Очевидно, это указание должно дополняться и умеряться уяс-
нением относительной однородности и сродства самих качест-
венных различий в состав душевной жизни, или - что то же самое
- признанием особого смысла понятия качества в применении
к душевной жизни, в силу которого в ней не существует тех резких
непроходимых разграничений, которые даны в логических
различиях между предметными содержаниями, а есть постоянная
непрерывность в переходе от одного к другому, качественная
близость всего бесконечного ее многообразия. Лишь два-три приме-
ра из бесчисленного множества возможных. <Круглый квадрат>,
как геометрическое содержание, есть бессмыслица, но в непосред-
ственных конкретных образах вполне возможен непрерывный
переход от образа квадрата к образу круга через постепенное за-
кругление сторон квадрата и стушевывание заостренности его уг-
лов (или в обратном направлении), возможно, следовательно, и

уловление чего-то промежуточного между тем и другим, пример
чего в изобилии дает художественная орнаментика, в особенности
при вычурности ее стиля. Точно так же звук, как предметное со-
держание, лежит в совсем иной качественно области бытия, чем
цвет, и логический переход от одного к другому невозможен. Но
известный факт <цветового слуха>, который есть нечто большее,
чем непонятная ассоциация между разнородными содержаниями,
свидетельствует, что в душевной жизни на известном ее слое воз-
можно переживание качественной однородности этих столь разно-
родных ощущений. О том же свидетельствуют странные отожде-
ствления в кошмарном сне, когда мы считаем вполне естественным
и очевидным, что одно лицо, оставаясь самим собою, есть вместе
с тем совсем другое лицо, а иногда и какое-нибудь чудовищное
животное, или что, задыхаясь в дыму пожара, мы одновременно
тонем в море и т. п. И вся влиятельность и убедительность худо-
жественных образов основана на этой однородности в душевном
переживании качественно разнородного.

Из этого для нашего вопроса следует одно: само противопо-
ставление количественных отличий между светлыми и темными,
сильными и слабыми состояниями сознания, с одной стороны,
и качественного отличия между сознательными и бессознатель-
ными душевными явлениями - с другой стороны, в корне ложно.
Как отличие первого рода не тождественно с качественной одно-
родностью, так и отличие второго рода не есть абсолютная,
непроходимая качественная разнородность. Сторонники и про-
тивники идеи <бессознательного> обыкновенно одинаково непра-
вы, последние - отрицая возможность уловления чего-то, каче-
ственно столь отличного от обычного состояния душевной жизни,
первые - подчеркивая абсолютность самого этого различия. По-
этому прежде всего, вместе со многими современными авторами,
мы предпочитаем говорить о <подсознательном> вместо <бессоз-
нательного>, чтобы отметить относительность самого различия,
неадекватность его характеристики через чистое или логическое
отрицание. Бессознательное - или, как мы отныне будем го-
ворить, - подсознательное есть для нас лишь бесконечно мало
сознаваемое, предел ослабления сознания-переживания; причем
вместе с тем необходимо помнить об общем законе душевной
жизни, по которому количественное различие есть вместе с тем
и качественное, следовательно, признать, что такое понимание
подсознательного ничуть не мешает нам говорить о нем как об
особом, своеобразном типе душевных явлений. Мы, конечно, не
можем уловить непосредственным опытом подсознательное в его
чистой, изолированной от иных состояний форме, но умение
пристально, чутко вживаться в пограничные состояния ослаб-
ления сознания дает нам возможность конкретно наметить путь
к этой области, как бы предвидеть конец клубка, который мы

распутали почти до конца, или первый исток реки, до высших
верховий которой мы уже дошли, так что в конце доступного
горизонта мы почти видим или видим в туманных очертаниях
ее первое зарождение. Подсознательное познается тем своеоб-
разным темным знанием, которое предугадывал
уже гений Платона.

