– Вы рассуждаете как мужчина, граф, – с улыбкой отвечала мадемуазель Поле. – Я же склонна считать, что народ поддерживает Монморанси потому, что это мужественный и благородный человек, знакомый с понятиями чести. Именно этого и не переносит в людях господин кардинал.
– Браво, прекрасная мадемуазель Поле, – зааплодировал принц Марсильяк. – Я поднимаю бокал за вас – своим присутствием вы украшаете не только дом нашего гостеприимного хозяина, но и весь Париж!
– Ах, принц! На вас положительно нельзя долго дуться, – благосклонно улыбаясь ему, сказала мадемуазель Поле.
– Помилуйте! Да за что же на меня дуться?! – изумился принц.
– Я и говорю – нельзя. И давайте оставим эту тему, – отвечала рыжеволосая красавица.
Улучив момент, когда г-н де Тревиль разговаривал только с двумя гостями одновременно (на протяжении всего вечера его окружало от пяти до дюжины человек), д’Артаньян приблизился к нему с решительным намерением заговорить.
– Идите к нам, мой друг, – дружелюбно пригласил его капитан мушкетеров. – И расскажите нам, как вы снова отделали конюшего его высокопреосвященства!
Двое собеседников капитана мушкетеров переглянулись и поспешили откланяться под каким-то благовидным предлогом.
– Уф-ф. – Господин де Тревиль, отдуваясь, взял гасконца под руку и увлек его в соседнюю комнату, где горело всего лишь несколько свечей и не было никого из приглашенных. – Д’Артаньян, вы помогли мне отделаться от этих двух господ, а следовательно, оказали мне большую услугу. Они мне успели порядочно надоесть.
– Но каким образом моя персона отпугнула их, капитан?
– Э-э, мой милый! Ваша персона в сочетании с моими словами о Рошфоре. Эти господа недавно из провинции, и они точно так же, как и вы сами пять лет назад, чувствуют себя неуютно, когда при них задевают могущественного кардинала. Соответственно, я упомянул о Рошфоре только для того, чтобы отделаться от них и поговорить с вами наедине. Знаете ли, эти провинциалы очень недогадливы…
Д’Артаньян вспомнил, как он с усердием, достойным лучшего применения, вытаскивал из-под каблука Арамиса батистовый платочек с сильным запахом дорогих духов, и покраснел…
Но, поскольку наш герой уже давно считал себя настоящим парижанином, эту краску никто не успел заметить – так быстро она исчезла.
– Я тоже собирался поговорить с вами, капитан.
– Тем лучше – значит, наши желания совпали. Какое у вас дело?
– Я собирался испросить у вас отпуск. Мне очень хочется навестить родных по-настоящему, а не так, как это вышло в прошлый раз. Кроме того, я лелею надежду показать Атосу Гасконь.
– И он?..
– Находит эту идею удачной.
– Превосходно. Конечно же, я предоставлю вам этот отпуск. Более того, я скажу вам: не стоит торопиться с возвращением в Париж. Вы ведь слышали, о чем говорили за обедом принц де Марсильяк и граф д’Аркур?
– Конечно.
– Так вот – похоже, они знают, что говорят. Более того – я должен сказать вам одну вещь…
– Какую же?
– Я не разделяю оптимизма принца относительно заступничества его величества за… вы понимаете, кого я имею в виду?
Хитроумный гасконец догадался, что капитану мушкетеров не хочется лишний раз произносить имя маршала Франции Франсуа Бассомпьера. Поэтому он кивнул в знак того, что понимает, о ком идет речь.
– У меня есть свои источники информации, и я чувствую, что кардинал, вернувшись с кампании против внешних врагов, готовится начать новую – на внутреннем фронте. Все мы в опасности, но в первую очередь полетят головы знатных вельмож. Не обижайтесь на меня, д’Артаньян, но сейчас речь не о вас. А вот маршал… маршал действительно в большой опасности. Он, Монморанси и даже… – тут г-н де Тревиль понизил голос до шепота и осмотрелся по сторонам, – даже… его высочество герцог Орлеанский… не могут чувствовать себя совершенно спокойными. Поэтому я говорю вам – не впутывайтесь в это дело, д’Артаньян. Арестовывать знатных особ обычно посылают молодых офицеров гвардии, и лейтенант мушкетеров самое подходящее лицо для того, чтобы возглавить конвой, охраняющий карету, что доставляет в Бастилию высокопоставленного узника. Это дурно пахнет, согласен, но если я получу от его величества такой приказ, то буду вынужден послать своего офицера с соответствующим количеством конвойных и карету с решетками на окнах.
– Да, вот еще что, – продолжал де Тревиль, делая знак д’Артаньяну не перебивать его. – Мой бывший подчиненный, а ваш друг Арамис, кажется, навлек на себя гнев не только кардинала, но и короля. Я не мог точно разузнать, в чем там дело, но его связи с турской белошвейкой ведут за границы Франции. И это, кажется, очень опасно для него. Кардинал был вынужден дать объяснения его величеству по поводу улицы Скверных Мальчишек. Он дал их. Насколько мне известно, Ришелье прямо признался королю, что на вас напали по ошибке, в то время как требовалось устранить Арамиса. И король, по-видимому, довольствовался таким объяснением. Это может означать лишь одно…
– Что же, черт побери?! – воскликнул встревоженный д’Артаньян.
