Протестантский ум герцога де Рогана всегда избегал прямой лжи, а если уж герцог говорил что-либо для отвода глаз, его выдумка почти не отличалась от истины.
«Уеду в Швецию, – снова подумал он. – Никудышный из меня враль».
Оказавшись на причале, герцог отошел в густую тень зданий и проводил взглядом свою гондолу, сразу же резко набравшую ход, и преследующую ее черную лодку, гребцы на которой, по-видимому, сменяли друг друга, чтобы поддерживать высокий темп, – так быстро показалась она из-за поворота.
Венеция – город на островах, это знают все. Но почти все дома Венеции, выходя фасадом на канал, имеют с противоположной стороны сообщение с внутренними улицами. Эти тихие мощеные улицы соединяют между собой все острова при помощи бесчисленных мостов, поэтому достичь любой точки города можно пешком, вовсе не пользуясь гондолой.
Сейчас герцог вышел на одну из таких улочек, тишину которой, в отличие от всех остальных городов Европы, никогда не нарушал цокот копыт, и зашагал по ней, явно торопясь, к месту назначенной ему встречи.
Уже давно настал традиционный час масок, и наряд герцога не только не привлекал к себе внимания, что, несомненно, случилось бы на улицах Парижа или Лондона, но, напротив, помогал ему смешаться с уличной толпой.
Мужчины и женщины, монахи, робко стремившиеся чуточку разнообразить свою однообразную жизнь, зажиточные виноделы с Лидо и евреи-ювелиры с Риальто – все они, укрывшись под масками, нацепив костюмы домино и шутов, сарацин и цыган, направлялись к набережной Пьяцетты и площади Святого Марка, где уже давно бурлила веселая, пестрая толпа.
Герцог, всячески стараясь не привлекать ничьего внимания, пробирался через толпу, раздражаясь все больше, так как его характер, привычки и исповедуемая им вера коренным образом противоречили нравам и обычаям тех, кто высыпал на площади и набережные Венеции в этот ночной час. Рогану казалось неестественным лихорадочное веселье, царившее вокруг, он находил бездумным и беспечным подобное времяпрепровождение и ощущал себя чужим в этой южной толпе.
«Они считают нас северными еретиками, – подумалось герцогу уже в который раз. – Пусть так, но Бог с нами. В Европу приходит время „северных еретиков“, и с этим ничего не поделаешь, синьоры».
Взгляд герцога устремился к гранитным колоннам с вознесенными на них крылатыми львами. Он силился разглядеть что-то или кого-то около одной из этих колонн. Однако Роган тщетно перебегал взглядом от одной каменной вышки к другой.
Не обнаружив того, кого искал, герцог подошел к ближайшей из колонн и, скрестив руки на груди, замер в тревожном ожидании.
Ожидание длилось недолго. Из толпы вынырнула женская фигура, одетая в яркое платье, лицо женщины скрывала изящная шелковая маска.
– Наконец-то, – вырвалось у герцога.
Он сделал порывистое движение навстречу, но тут же сдержал себя и незаметно осмотрелся по сторонам. Поблизости не было никого, кто проявил бы к ним какой-то интерес.
Мы говорим «к ним», потому что женщина приблизилась к Рогану и остановилась с явным намерением заговорить.
– Вы будете слегка разочарованы, но – ненадолго, – тихо произнесла «цыганка», прикладывая пальчик к губам.
Герцог, явно ожидавший услышать совсем другой голос, вздрогнул и непроизвольно нащупал эфес шпаги.
– Не беспокойтесь, ваша светлость, перед вами всего лишь слабая женщина, – полунасмешливо продолжала «цыганка». – Не станет же столь прославленный воин сражаться с безоружной цыганкой.
– Кто вы такая? – сухо осведомился Роган, не переставая бросать молниеносные тревожные взгляды по сторонам.
– Доверенное лицо одной особы, – лукаво поглядывая на герцога из прорезей маски, отвечала женщина.
– Но это ровным счетом ничего не объясняет.
– Минуту терпения, ваша светлость.
– Как вы нашли меня, и почему вы титулуете меня как герцога?
– А разве вы перестали им быть, ваша светлость?
– Думаю, вы ошибаетесь, прекрасная незнакомка, – холодно поклонившись, отвечал Роган, встревоженный не на шутку.
– Я вижу, вы не верите мне, но, может быть, вот это сделает вас более покладистым, – сказала женщина в маске.
Говоря это, она протянула ему руку так, чтобы герцог ясно видел кольцо на одном из пальцев.
– У той, что послала меня к вам, пальчики тоньше моих, поэтому мне пришлось надеть его на мизинец. Что вы скажете теперь, осторожный кавалер?
– Что готов последовать за вами. Но вы ответите мне на один вопрос.
– Задавайте его поскорее, ваша светлость, а то мы начнем привлекать внимание.
– Почему она не пришла сама?
– На то есть веские причины. Это оказалось небезопасным.
– Где она?
– Это будет уже два вопроса, ваша светлость.
– Хорошо, – сдался Роган. – Я полагаю, вы собираетесь провести меня к ней? Ведите.
