Что вы на это ответите, любезный капитан?
Фламандец по-прежнему невозмутимо пожал плечами.
– Поскольку ваша честь говорит, что это так, то, наверное, это так и есть.
– Вы хотите сказать, что вам об этом ничего не известно.
– Ничего, ваша честь.
Комендант подумал с минуту.
– Должен сказать, что вы превзошли благородством шевалье де Кастельмора, который, поняв, что его игра проиграна, признался мне во всем.
Произнося последние слова, комендант испытующе взглянул на моряка. Но тот по-прежнему с философским видом разглядывал предметы обстановки комендантского кабинета. Казалось, что единственной мыслью, занимающей в настоящий момент почтенного моряка, была мысль о его глиняной трубке, а единственным желанием – ее раскурить.
Молчание затягивалось. Комендант, раздраженный этим, решил нанести решающий удар.
– Гасконец все открыл нам. Знаете ли, капитан, перед смертью людям свойственно желание облегчить душу. Он сказал нам, что вы и ваши люди доставили его в Ла-Рошель по приказанию кардинала.
– Не открыл ли он также вам, из какого порта мы доставили его по приказанию кардинала, сударь?
Насмешливый тон, которым был задан этот вопрос, невозможно было не заметить, и это еще больше разозлило коменданта.
– Так вы признаете, что прибыли в Ла-Рошель вовсе не из Портсмута? – воскликнул он.
– Напротив. Кажется, это вы, ваша честь, все время стараетесь любым способом доказать обратное.
– Черт возьми! Да или нет?!
Капитан снова пожал плечами.
– Я говорю одно, вы утверждаете другое. Но, поскольку это я окружен вашими людьми, а не наоборот, то все равно будет по-вашему, если вы этого захотите, ваша честь.
– Я снова повторяю вам, что гасконец во всем признался!
– Очевидно, ему было в чем признаваться, ваша честь.
– Но он показал также, что вы и ваш экипаж – люди кардинала.
– Очевидно, он показал это под пытками. Дворянин не мог поступить так по доброй воле.
– Тысяча чертей!
– Вот именно.
Коменданту Ла-Рошели нельзя было отказать в здравом смысле. Он понял, что избранный им путь завел его в тупик.
– Капитан Якоб Ван Вейде, я хочу, чтобы вы отдавали себе отчет в том, что находитесь в плену у людей, доведенных до крайности. Для нас не так уж и важно – виновны вы на самом деле или нет. Я отправил гасконца в камеру, а на рассвете он будет повешен – его опознал один из моих офицеров. Тень подозрения закономерно падает и на вас. Вы молчите – это ваше право. У меня нет прямых доказательств вашей виновности в шпионаже – это правда. Но для того чтобы вздернуть вас завтра утром на одной перекладине с де Кастельмором, вполне хватит и моих подозрений.
Видя, что моряк по-прежнему молчит, комендант продолжал:
– Но я хочу предоставить вам шанс сохранить жизнь, скажу больше – вы сохраните корабль и экипаж. Вы человек умный, это мне ясно, и, очевидно, понимаете, что у меня есть в этом деле свой интерес, поэтому вы можете мне доверять. Когда я говорю, что вы можете сохранить свое судно и людей, я не кривлю душой.
Глаза моряка заблестели, и, хотя он тут же принял обычный невозмутимый вид, комендант успел заметить этот блеск и почувствовал, что на этот раз он на верном пути.
– Каким образом это произойдет?
– Очень просто. Взамен от вас потребуется доставить туда, откуда вы, по вашим словам, прибыли, несколько человек, имена которых я вам назову позднее.
– А пока?
– А пока вы останетесь под стражей, которая будет бдительно стеречь вас вместе с вашим кораблем.
– Который является единственной надеждой для тех неизвестных мне лиц, не так ли?
– Я советую вам не переходить границ, капитан. И молчать о том, что вы услышали, – это в ваших интересах.
Возвращаясь в гавань в сопровождении нескольких ларошельцев той же дорогой, которой незадолго до того в такой же компании проследовал Планше, капитан Ван Вейде размышлял о предложении коменданта. Чем больше он думал об этом деле, тем больше укреплялся во мнении, что комендант города уверен в том, что фелука «Морская звезда» прибыла в Ларошельскую гавань по приказу короля Франции, а точнее – кардинала. По-видимому, комендант также уверился в том, что Бэкингем погиб и надежды на английскую помощь растаяли, как утренний туман, а следовательно, собирается сдать город.
Продолжая свои логические построения, достойный капитан «Морской звезды» пришел к выводу, что миссия д’Артаньяна достигла своей цели. Это означало, что известие о гибели Бэкингема вскоре распространится по всему городу и до окончания осады останутся считанные дни. Однако это, без сомнения, полезное дело достигнуто ценою жизни отважного гасконца. Что же? Оставалось отдать дань его мужеству и считать свое дело также оконченным.