– Что ваш друг замешан в чем-то таком, что делает его нежелательным лицом в глазах короля. Фактически молчание его величества значит, что кардинал получил королевскую индульгенцию и его молчаливое согласие на устранение нашего аббата.
– Черт побери! Что же делать? Надо предупредить Арамиса! – воскликнул д’Артаньян.
– Тише!
– В самом деле. Простите, капитан.
– Мои агенты известили меня, что у вашего друга есть сильные покровители. Как вы понимаете, я вовсе не имею в виду опальных жительниц города Тура. Я имею в виду настоящую силу. Поэтому пока что делать ничего и не надо.
Мой бывший мушкетер в надежном месте и до поры до времени может не опасаться кардинальской мести. Однако я хотел вам все это сообщить. И вот почему. Вы знаете меня, знаете, что я не оставлю в беде самого последнего солдата, раз он принадлежит полку. Но ваш товарищ исчез, исчез весьма поспешно. Он прислал мне письмо, в котором уведомляет меня о своем окончательном и бесповоротном решении оставить службу и посвятить себя служению Господу. Больше я ничего для него сделать не могу и делать не стану. Но меньше всего я желаю ему зла. О, нет. «И раз у него есть друзья, – сказал я себе, – его друзья узнают все, что известно мне». Возможно, когда-либо они смогут ему чем-нибудь помочь. Вот и все. А теперь, любезный мой, меня ждут гости. Отпуск для вас и господина Атоса – дело решенное, приказ о нем будет подписан завтра.
Глава сорок пятая
Отъезд
Утром д’Артаньян появился на улице Феру. Он был радушно встречен хозяйкой, которая прониклась к нему большим уважением за то, что мушкетер так покорно сносил ее лечение после событий на улице Скверных Мальчишек.
Д’Артаньян прошел к Атосу и застал своего товарища читающим письмо. По-видимому, оно было только что получено – небрежно вскрытый конверт лежал рядом.
– Итак, мы можем отправиться в путь, – сказал д’Артаньян вместо приветствия. – Я только что навестил казначея и принес вам вашу долю.
С этими словами он бросил на стол туго набитый кошелек, из которого выкатилось несколько новеньких пистолей.
Завидев д’Артаньяна, Атос, как обычно, радушно приветствовал друга, однако сделал ему знак, означающий, что он просит его подождать, покуда письмо не будет прочитано. Глаза мушкетера пробегали строку за строкой. Очевидно, письмо содержало какие-то важные известия, так как лицо Атоса отражало сложные чувства, охватившие его и, без сомнения, вызванные прочтением загадочного письма.
– Атос! Вы побледнели, что случилось? – вскричал гасконец.
Мушкетер закончил чтение загадочного письма и медленно сложил его.
– К сожалению, д’Артаньян, наше совместное путешествие сделалось невозможным. Мне придется отправиться в Блуа по делам семьи.
Больше Атос не сказал ничего. И хотя гасконец сгорал от любопытства, свойственного его живой натуре, он понимал, что Атос, скрывавший свое родовое имя под псевдонимом, вероятно, имеет веские причины для молчания и вряд ли отступит от своих принципов и на этот раз.
– Желаю вам удачи, д’Артаньян. Я невольно подвел вас, извините. Будьте осторожны.
Таковы были прощальные слова Атоса.
Понимая, что мысли мушкетера заняты таинственным письмом, д’Артаньян тепло простился с ним и отправился домой.
Там он нашел Планше и Жемблу в полной боевой готовности и не менее боевом настроении.
– Сударь, этот олух Жемблу так и не почистил наше оружие, – объявил Планше, едва увидев хозяина.
– Я хотел почистить ваши пистолеты, сударь, но вы их забрали с собой, а его мушкет я не стану чистить. Пусть он делает это сам, – ответил Жемблу.
– В самом деле, Планше, – строго спросил д’Артаньян. – Неужели ты не мог привести в порядок свой мушкет без посторонней помощи?
– Но, сударь! – вскричал обиженный Планше, поднимая руки к небу и словно бы взыскуя справедливости у него. – Вы же сами приказали мне сходить в конюшни за нашими лошадьми, пока вы будете у господина Атоса. Мне только-только хватило времени почистить их и привести в порядок. Если бы вы вернулись домой несколькими минутами раньше, вы еще не застали бы меня здесь.
– Надеюсь, ты задал им корму? – спросил мушкетер, хмуря брови в целях поддержания дисциплины.
– И вы еще спрашиваете, сударь! Я накормил их до отвала и вычистил до блеска. Посмотрите, как лоснится их шерсть. Я только что не заплел их гривы в косички, а этот бездельник не мог почистить мой мушкет.
