Заглянем лишь в уже знакомый нам трехэтажный дом с широкими окнами, находящийся неподалеку от площади по улице Гран-Гра.
В избранный нами день в просторном зале, освещенном свечами, так как, несмотря на дневное время, на улицах царил сумрак – частично из-за дыма, поднимавшегося от непрерывно горящих костров, отчасти же из-за низких туч, закрывающих небо, стоял человек. Он стоял у окна, заложив руки за спину и вперив угрюмый взор в темное оконное стекло.
Дверь отворилась, и в гостиную неслышной походной вошел лакей. Он принес еще один канделябр и зажег свечи, колеблющееся пламя которых окончательно рассеяло полумрак и заставило отступить его в углы обширного зала.
– Это ты, Антуан? – спросил человек, оборачиваясь.
– Да, ваша милость.
– Что слышно нового, Антуан? Кого еще утащила чума?
– Доктор Рудольфи говорит, что судью, ваша милость. Давно не видно и советника сенешальства.
– Королевский советник сенешальства Оверни в Клермоне уехал на прошлой неделе – я это знаю наверное. Он увез всю семью в Париж.
– Вот оно что, ваша милость.
Наступило молчание.
– Вели-ка подать вина, – неожиданно проговорил человек у окна. – Или сам принеси.
– Какого прикажете? – осведомился старый слуга, сопровождая свой вопрос поклоном.
– Ты же знаешь, Антуан, что я признаю только доброе вино из винограда, выросшего на песчаной почве Лидо.
Старик-слуга с поклоном удалился.
Выждав, когда двери за ним закрылись, хозяин дома, так как человек был, несомненно, хозяином в этом доме, отошел от окна и принялся мерить гостиную быстрыми шагами.
– Пора, пора, – бормотал он себе под нос. – Судья не успел уехать, и его не стало. Советник увез всех домочадцев, сенешаль отправил дочь в Париж. Сколько можно торчать здесь, ожидая неизвестно чего? Болезнь косит направо и налево. Камилла стала плохо спать, по ночам ее мучают кошмары, а бодрствование превратилось в такой же кошмар. Больше медлить нельзя.
Тут он остановился, словно пораженный какой-то догадкой.
– Но он, он! – прошипел человек, погрозив кулаком неведомому врагу. – Это он держит нас здесь. Он хочет сгноить тут и меня, и Камиллу. Но ему не дождаться этого. Нет, палач в пурпурной мантии. Я перехитрю тебя, я не доставлю тебе радости с усмешкой выслушать доклад о моей смерти. Все твои соглядатаи тоже люди из плоти и крови. Они так же смертны, как и все люди. И сдается мне, что чумы они боятся больше, чем тебя. Скоро они все разбегутся из зачумленного города, они уже бегут. И некому будет удержать меня тут.
Снова отворились двери, и вошел Антуан, неся на подносе бокал вина.
– Бутылку! Принеси бутылку! – отрывисто бросил мессир Гитон, так как это, конечно же, был бывший комендант Ла-Рошели.
– Ваша милость, осмелюсь почтительно заметить…
– Ты, кажется, не расслышал, Антуан!
– Но, ваша милость… ваш лекарь, доктор Рудольфи…
– К черту лекаря! К черту Ришелье! Пусть все они катятся к черту! А самое главное – к черту Клермон-Ферран!
– Согласен со всем, кроме первого, – раздался голос, и в дверях появился человек с умными глазами и постоянно изменяющимся выражением лица.
– А, это вы, Рудольфи, – проворчал мессир Гитон. – Антуан, подайте нам еще один бокал. Вы ведь не откажетесь от вина, произведенного на вашей родине, Рудольфи.
– Совершенно верно, мессир. В Венеции умеют делать все, в том числе и вино.
– А если что делать не умеют, то уж точно перепродадут с барышом, – так же ворчливо откликнулся г-н Гитон. – Ваше здоровье, Рудольфи.
– Сожалею, что не могу ответить вам тем же, ваша милость, так как сам запретил вам пить вино в количестве, превышающем один бокал в день. Но… принимая во внимание ваше настроение, то, что вы угощаете меня, и обстановку в городе… я закрываю глаза на это злоупотребление.
– У меня что-то болит вот здесь, – мрачно сказал г-н Гитон. – Может быть, меня пора выбросить на повозку, чтобы Камилла не заразилась? Вы не могли бы осмотреть меня?
– Непременно. Для этого я и состою при вашей милости, чтобы рассеивать все ваши подозрения и вылечить, если не дай Бог…
– Оставьте, Рудольфи, – брезгливо поморщился бывший мэр Ла-Рошели. – Не надо мне заговаривать зубы. От чумы еще никого не вылечивали.
– Правда, мессир, – легко согласился венецианец. – Благодарю за вино – оно превосходно. А теперь соблаговолите раздеться.