Больше капитана Ван Вейде ничто в Ла-Рошели не удерживало, и он готов был принять предложение коменданта. Его заботило только одно – верный Гримо.
Бравый капитан хорошо помнил прощальные слова Атоса, которыми мушкетер напутствовал его в гавани перед отплытием, присовокупив к ним увесистый кошелек. Сейчас еще не время посвящать читателя в то, что именно сказал Атос, в силу известной пословицы, утверждающей, что всякий овощ хорош в свое время. Поэтому мы до поры покинем фламандца и обратим наш взгляд на оставленного им коменданта Ла-Рошели.
Этот человек был занят тем, что уже отдавал приказания, имеющие своей целью как можно быстрее подготовить свой отъезд, вернее – бегство.
Он знал, что горожане все чаще и чаще, хотя и втихомолку, говорят между собой о том, что все разумные сроки для прибытия английского флота с десантной армией уже прошли, – заканчивается октябрь, а Бэкингем все не идет на помощь. Он знал, что говорят, будто парламентеры осаждающей армии уверяли его на аванпостах о том, что Бэкингем погиб и надежды на помощь беспочвенны. При этом каждый рано или поздно приходил к мысли, что появление таких слухов должно быть вызвано какой-либо правдоподобной причиной. Он знал, наконец, что лишения вызвали в городе недовольство, о чем свидетельствовали неоднократные попытки самых отчаянных, или самых отчаявшихся, поднять мятеж.
Комендант, как уже говорилось, приказывал вешать таких людей, но теперь, с получением известий о гибели Бэкингема, недовольство могло перерасти в бунт и ему могли бы припомнить все бесполезные жертвы его непреклонности, которую многие сочли бы жестокостью. Комендант Ла-Рошели имел все основания полагать, что его жизнь, а также жизнь его крестницы, могут оказаться под угрозой, если предполагавшийся бунт и в самом деле вспыхнет.
Избежать такой незавидной участи можно было лишь одним путем – как можно скорее отворить городские ворота и сдать Ла-Рошель… Однако это столь долгожданное для многих горожан событие вряд ли принесло бы ему самому что-либо приятное. Победители, несомненно, потребуют полной и безоговорочной капитуляции, а это означает – позор.
Одна только мысль об этом была для коменданта совершенно невыносима.
Поэтому глава города быстро готовил свой отъезд, понимая, что, отдав в его руки неприятельский корабль вместе с капитаном и экипажем, судьба дарит ему прекрасную возможность. Он был уверен, что капитан Ван Вейде служит Ришелье (неважно – из корысти, страха или убеждения). Единственным, имеющим значение в этой ситуации, коменданту Ла-Рошели казалось то, что раз «Морская звезда» была беспрепятственно пропущена в гавань французским флотом, блокировавшим Ла-Рошель с моря, она имеет все основания так же легко быть выпущенной из гавани обратно. Во всяком случае, вид капитана и его помощника на мостике корабля мог убедить офицеров королевского флота не причинять кораблю вреда.
В голове г-на коменданта созрел план. Он возьмет с собой Камиллу, Гарри Джейкобсона с несколькими его соотечественниками, которых тот выберет сам среди сохранивших больше сил, нескольких солдат охраны и вынудит капитана «Морской звезды», который сможет противопоставить его вооруженным до зубов людям лишь нескольких безоружных матросов, доставить их в союзную Англию, где все они будут в безопасности.
Привыкший просчитывать всю комбинацию на несколько ходов вперед, подобно опытному шахматисту, комендант не случайно остановил свой выбор именно на Джейкобсоне, имея в виду его адъютантство у герцога, а следовательно, и благосклонный прием его королем. Помнил комендант и то, что англичанин был подобран раненым на поле боя по его, коменданта, личному распоряжению, а следовательно, он составит ему протекцию при английском дворе. Ему и Камилле, к которой этот человек, при всей черствости своей натуры, был нежно привязан.
Из этого следует, что г-н комендант обладал значительным честолюбием: он хотел не просто спастись от разъяренной черни, не просто избежать позора капитуляции, но вдобавок появиться в Англии в терновом венце героя-мученика, не сложившего оружия до конца и готового продолжать борьбу.
Все эти соображения заставили коменданта взяться за дело. Первым из его распоряжений было приказание послать за Камиллой. Ему отвечали, что мадемуазель де Бриссар, несмотря на ранний час, ушла к себе и отошла ко сну, поскольку сегодня ей весь день нездоровится.
Решив, что Камиллу он разбудит сам, покончив с приготовлениями к отплытию, г-н комендант занялся всем остальным.