– Сударь, я отполировал вашу шпагу, ту самую – ларошельскую, почистил камзол, плащ и шляпу. И все это, пока Планше набивал себе чрево остатками вчерашнего ужина. Теперь в доме ни крошки!
– Замолчите оба, – строго сказал д’Артаньян, – а не то придется вас обоих хорошенько вздуть.
Лакеи притихли и только обменивались красноречивыми взглядами.
– Я принял решение, – объявил д’Артаньян. – Принимая во внимание, что ладите вы, как кошка с собакой, я могу взять с собой только одного из вас.
– Возьмите меня, сударь! Я вас не подведу, – высунулся было Жемблу.
Мушкетер пожал плечами.
– Не скажу, что ты показал себя храбрецом в Туре, Жемблу, но, несмотря на это, я, наверное, взял бы тебя с собой, если бы…
– Если бы – что, сударь?
– Если бы не нашелся Планше.
Планше подпрыгнул от радости, а Жемблу от разочарования.
Через полчаса господин и слуга, вскочив верхом на лошадь и ведя на поводу одну запасную, двинулись к заставе Коферанс, а Жемблу, на которого была возложена почетная обязанность сторожить квартиру и вести хозяйство, присел на ступеньки и со словами «Вот она, господская справедливость!» запустил камнем в пробегающего мимо облезлого кота. Кот издевательски посмотрел на Жемблу наглыми зелеными глазами, презрительно мяукнул и исчез в подворотне.
Добравшись до Мелена, д’Артаньян и Планше остановились в гостинице «Бык и чаша».
– Пока все идет хорошо, не правда ли, сударь? – спросил Планше, держа в мыслях памятную поездку в Лондон и поэтому ожидая всяческих препятствий на пути.
– Вроде бы так, Планше, – весело отвечал гасконец. – Однако это всего лишь начало.
– А-а, сударь, понимаю, – глубокомысленно откликнулся славный малый, кивая головой и всячески давая понять, что он отдает должное конспиративным способностям своего господина и сознает всю важность секретной миссии, им выполняемой.
– Эй, хозяин! – крикнул д’Артаньян. – Найдется ли в вашем почтенном заведении вкусная еда для двух голодных, прожорливых путешественников? И учтите: мы едим за четверых.
– Один вопрос, сударь, – почтительно осведомился хозяин.
– Один – куда ни шло!
– Как вы платите?
– Что вы имеете в виду?
– Если вы едите за четверых…
– А, вот что вы имеете в виду, – расхохотался д’Артаньян. – Разумеется, если я говорю, что мы едим за четверых, то и платим мы тоже соответственно! Итак, найдется ли у вас то, что нас интересует?
– Сколько угодно, – отвечал обрадованный хозяин, сообразив, что дворянин со своим слугой хотя и нанесут его запасам существенный урон, но и хорошо заплатят. – Могу предложить свинину, жаренную на вертеле, жареный картофель, байонский окорок, креветки и цыпленка с овощным гарниром.
– Отлично! Несите сюда всю эту свинину и окорок в первую очередь. Цыпленок тоже подойдет. Добавьте несколько бутылок вина и считайте, что спасли нас от голодной смерти.
На следующий день они проскакали двадцать миль, прежде чем солнце оказалось у них над головой.
– Куда мы направляемся сейчас? – спросил любознательный Планше. – И скоро ли начнутся засады, сударь?
– Полагаю, что мы едем на Жьен. А что касается засад, Планше…
– Да, сударь?
– То я открою тебе одну тайну.
– О, сударь! Вы знаете – я умею хранить тайны!
– Так вот – засад не предвидится.
– Неужели?! – вскричал Планше. – Я-то думал, против нас, по обыкновению, вышлют целый полк.
– С каких пор ты стал таким воинственным, Планше? Неужели это все твой сержантский чин?
– Ну, сударь. Я и раньше-то не был вам помехой, когда вы вместе с господином Атосом, господином Арамисом и господином Портосом сражались против всех гвардейцев кардинала, да еще и ларошельцев в придачу.
– Ты прав, Планше. Но все же тогда ты, кажется, не искал случая подраться.
– Я и сейчас не ищу его, сударь, однако…
– Однако?..
– Я имел в виду, что после всех тех напастей, что пережили мы с Гримо, сердце мое огрубело, а руки подчас так и чешутся задать кому-нибудь хорошую трепку…
– Что же это за напасти, Планше? Ты так ни разу и не рассказал хорошенько о своих американских похождениях.
– Ах, сударь! – воскликнул Планше, прикусив язык. – Вы знаете, как я служил вам верой и правдой. Но не спрашивайте меня об этом кошмаре – я хочу выкинуть его из своей жизни, как дурной сои.
– Будь по-твоему, Планше, – ответил д’Артаньян.
Он понял, что его лакей принимает чересчур близко к сердцу этот предмет.
Глава сорок шестая
Клермон-Ферран
Они продолжали мирно беседовать, и мушкетер более не затрагивал скользкую тему. Удаляясь от Парижа и вдыхая чистый воздух провинции, они постепенно забывали о кардинале, возможных интригах Рошфора и де Барда и прочих досадных пустяках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59