Врач долго и обстоятельно осматривал своего пациента, время от времени задавая ему короткие профессиональные вопросы. Закончив осмотр, доктор Рудольфи уселся в кресло и проговорил:
– В вашем возрасте, мессир, многие заплатили бы большие деньги, чтобы поменяться с вами здоровьем.
– Вы уверены, что не обнаружили ничего подозрительного? – не обращая внимания на развязный тон врача, спросил хозяин дома.
– Ах, мессир. Начало заболевания распознается по затвердению и набуханию сальных желез подмышками и в промежности. Набухшие железы растут очень быстро и скоро достигают размеров куриного яйца, а может быть, и яблока средней величины. Уже потом появляются черные пятна – сначала на предплечьях и бедрах, затем по всему телу. И карбункулы, которые не исчезают даже после того…
– Черт побери! Зачем вы все это мне рассказываете, Рудольфи?
– Чтобы успокоить вас, доказав, что у вас ничего нет.
– Ничего себе, успокоить. Нет, к черту! Я принял решение.
– Надеюсь, что оно соответствует тому, что ваша милость говорили, когда я вошел сюда?
– А что я говорил? Ах, да… я послал вас к черту. Извините, Рудольфи, я погорячился.
– Что вы, мессир, какие пустяки! Я имел в виду, что вы послали к черту Ришелье, а затем и Клермон-Ферран.
– А, вы правы. Да, именно это решение я имел в виду.
Часом позже господин Гитон постучал в дверь спальни Камиллы.
– Камилла, – заявил он, когда девушка пригласила его войти. – Пора собираться в дорогу.
Сердце Камиллы учащенно забилось, и она обрадованно всплеснула руками.
– Вы решили это окончательно, сударь?!
– Бесповоротно.
– Но мне показалось, что вы опять много пили сегодня?
– Это лишь подкрепило меня в моем намерении.
– Но как же быть с приказанием кардинала?!
– К черту кардинала и его приказы!
– Куда же мы поедем на этот раз?
– В Париж!
При этих словах своего бывшего опекуна Камилла не удержалась от радостного возгласа, который показался мессиру Гитону громче первого.
– Да-да, мы поедем в Париж. В этот человеческий муравейник, где легче всего скрыться от глаз вездесущего министра. Я ведь не Бэкингем, в конце концов, чтобы уделять мне повышенное внимание. Мы будем под самым его носом, но сначала заметем следы.
– Сударь, за весь этот год я не слышала от вас более разумных и приятных слов.
– А я – более непочтительных, сударыня. Итак, собирайтесь в дорогу.
Они расстались, вполне довольные друг другом.
Камилла никогда не видела Парижа, она только слышала о нем от других. Она читала о нем в модных романах и грезила в своих снах. Однако в основе ее характера лежали совсем другие качества, нежели те, что были присущи большинству провинциалок ее возраста. Неженская энергия и решительность в сочетании с острым умом могли бы составить Камилле репутацию взбалмошной чудачки. Но, поскольку эти черты ее натуры уравновешивались природной добротой и своеобразной игривой нежностью, окружающие почти всегда находили ее привлекательной и милой.
Только отвергнутые поклонники имели на этот счет особое мнение. Они говорили, что Камилла – капризная гордячка и ветреница.
Проще говоря, Камилла де Бриссар без преувеличений была созданием очаровательным.
Мы уже говорили о том, что лейтенант мушкетеров произвел на нее сильное впечатление. В то же время ее интерес к д’Артаньяну во многом был вызван самим решительным поступком девушки. Гасконец, сам того не зная, предоставил ей возможность совершить нечто. Стать организатором и главной исполнительницей романтического побега заключенного – приключения, щекочущего нервы и самолюбие.
Камилла де Бриссар в роли отважной спасительницы красивого и храброго пленника! Девушка не отдавала себе в этом отчета, но в ее чувстве к д’Артаньяну содержалась немалая доля благодарности, которую испытывает ловкий наездник, красующийся на горячем скакуне, к этому самому скакуну именно за то, что он предоставляет ему такую прекрасную возможность покрасоваться и продемонстрировать искусство верховой езды перед многочисленными зрителями.
Камилла была этим всадником, д’Артаньян – конем.
Отъезд в Париж означал не только избавление от угрозы заболеть страшной болезнью. Он означал новую жизнь, новые впечатления и очень вероятную встречу с д’Артаньяном.
Мессир Гитон обставил свой отъезд из Клермон-Феррана с подобающей тщательностью. Доктор Рудольфи обронил в разговоре с двумя-тремя своими коллегами, что его состоятельный работодатель и пациент, к большому сожалению, видимо, долго не протянет, так как у него обнаружены все признаки начинающейся чумы.
Дом покинули глухой ночью, колеса кареты и копыта лошадей были обернуты мягким войлоком. За городом карета остановилась, из нее вышли двое слуг: Антуан и кучер Пьер. Они вернулись в город, забили окна и двери дома досками и намалевали на дверях букву «Р». Затем они возвратились к тому месту, где их поджидала карета. Верный Антуан занял место в карете, кучер Пьер забрался на свое место, взял в руки вожжи… и карета покатила на север. В Париж.
