– Получается, что Бэкингем и после смерти продолжает портить кровь господину кардиналу. Ха-ха-ха!
Офицеры во главе с Портосом расхохотались, и только офицер, названный Жераром, огляделся по сторонам и недовольно проговорил:
– Говорите тише, господа.
– Не беспокойтесь, любезный Жерар. После того как д’Артаньян получил от кардинала патент лейтенанта мушкетеров, все знают, что мы лучшие друзья его высокопреосвященства, а господин де Тревиль, наверное, считает нас тайными осведомителями кардинала, пробравшимися в его роту!
Все расхохотались еще громче, а господин де Бюзиньи, который не все понимал по-французски, но от этого веселился ничуть не меньше других, кликнул трактирщика и спросил еще бургундского.
Между тем, пока господа королевские офицеры и мушкетеры проводили таким образом время, тот, чье имя заставляло Жерара беспокойно осматриваться по сторонам, а короля Франции чувствовать себя школьником, не выучившим урока, возвращался с военного совета в свою резиденцию, расположенную в незаметном доме, стоявшем в дюнах у Каменного моста.
Кардинал, по своему обыкновению, ехал верхом, закутавшись в простой плащ, в сопровождении лишь трех человек. Двое из них были Каюзак и капитан гвардии Ла Удиньер, третьим был Рошфор.
Кардинал казался погруженным в глубокую задумчивость, и это соответствовало действительности. Мысли Ришелье были поглощены затянувшейся осадой. Как уже говорилось, воздвигая дамбу, долженствовавшую окончательно уморить голодом население Ла-Рошели, кардинал одновременно приказывал подбрасывать в осажденный город письма, подрывающие моральный дух его защитников.
Однако его усилия были сведены на нет известиями, принесенными одним из жителей Ла-Рошели, которому удалось, миновав все ловушки и капканы, расставленные осаждающими, пробраться в город прямо из Портсмута, где он видел грозный английский флот, готовый поднять паруса и в несколько дней достигнуть французских берегов.
Более того, в письме, доставленном ловким гугенотом, Бэкингем лично извещал мэра Ла-Рошели о великом союзе против Франции, который должен быть заключен со дня на день и результатом которого могло бы явиться одновременное вторжение в пределы Франции английских, австрийских и испанских войск.
Письмо публично читалось на всех площадях, а недовольные, пытавшиеся от голода бунтовать, были по приказу мэра вздернуты на главной площади Ла-Рошели.
Стратегическим планам кардинала к тому же изрядно мешали раздоры маршалов, Бассомпьера и Шомберга, с герцогом Ангулемским, которые его высокопреосвященству, отвечавшему за все, приходилось постоянно улаживать.
Сегодня был пойман очередной гонец, посланный ларошельцами к Бэкингему. С ним поступили, как и со всеми предыдущими, – повесили под частую барабанную дробь.
Наблюдая церемонию повешения в обществе монарха, что уже стало милой традицией, кардинал поймал себя на мысли, что после всех понесенных потерь ларошельцы неминуемо поступили бы точно так же, доведись им захватить в плен шпиона из лагеря королевских войск. Эта мысль засела в его мозгу, заставила вновь и вновь возвращаться к ней.
– Послушайте, Рошфор, – проговорил кардинал, полуобернувшись к своему ближайшему спутнику, почтительно державшемуся несколько позади.
Тот немедленно пришпорил своего коня и поравнялся с кардиналом.
– Да, ваше высокопреосвященство, – отозвался он.
– Не кажется ли вам, что наши усилия будут вознаграждены и город сдастся немедленно, если его защитники поверят наконец, что помощь англичан не придет?
– Без сомнения, ваше высокопреосвященство.
– Не так ли? – с усмешкой протянул кардинал. Неожиданно он переменил тему: – Вы, наверное, еще не успели забыть шевалье д’Артаньяна?
– Того самого, которого вы, ваше высокопреосвященство, соизволили недавно наградить патентом лейтенанта мушкетеров?
– У вас хорошая память, Рошфор, – отвечал кардинал, все так же странно усмехаясь. – Вы удачно выразились – «соизволил наградить». Именно – соизволил. Он, конечно, храбрец – этот д’Артаньян. Но такой чин ко многому обязывает, не правда ли?
– Совершенно верно, ваше высокопреосвященство, – ответил Рошфор, теряясь в догадках, куда клонит его покровитель, всесильный министр, наводящий страх на всю Европу.
А кардинал тем временем вновь погрузился в свои мысли, пытаясь разобраться в том, что же происходит с ним.
При мысли об этом молодом гасконце Ришелье испытывал сложное чувство раздражения, почти злобы, но злобы, смешанной с восхищением. Его высокопреосвященство не мог отказать в незаурядности нашему герою – д’Артаньян обладал умом и храбростью. Но сами по себе эти качества, достойные всяческого уважения, встречались в окружавших кардинала людях не столь уж редко. Д’Артаньян же, помимо всего прочего, был открыт и благороден, кардинал видел, что юноша чист сердцем, и именно это привлекало его больше всего. Такое сочетание, достаточно редкое даже в те отдаленные дни, почти перевелось в людях в наше развращенное время.