Глава восьмая
Чего хочет женщина – того хочет Бог
Вернувшись на фелуку, вернее – будучи возвращенным туда под конвоем, капитан Ван Вейде обнаружил, что в его отсутствие на судне произошло много разнообразных событий. Еще в середине дня, то есть сразу после того, как г-н комендант отправил д’Артаньяна в тюрьму, на фелуку прибыл офицер с приказом коменданта города помощнику капитана немедленно приступить к устранению повреждений и последствий шторма.
Когда г-н Эвелин попробовал возражать, интересуясь, в свою очередь, судьбой уведенного солдатами капитана, ларошелец, оказавшийся даже не французским гугенотом, а английским пуританином, тоном, не терпящим возражений, объявил, что если г-н Эвелин немедленно не замолчит и не приступит со своими матросами к выполнению приказа, то он, офицер гарнизона, арестует г-на Эвелина и сам будет руководить матросами, так как прекрасно знает морское дело.
Сообразив, что он чуть было не занялся политикой, к которой питал такое отвращение, г-н Эвелин умолк и немедленно приступил к починке судна.
Вторая новость, сообщенная капитану, заключалась в том, что исчез Гримо, которого хватились лишь недавно и перевернули всю фелуку вверх дном, ничего, впрочем, не обнаружив, за исключением упомянутых в предыдущих главах запасов рейнвейна. Эта находка так отвлекла солдат, что они с готовностью сконцентрировали свое внимание на ней, а поиски Гримо как-то сами собой отошли на второй и даже еще более дальний план.
Последнее, по-видимому, обрадовало достойного капитана Ван Вейде, хотя внешне он ничем этого и не обнаружил. От помощника же, давно знавшего своего капитана, все же не укрылось, что бывалый моряк вздохнул с облегчением.
Не найдя Гримо, принялись за Планше. Прибывший на фелуку днем Джейкобсон (а именно он и был тем самым англичанином, что беседовал с г-ном Эвелином) пообещал Планше вздернуть его на рее, если он сейчас же не признается, куда девался его дружок.
Планше защищался, ссылаясь на то, что сбежать Гримо, кроме как в город, было некуда, а следовательно, он уже ответил на вопрос, избежав тем самым повешения на рее. В свою защиту Планше приводил также бесспорный, с нашей точки зрения, аргумент, заключавшийся в том, что стерегут экипаж фелуки ларошельцы, а никак не он, Планше, следовательно, и спрашивать с него за побег нечего.
Конец этим спорам положил капитан. Он подошел к Джейкобсону и, смерив его взглядом, сказал:
– Простите, сударь, по какому праву вы распоряжаетесь здесь?
– По тому же, по которому приказывают пленникам, капитан!
– Вы охраняете нас, это правда. Но командовать экипажем, а тем более решать, кого из его членов, а тем более пассажиров, следует вздернуть на рее, вы не можете. Хозяин на «Морской звезде» – я.
Взгляд фламандца скрестился со взглядом англичанина. Англичанин был упрям, моряк – тоже. Джейкобсон первый отвел глаза.
– Э-э, goddamn! Делайте, как хотите. Но не пытайтесь меня провести, кэптэн!
Как бы случайно оказавшийся рядом г-н Эвелин шепнул ему:
– Избегайте ссоры с капитаном, сударь! Он три года командовал пиратской шхуной в Карибском море, я это знаю наверняка, так как и тогда ходил его помощником.
Джейкобсон стиснул зубы и промолчал.
Таким образом, повешение Планше было отложено до лучших времен. Сам же он посчитал за лучшее немедленно удалиться в каюту, полпути благословляя капитана Ван Вейде и от души надеясь, что эти лучшие времена не наступят никогда.
Как легко догадаться, Гримо исчез не случайно. Получив от Планше подробную инструкцию, он задал только один вопрос:
– Надежная?
– Откуда мне знать, – с досадой отвечал Планше. – Не воображай, что я мог задать ей этот вопрос. Но хуже, чем сейчас, господину д’Артаньяну уже не будет, разве только если приговор приведут в исполнение. Не стала бы эта девушка пытаться спасти его от веревки для того, чтобы снова отправить на виселицу.
Гримо кивнул и исчез.
Все эти, следующие одно за другим, события, несомненно, отвлекают внимание от главного героя нашего правдивого повествования, однако их описание необходимо, поскольку они имели самое непосредственное отношение к его дальнейшей судьбе.
Пока д’Артаньян находился в камере для приговоренных к смертной казни и, следовательно, не имел возможности действовать, остальные лица, волею судьбы вовлеченные в историю, о которой мы рассказываем на этих страницах, напротив, жили активной жизнью. Движимые самыми различными желаниями, все они, совершая те или иные поступки, зачастую сами не отдавая себе в этом отчет, принимали живейшее участие в судьбе д’Артаньяна. И каковы бы ни были побудительные мотивы и помыслы всех героев трагикомедии, имя которой – жизнь, они привели к тому, чего и следовало ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59