Разгулявшаяся в Клермон-Ферране чума на этот раз оказалась сильнее кардинала. Никому в голову не пришло заниматься расследованием обстоятельств появления зловещей буквы на дверях трехэтажного дома на улице Гран-Гра.
Глава пятьдесят седьмая
В Париже
Камилла впервые совершала этот путь. Поначалу взору ее открывались довольно знакомые картины: длинный ряд холмов, усеянных дикими виноградниками, а вслед за ними потянулись пустые в это время года поля. Мельницы поскрипывали своими крыльями, медленно брели коровы, и монотонность ландшафта убаюкивала девушку. Она задремывала с улыбкой на лице.
Но с каждым днем, чем ближе подъезжали к Парижу, тем интереснее было то, что творилось вокруг. Суровое молчание гор, тишина и безлюдье равнин сменились торопливым движением, суматохой быстро снующих карет, обтянутых пестрыми шелковыми, а иногда и бархатными тканями. То справа, то слева появлялись кабачки с вычурными, зазывающими вывесками, на которых Камилла, высунувшись из окна, успевала рассмотреть изображения сирен, наяд, дриад, драконов и львов, трубадуров и королей. В теплый сезон зажиточные парижане любили поразвлечься тут – поиграть в кегли и выпить вина.
Но вот карета, приблизившись к столице, покатила вдоль Сены – этой самой знаменитой из рек, омывающей Древний город. Открылась величественная панорама множества домов, шпилей, церквей и колоколен. Дым из печных труб стлался над городом слоем рыжеватого тумана. Солнце уже клонилось к закату, и его багровый шар плавал в этом полупрозрачном мареве, из которого выплывали очертания домов, дворцов и церквей. Виднелась на другом берегу Сены башня Арсенала, монастырь Целестинских монахов и многое другое – впервые увиденное и волнующе незнакомое.
Подъехав ближе к крепостным стенам Парижа, карета попала в беспорядочную толпу торговых повозок, дилижансов, почтовых карет и фургонов, также стремящихся въехать в столицу. В соответствии с королевскими эдиктами чиновники собирали городскую ввозную пошлину.
Когда карета миновала Сен-Бернарские ворота, девушку поразила громада Собора Богоматери с двумя четырехугольными башнями и тонким шпилем посередине. Колоколенки других церквей смиренно выглядывали из-за крыш. Их черные зубцы, словно нарисованные, резко выделялись на еще светлом небе.
Всадники, пешеходы, кареты и повозки с шумом и криком двигались во всех направлениях по набережной Сены.
Смеркалось, и один за другим зажигались огни. Они усеивали красными точками темнеющие фасады домов. Огни отражались в черном зеркале засыпающей Сены, дробясь и мерцая, плясали в темной воде диковинными красными рыбками.
Вскоре в полумраке обрисовались контуры церкви и монастыря Великих Августинцев, а на площади посреди Нового моста Камилла увидела в вечерних сумерках конную статую Генриха IV. Читатель помнит, что именно здесь, на Новом мосту, д’Артаньян нашел себе нового слугу по возвращении из Ла-Рошели.
Карета свернула в улицу Дофина, и бронзовый основатель царствующей династии скрылся из виду.
– Мы переночуем в гостинице, Камилла, – сказал мессир Гитон. – А утром я подыщу приличную квартиру в таком месте, где ищейкам кардинала и в голову не придет нас искать.
Мы уже говорили, что г-н Гитон по-своему любил девушку и хотел, чтобы Камилле понравилась ее первая встреча с Парижем. Он остановил свой выбор на довольно дорогой гостинице, огромная кухня которой способна была вызвать целую гамму приятных кулинарных переживаний.
В огромном очаге трещали пожираемые огнем поленья, больше походившие на целые деревья. На вертелах, расположенных друг над другом, аппетитно золотились гирлянды гусей, каплунов и пулярок, жарились бараньи бока и телячьи ноги. Куропатки, бекасы, перепела – все это и многое другое было к услугам проголодавшихся путешественников. И мы погрешили бы против истины, если бы рискнули утверждать, что они не отдали должное запасам хозяина гостиницы и кулинарным способностям его поваров.
Разгоряченная легким вином и вкусной едой, обрадованная тем, что страхи, вызванные эпидемией чумы, растаяли, как ночной кошмар, что она наконец в Париже, что скоро повидает д’Артаньяна, Камилла долго не могла уснуть.
Несмотря на поздний час, за окном шумел большой город Париж. Он не успокаивался и ночью. Стук колес проезжающей кареты, песни подвыпивших ночных гуляк, дробный стук копыт коня проскакавшего по улице всадника, а иногда и звон клинков дуэлянтов заставляли девушку прислушиваться, тревожили воображение. В голове теснились быстро сменявшиеся мысли, смелые мечты и планы.
Долго еще лежала она без сна, прислушиваясь к ночному Парижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59