНАЯ ЖИЗНЬ

полнена, и лишь мимоходом, в кратких намеках нам приходилось
доселе касаться той точки бытия, в которой органически слиты эти
два разнородных начала и образуют первичное единство. В лице
духовной жизни и при том яснее и убедительнее всего в лице эле-
ментарных ее обнаружений - явлений, рассматриваемых нами
под именем <вчувствования> - мы прямо наталкиваемся на эту
точку и воочию имеем ее перед собой.

Мы рассматривали доселе душевную жизнь и ее формирующее
единство как силы, хотя и тесно связанные с предметным сознанием
и сливающиеся совместно с содержаниями последнего в производ-
ное единство <предметного мирка>, но все же лишь ограничива-
ющие, искажающие, видоизменяющие в субъективном направ-
лении слитое с ними начало чистого, объективного знания. В лице
явлений <вчувствования> или, - как мы отныне будем их называть
более подходящим именем, - прочувствования мы имеем
единство жизни и знания совершенно иного порядка - то самое
органическое, первичное единство, которое мы только что усмот-
рели в высшей форме самосознания. Само субъективное пере-
живание, как таковое, есть вместе с тем нечто не только субъ-
ективное, а начало, как бы изнутри озаряющее нас светом знания и
объединяющее нас с объективным бытием. Сама жизнь есть
знание - в этом простом, но трудно усвояемом, при господствую-
щих привычках мысли, факте заключается вся разгадка явлений
прочувствования (как и <духовной жизни> вообще). В лице пере-
живания мы не всегда обособлены от объективного бытия и как бы
замкнуты в призрачной области единичного субъективного <я>.
Если переживание в области чисто-чувственной действительно обо-
собляет отдельные душевные единства друг от друга (об этом под-
робнее ниже), если, далее, переживание, как таковое, само по себе
есть начало субъективности, в смысле обнаружения своеобразной
области бытия - обрисованной нами стихии душевной жизни - то
вместе с тем оно имеет сторону, в которой оно изнутри слито с
объективным бытием и знанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41