большинство защитников понятия подсознательного обосно
вывают его косвенно, ссылкой на факт действий живых существ
не объяснимых иначе, как в виде результатов более или менее
сложных умственных процессов, и вместе с тем не сознаваемых
самими деятелями. Эти указания, при всей их практической
жизненной убедительности, как мы видели, не разрушают фило
софских сомнений, ибо оставляют по крайней мере мыслимых
объяснение таких фактов чисто физиологическими процессами.
никто ещё никогда не показал - говорит спинноза - пределы то-
го, на что способно наше тело. Отчего не допустить, что тело -
головной или даже спинной мозг - может само рассуждать,
вычислять и т.п., т.е. функционирует так, что результаты его
деятельности тождественны итогам, в других случаях обусловлен-
ным сложными умственными процессами? И если душа есть соз-
нание, то, по-видимому, вообще не остается места для другого до-
пущения. для противодействия этим сомнениям мы пытались,
в согласии с нашим общим методом, подойти к явлениям подсоз-
нательным с иной, внутренней их стороны, мы судим о них или
утверждаем их наличность не на основании умозаключений от их
предполагаемых следствий, а на основании наблюдения их собст-
венного существа. в чем состоит это существо? подсознательных
душевных явлениях, с нашей точки зрения, дано чистое
переживание, как таковое, т. е. сама сущность душевной жизни,
изолированная от высших форм бытия или от высших своих про-
явлений.
По тут мы наталкиваемся, кажется, на новую трудность, или,
вернее, старая и единственная трудность понятия подсознательного
опять выступает перед нами. Переживание мы определили выше
как тип сознания мы пытались его охарактеризовать, как само-
явственность, непосредственное бытие для себя н т. п. Пе есть ли
подсознательное нечто прямо противоположное этому - как бы
скрытость от себя, бытие-не-для-себя мы не будем здесь ссы-
латься на только что приведенное разъяснение подсознательного
как бесконечно малого в жизни сознания, ибо это разъяснение
в известном смысле еще остается на поверхности, воспользуемся,
напротив, приведенным сомнением для более глубокого проникно-
вения в существо вопроса.

это значит сознание-переживание, бытие-для себя в от-
личие от содержания предметно-сознаваемого? Это есть, так
сказать, само непосредственное, как бы самодовлеющее внут-
реннее бытие, как оно первичным образом дано себе или изживает
само себя. тщетно искать каких-либо логических признаков
этого элементарного, первичного бытия о нем можно только
сказать, что оно есть бытие, и притом не предметное, не пред-
стоящее чужому взору или вообще чьему-либо созерцанию, а
как бы сущее в себе. термины субъект и объект в их обычном
смысле, как мы знаем, не имеют силы в отношении сознания-
переживания сказать, что в нем сознающий совпадает с созна-
ваемым, значит, строго говоря, сказать, что в нем нет ни соз-
нающего, ни сознаваемого, а есть лишь непосредственное бытие
самого сознания, как нераздельного первичного единства, но
это, собственно, все равно, что сказать, что зДесь нет и соз-
нания в обычном смысле слова. но разве мы не условились
считать переживание особым типом сознания, отличным от
самосознания и предметного сознания, т. е. от форм сознания,
характеризуемых присутствием субъекта н объекта, сознающего
и сознаваемого? И разве опыт, вне всяких теорий, не говорит
нам, что в таких состояниях, как приведенные примеры полуд-
ремоты или эмоциональной исступленности, присутствует какое-
то сознание? Оба сомнения разрешаются сразу и теоретическое
понятие переживания, как типа сознания, и приведенные образ-
цы были лишь приближениями к чистому понятию переживания.
Легко составить предварительное отрицательное понятие соз-
нания, отличного от предметного сознания и самосознания но
надо еще интуитивно осуществить для себя это понятие, н в са-
мом этом предварительном определении этого еще не сделано.
очно так же, руководясь уже приведенными примерами еще
более низких и элементарных форм душевной жизни, легко
усмотреть, что в пропедевтически указанных образцах сознания-
переживания мы не имеем чистых примеров переживания, как
такового. Напротив, в этих состояниях мы имеем переживания,
еще сопутствуемые ослабленными, как бы сумеречными лучами
предметного сознания и самосознания, как в этом легко убедиться
из самонаблюдения, слова о самозабвении, о потере представ-
лений внешнего мира в полуремоте или в состоянии сильнейшего
аффекта, конечно, должны пониматься мы не
забываем себя и мир, а почти теряем их из виду или имеем
их в каком-то тумане. Это почти, этот туман суть все же
следы некоторых высших форм сознания. и эти следы могут все
более и более изглаживаться, допустим теперь, что они совсем
изгладились, что вообще осталось? ничто нет, осталось все же
само переживание, само внутреннее бытие субъекта. И это есть
то, что мы зовем подсознательной жизнью. Момент бытия для

себя, характеризующий переживание, отнюдь не должен необ-
ходимо означать сознанности, хотя бы слабой. Он значит здесь
лишь непосредственность, как бы внутренняя самопроникнутость
бытия, в чем и состоит сущность переживания. Количественное
уменьшение или ослабление того момента, который мы зовем
сознанием, приводит к существенному качественному изменению
самого существа душевного явления.