– Вот это слова, достойные храброго шевалье. Следуйте за мной, ваша светлость.
«Цыганка» повернулась на легких каблуках и пошла прочь, а герцог, кинув по сторонам еще один настороженный взгляд, двинулся за нею, стараясь соблюдать некоторое расстояние, но и не слишком отставая, чтобы не потерять женщину из виду.
Идти пришлось недолго. Они миновали шумную площадь и, пройдя в одну из арок, очутились у канала. Женщина быстро направилась к гондоле, покачивающейся у причала и удерживаемой металлическим багром, всаженным между каменными плитами причала. Одинокая фигура гребца маячила на корме.
Герцог торопливо перекрестился и решительно ступил на уходящую из-под ног палубу гондолы. Гребец не мешкая налег на весло, и они поплыли, оставляя позади веселую площадь и хмурый Дворец Дожей, мрачно и безмолвно взиравший на ночной карнавал.
– Почему мы сели в гондолу? Это так далеко? – все же спросил Роган, который продолжал сжимать эфес шпаги.
Герцог был храбрым, но отнюдь не безрассудным человеком, а храбрость и осторожность обычно идут рука об руку.
– Это недалеко, но туда не дойдешь посуху, ваша светлость, – насмешливо отвечала мнимая цыганка, хотя Роган и не был уверен в том, что наряд его проводницы действительно являлся маскарадным костюмом.
Гондола плыла по Большому Каналу и уже приближалась к его концу, который вел в порт. Хотя былое величие торговой республики уже немного померкло, порт еще был забит многочисленными кораблями из самых разных стран мира, и вымпелы самых гордых морских держав Европы реяли на ветру у берегов Лидо.
Полночное светило озаряло бледным сиянием черную воду, усеянную многочисленными судами, лес мачт, такелаж, снасти, реи на мачтах, напоминавшие кресты, корпуса тяжелых кораблей и небольших легких суденышек.
Гребец сильными ударами весла направлял гондолу в обход судов, бросивших якоря вблизи от берега.
– Она на судне? – снова нарушил молчание герцог. – Она в безопасности, по крайней мере?
Провожатая серьезно посмотрела на него и так же серьезно ответила:
– Я думаю, сегодня Элина Макропулос в полной безопасности, потому что с нею один из благороднейших дворян Франции и Европы – Генрих Роган. Мы у цели, ваша светлость.
Искусным движением весла гондольер остановил гондолу у борта шхуны. Герцог первым взобрался по трапу и ступил на затемненную палубу.
– Ты не обиделся за эту морскую прогулку, Генрих? – позвали его из глубины корабля.
– Вот теперь со мной говорит моя прекрасная Киприда! – воскликнул сразу повеселевший герцог.
– Да, Генрих, да, Дева Panaja , это я! – отвечала гречанка, бросаясь ему навстречу…
Глава шестьдесят вторая
О чем беседовали бывший предводитель гугенотов Франции, ставший начальником гвардии Венецианской Республики, и дочь бывшего лейб-медика при дворе императора Рудольфа, ставшая странствующей авантюристкой, на борту британской шхуны «Эйри»
Никогда еще герцогу Рогану не казались столь привлекательными и радующими глаз массивные купола и великолепные палаццо, сверкающая гладь лагун и стрелы каналов, залитые восходящим солнцем, как утром, сменившем описанную в предыдущей главе ночь. Солнце едва показалось над песчаной косой Лидо ди Палестрино, а на поверхности каналов уже показались вездесущие гондолы. Они выплывали из каналов, стесняющих их движения, и разбегались по голубым водам Адриатики во всех направлениях, через порт Джудекку во все концы.
Прокатилось эхо от пушечного выстрела из отдаленного Арсенала. Венеция пробудилась от недолгого сна.
Всю эту картину герцог наблюдал, стоя на палубе шхуны, оказавшейся английским судном, называемым «Эйри».
– Morning, sir! – осклабился в белозубой улыбке прошедший мимо матрос, и герцог не удержался от ответной улыбки.
По-видимому, его присутствие на борту не вызывало никакого недоумения у экипажа.
Генрих Роган еще раз окинул взглядом великолепную панораму города и порта и вернулся в каюту. Гречанка уже закончила свой утренний туалет и приветствовала его ласковым взглядом черных глаз.
– Вы восхитительны, мадам. Вам всегда все к лицу.
– Ах, мой Генрих, только не надо быть галантным. Будь собой, и ты будешь лучше всех. Сейчас юнга Кристофер подаст нам завтрак, а покончив с ним, мы сможем поговорить о делах.
– Скажи мне, Элина, почему ты не пришла на площадь сама?
– Ну, это долгая история. Я не хочу рассказывать ее натощак.
Вскоре подали завтрак, который показался герцогу простым, но здоровым. Ему нравилось на английском корабле.
– Ах, Киприда, мне хочется остаться в этой каюте навеки.
– Такой человек, как вы, не сможет заточить себя в четырех стенах надолго, даже если это стены венецианского палаццо.