И все же его высокопреосвященство не мог отделаться и от чувства острой досады, которую неизменно вызывало у него гордое и независимое поведение юноши. Этот гасконец из захудалого рода провинциальных дворян дерзнул бросить вызов ему – могущественному первому министру – человеку Франции. И вышел целым и невредимым из всех передряг.
Следует признать, что кардинал был сильно уязвлен делом с алмазными подвесками – ведь здесь была замешана женщина, которая отвергла его любовь. И если бы не зловещий характер миледи, заставлявший герцога Ришелье опасаться своей сообщницы до такой степени, что он испытал облегчение, узнав о ее казни, судьба д’Артаньяна могла бы быть другой.
Кардиналу все время казалось, что их отношения с гасконцем остались невыясненными до конца: ему хотелось подвергнуть д’Артаньяна какому-нибудь грозному испытанию, возможно, смертельно опасному. И если бы гасконцу вновь удалось уцелеть, у его высокопреосвященства был бы прекрасный повод произнести со вздохом облегчения: «Ну что же, это – судьба!» – и оставить в покое нашего героя. Его высокопреосвященство хотел испытать звезду д’Артаньяна еще раз.
– Поскольку ларошельцы не верят сообщениям о гибели их могущественного союзника, полагая в этом нашу военную хитрость, надо уверить их в обратном с помощью того, кому они поверят, – вновь заговорил кардинал, обращаясь к Рошфору.
– Кого же? – немедленно отозвался тот.
– Человека одной с ними веры, бретонского рыбака или гасконского гугенота, например. Пусть он попадет в шторм, благо погода все время хуже некуда. Пусть его судно прибьет к берегу в том месте, где они смогут подобрать его. Гугеноты скорее прислушаются к словам своего единоверца. Для убедительности в экипаж судна можно включить парочку фламандцев, кое-как владеющих английским.
– Великолепно, ваше высокопреосвященство. «Бретонский рыбак», конечно, будет доверенным лицом вашего высокопреосвященства.
– Ничуть не бывало, Рошфор, – возразил кардинал.
– Но в таком случае я ничего не понимаю.
– Стоит ли рисковать верными людьми? Напрягите свою память, Рошфор: нет ли у вас подходящей кандидатуры? – спросил кардинал Ришелье, глядя в глаза своему спутнику.
– Ну, кто же он? Надеюсь, это храбрый и достойный человек. Другой с этим делом не справится.
«Он хочет, чтобы я назвал имя сам», – подумал Рошфор. И произнес:
– Мне кажется, что лучшая кандидатура – это лейтенант мушкетеров его величества господин д’Артаньян.
– В самом деле? Но он гасконец и так же похож на бретонского рыбака, как я на его величество Людовика Тринадцатого.
– Неважно, ваше высокопреосвященство! – воскликнул Рошфор, еще раз мысленно поздравив себя с правильным выбором покровителя. – В конце концов Ла-Рошель пожалована этим господам Генрихом Четвертым, на которого они молятся до сих пор, а он, как известно, тоже был родом из Гаскони и убежденным гугенотом.
– Пока не принял мессы, – невозмутимо заметил кардинал.
– Он сделал это под влиянием святого Варфоломея , – в тон ему добавил Рошфор.
– Итак, – сказал кардинал, жестом подзывая к себе Ла Удиньера. – Немедленно разыщите мне лейтенанта королевских мушкетеров господина д’Артаньяна.
Ла Удиньер почтительно притронулся к шляпе и повернул свою караковую кобылу. Он пришпорил ее, и глухая дорога, петлявшая в дюнах, огласилась глухим перестуком копыт.
«В лучшем случае – затея удастся, и я получу Ла-Рошель, а в худшем – избавлюсь от прыткого гасконца: добрые гугеноты помогут мне в этом. В любом случае – я в выигрыше», – подумал кардинал, провожая взглядом капитана своей гвардии.
Глава вторая
Поручение кардинала
Ла Удиньер нашел д’Артаньяна в дозоре. Он обходил посты вместе в несколькими мушкетерами.
– Добрый вечер, господин лейтенант, – произнес Ла Удиньер, соскакивая с лошади. – Кажется, вы никогда не отдыхаете.
– Добрый вечер, господин капитан, – отвечал д’Артаньян, который при виде Ла Удиньера сразу насторожился. – О вас, если не ошибаюсь, можно сказать то же самое.
– Служба у его высокопреосвященства – дело хлопотное, но я своей доволен, как и вы – своей, не так ли, господин д’Артаньян?
– Мне кажется, все мы здесь служим Франции, господин капитан, – холодно отвечал д’Артаньян.
– Вы правы, – быстро согласился Ла Удиньер, стараясь разглядеть в темноте лица мушкетеров, сопровождавших д’Артаньяна. – А кто это с вами – господа Атос, Портос и Арамис, не правда ли?