Эти абстрактные соображения полезно опять оживить ссылкой
на конкретный душевный опыт. Исходной точкой для этого мы
берем страх смерти как уничтожения нашего я. чего, собст-
венно, мы боимся, когда содрогаемся перед мыслью о гибели
нашего Я что нам так дорого в нем. Привычные ли наши
представления и чувства - все то, что образует эмпирическое
содержание нашего бытия - или само бытие нашего я, как
гносеологического субъекта", как смыслящей субстанции
и т. п. Простой умственный эксперимент показывает, что, по
крайней мере, основу этого страха не образует ни то, ни другое
опасение. нас уже успокоит обещание бессмертия, даже если
после смерти наступит совершенное, радикальное изменение со-
держания нашей душевной жизни, всех наших представлений,
чувств н настроений нас успокоит существенно даже обещание,
что мы - мы сами, наше я - будем жить хотя бы в форме
душевной жизни былинки, если только это будет действительное
сохранение внутреннего бытия и при том нашего. все-таки мы
не перестанем существовать. Значит, дело - в сохранении на-
шего сознания? но что это значит - наше сознание центр
тяжести сознания лежит здесь, очевидно, на слове наше, а сов-
сем не на слове сознание. Сохранение нашего существа в соз-
нании потомства или даже во всеобъемлющем и вечном сознании
бога еще не есть наиболее личное бессмертие а если вообразить,
что все содержание нашего сознания, все наши чувства, желания,
представления, наш характер после нашей смерти перейдут
в другое существо, станут Достоянием Другого я, то это не
только нас не успокоит, но еще более устрашить ибо мало того,
что наше-то собственное я при этом все же погибнет, оно
будет лишено своей высшей ценности - значения чего-то единст-
венного и неповторимого, важнее всего на свете для нас не
данное содержание нашего сознания и не сама сознательность,
как таковая, и не единство того и другого, а бытие - какое бы
то ни было - самого вот этого неповторимого носителя соз-
нания, того, что мы называем я и что по самому существу
для каждого из нас есть в единственном числе, как неповторимый
и ни с чем не сравнимый центр всего остального . Этот носитель
или субъект не есть ни то или иное содержание сознания, ни
голая форма осознания вообще".
По что же такое есть этот носитель или субъект сознания?



Позднее мы ознакомимся с более глубокими формами и зна-
чениями его для нас, мысль о которых соучаствует или может
соучаствовать в этом стремлении к сохранению я но в общей
форме то я, которое предстоит всем людям без различия
глубины и ценности их самосознания и мысль об уничтожении
которого повергает нас в головокружительный ужас, - это я
не отличается никакими особыми достоинствами и не имеет
никакого конкретного содержания. этот бесформенный н бессо-
держательный носитель сознания есть для нас лишь живая,
реальная точка бытия, которая всего на свете отличается тем,
что это есть точка, в которой бытие есть непосредственно
Для себя н именно в силу того действительно есть безусловною
все остальное есть или содержание сознания, или его форма,
и в том и другом случае есть лишь относительно,для другого
или у другого. то, что мы зовем самим нашим я, есть, напротив,
живое внутреннее бытие, как последняя опорная точка для всего,
в нем или для него сущего

мы видимо эта последняя опорная точка не есть ни само соз
нание - ибо она есть лишь данный конкретный его носитель,
и вместе с тем не есть ни мертвое, материальное нлн вообще
объективное бытие - бытие для другого, - ни абсолютное ничто
она есть то, что делает идеальный свет сознания живой, конкрет-
ной реальностью. Реальность же сознания есть его бытие как
переживания, как внутреннего бытня-для-себя, все равно, сознано
ли само это переживание или нетю Когда мы в обыденной речи
говорим о нашей душе, мы имеем в виду именно эту реальность
это внутреннее бытие субъекта, хотя обычно н неразрывно
слитое с тем специфическим началом идеального света, которое
мы зовем сознанием, но не тождественное с ннмю Отождествление
души или душевнои жизни с сознанием или основано на смутном,
нерасчлененном понятнн сознания, когда в нем идеальный момент
сознательности, как таковой, не отделен от момента конкретного
реального носителя этого чистого безличного света, или же необ-
ходимо ведет, додуманное до конца, к самому примитивному пан-
теизму, для которого существует лишь одно всеобъемлющее
безличное сознание - на пути к чему и стоит современная гносе-
ология, поскольку субъект сознания тожествен для нее самой форме
сознания вообще Напротив, непосредственное усмотрение ду-
шевнои жизни как конкретной реальности ведет к признанию, что
душевная жизнь, как таковая, не тождественна сознанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41