– Вы правы, мне уже надоела эта республика торгашей и соглядатаев.
– Прибавьте к этому любителей доносов, и вы поймете, что заставило меня остаться на борту шхуны.
– За мной действительно плыла какая-то гондола. Вполне возможно, что это были люди, посланные Советом, но я сбил их со следа. И потом, в этом нет ничего личного, здесь все шпионят друг за другом.
– По моим следам идет охотник посерьезнее ваших патрициев, Генрих.
– О ком вы говорите, Элина?
– Об ордене Иисуса.
– Иезуиты?!
– Да, герцог. Но я, кажется, сбежала от них. Во всяком случае, на британце нет их агентов, за это я могу поручиться.
– Расскажите же мне вашу историю.
– Сначала я передам вам письмо Шевретты.
– Да, правда.
– Вот это мило, нечего сказать – родственные чувства.
– Не стоит сердиться на меня за то, что, получив записку от вас, я позабыл обо всем на свете.
Гречанка подала герцогу письмо герцогини де Шеврез. Де Роган вскрыл его и пробежал строчки глазами.
– Она пишет, что ждет ареста со дня на день. Неужели во Франции больше нет ни короля, ни королевы?
– Они есть, и это еще опаснее для таких, как герцогиня. Дружба одних сильных мира сего навлекает гнев других.
Герцог задумчиво посмотрел на гречанку.
– Время бежит, – с печалью в голосе произнес он. – Вот и я в изгнании. Только вы, богиня, все хорошеете.
– Не надо об этом, – неожиданно резко ответила гречанка и зябко передернула плечами.
– Но отчего!? Женщина не может не быть счастливой, если она выглядит так, как вы. Давайте же говорить о вас, мне интереснее всего этот предмет.
– Ну хорошо, – смеясь, сказала гречанка. – Давайте немного поболтаем обо мне, хотя вы совсем забыли о милой и очаровательной Шевретте.
– Ах да! Вот это письмо, Элина; я никогда бы не стал злоупотреблять вашей любезностью, но вы написали, что вернетесь во Францию и сможете передать письмо к ней… поэтому я набросал несколько строк…
– Если соблюдать точность – я не вернусь во Францию.
– Но в таком случае не стоит и говорить об этом письме.
– Напротив. Давайте его сюда. Нет, подождите. Вы внимательно прочли письмо Шевретты?
– Не очень. Мне трудно отвлекаться на что-либо еще, когда вы рядом.
Гречанка чуть улыбнулась, но глаза ее остались строгими. В них застыла какая-то отстраненность.
– Довольно безумств, Генрих. Шевретта предостерегает вас от некоего Рудольфи.
Роган вернулся к письму герцогини де Шеврез.
– Ах да! Бедняжке мерещатся всякие ужасы. Неудивительно, если ее положение так плачевно, как она описывает.
– Нет, Генрих. Вы прекрасно знаете свою родственницу: у нее мужской ум и храбрости достанет на двоих.
– Так что же?
– То, что вам следует принять меры. Его словесный портрет должен быть в письме…
– Да… темноглазый, невысокого роста, черные… Короче говоря – типичный итальянец.
– Остерегайтесь этого человека. Он ведет какую-то дьявольскую игру и собирается приехать в Венецию с письмом, адресованным вам.
– По чьему поручению?
– Ваша светлость! Все написано в письме. Перечтите его еще раз.
– Шевретта выбрала неудачного почтальона, он лишает меня стройности в мыслях, – пожаловался герцог.
Он еще раз, теперь уже более внимательно, прочитал послание герцогини.
– Хорошо, – сказал де Роган. – Я буду настороже.
– Отлично, герцог, – сказала гречанка. – Предупрежден – значит, вооружен.
Роган вглядывался в точеные черты женщины, сидевшей напротив него.
– Элина, неужели вы только ради того, чтобы предупредить об опасности, грозящей мне со стороны некоего Рудольфи, предприняли это путешествие в Венецию? Мне, которому грозили пули и шпаги по меньшей мере сотню раз, а среди злоумышлявших на мою жизнь наверняка нашлась дюжина подобных Рудольфи.
Лицо гречанки походило на маску грустного клоуна.
– Нет, Генрих. Не только ради этого.
– Значит, Элина Макропулос просто хотела повидать меня?
– Элина Макропулос хотела выполнить просьбу своей хорошей подруги, которая очень боится за здоровье своего родственника.
– И все?
– Еще Элина Макропулос хотела уладить кое-какие старые дела, связанные с обстоятельствами своего отца.
– Здесь, в Венеции?
– А почему это вас удивляет, господин Роган?
– Элина, вы печальны, что случилось? Вас преследуют иезуиты? Отчего? Доверьтесь мне, неужели я не смогу помочь вам?
Гречанка посмотрела на герцога таким взглядом, каким мать смотрит на малыша-несмышленыша.
– Если бы речь шла о выигрыше сражения или любом другом деле, где успех приносит твердая рука, отважное сердце и острый клинок, я без раздумий прибегла бы к твоей помощи, Генрих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59