– Нет, сейчас эти господа свободны от караульной службы и отдыхают в лагере.
Ла Удиньер вздохнул с облегчением: он не без основания полагал, что в отсутствие трех друзей ему будет легче справиться с поручением кардинала. Ла Удиньер хорошо помнил, какими несговорчивыми были эти неразлучные храбрецы даже перед лицом его высокопреосвященства – фактическим властителем королевства.
– Дело в том, господин д’Артаньян, что я разыскиваю вас, – сказал Ла Удиньер.
– По чьему приказанию?
– Его высокопреосвященства.
– Его высокопреосвященство очень внимателен ко мне.
– Это действительно так. Кардинал не упускает вас из виду, шевалье.
– Сударь, мне не очень нравится ваш тон, – ответил д’Артаньян, хмурясь и начиная покусывать усы.
– Сударь, мне поручено доставить вас к его высокопреосвященству.
– Сударь, вы нашли меня на боевом посту.
– Я вижу это, господин д’Артаньян. Ваше усердие и отвага высоко ценима его высокопреосвященством. И все-таки я прошу вас последовать за мной.
– Очевидно, дело не терпит отлагательства; я готов выполнить приказ его высокопреосвященства, – ответил д’Артаньян.
После этого он повернулся к сопровождавшим его мушкетерам и сказал:
– Господа, я покидаю вас по приказанию его высокопреосвященства и назначаю на время моего отсутствия начальником дозора господина Ле Бреттона. Когда закончите обход, возвращайтесь в лагерь и передайте, что я скоро вернусь.
– В первую очередь мы известим господ Портоса и Арамиса, – ответил один из мушкетеров.
– А также господина Атоса, – добавил второй, недобро поглядывая на Ла Удиньера.
– Не беспокойтесь, господа, – отвечал тот с натянутой улыбкой, поспешно вскакивая на лошадь. – Господин д’Артаньян, конечно же, скоро вернется в расположение роты. В конце концов, все мы солдаты и находимся на войне – я тоже лишь исполняю приказ.
Д’Артаньян, который уже сидел на своей лошади, дал ей шпоры, и Ла Удиньер поспешил последовать его примеру, проклиная в душе мушкетеров роты де Тревиля, а гасконцев в особенности.
Кардинал, который в этот поздний час бодрствовал перед разложенной на столе картой при скудном свете нескольких свечей, приподнял голову. Дежурный офицер доложил ему, что господин д’Артаньян прибыл по его приказанию.
Кардинал велел ввести к нему этого человека, которого, как мы уже говорили, уважал за ум и гордый нрав, одновременно ощущая болезненное желание разделаться с ним раз и навсегда, и откинулся на спинку резного кресла, барабаня сухими пальцами по расстеленной карте.
Войдя, д’Артаньян отвесил почтительный, но лишенный всякого подобострастия поклон.
– Здравствуйте, господин д’Артаньян. Как вы себя чувствуете в новом качестве? Кажется, лейтенантский мундир вам к лицу, – проговорил Ришелье.
– Я счастлив засвидетельствовать свое почтение и благодарность вашему высокопреосвященству.
– Полно, господин д’Артаньян. Я вызвал вас вовсе не для того, чтобы напоминать вам об оказанном покровительстве. Хотя… вы и впрямь довольно… молоды для вашего чина… И дерзки не по годам…
– В чем заключается моя дерзость, ваша светлость?
– Вам хорошо известно – в чем, – раздельно произнес Ришелье, делая одновременно жест, означающий, что он не собирается продолжать эту тему. – Идет война, господин д’Артаньян. И мне кажется, не подобает такому храбрецу, как вы, проводить время, сражаясь с женщинами, тем более имея на своей стороне численное превосходство, – продолжал кардинал, намекая на казнь миледи, совершенную мушкетерами.
Д’Артаньян молчал, понимая, что Ришелье не ждет ответа.
– Я хочу дать вам шанс отличиться, господин д’Артаньян, – продолжал между тем кардинал. – И не просто отличиться, а, быть может, решить в течение нескольких часов судьбу Ла-Рошели и закончить эту затянувшуюся осаду.
Молодой человек вскинул голову, и глаза его загорелись. Это не укрылось от Ришелье. «Он и впрямь еще очень молод», – подумал кардинал.
Однако это мимолетное наблюдение никоим образом не сказалось на его замыслах. Его высокопреосвященство был холодным и расчетливым игроком. В его шахматной комбинации д’Артаньяну отводилась роль проходной пешки.
– Я весь к услугам вашей светлости, – порывисто произнес д’Артаньян.
Справедливости ради не умолчим о том, что наш гасконец почел за лучшее выказать в этих обстоятельствах свое рвение перед Ришелье, что, впрочем, ему удалось без труда.
– Дело заключается в следующем, – сказал кардинал, приветливым жестом приглашая нашего героя подойти к столу и склоняясь над картой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59