!» – решил д’Артаньян и отправился в церковь.
Исхудавшие прихожане хором пели благодарственный псалом. Страшные дни осады остались позади. Достойный кантор сидел за клавиатурой органа.
Слушая его игру, д’Артаньян подивился: откуда в этом тщедушном на вид старике столько сил? Глаза мэтра Буало были самозабвенно прикрыты, на губах сияла детская улыбка. Старик вызывал у мушкетера симпатию. «Он, наверное, знает о Камилле», – подумал мушкетер, чувствуя, что волнуется, как юнец, спешащий на первое свидание.
Он дождался окончания службы и подошел к кантору.
– Доброе утро, мэтр Буало. Вы ведь узнали меня?
– Право, не припоминаю, господин мушкетер, – нерешительно отвечал кантор, с опаской поглядывая на военный мундир.
– А между тем несколько дней тому назад моя жизнь находилась в ваших руках.
– Что вы такое говорите, сударь?! Вам угодно смеяться над бедным стариком. Вы – офицер армии победителей…
– Я – тот самый д’Артаньян, которого мадемуазель де Бриссар спасла от виселицы, направив к вам. А вы были так любезны, что не отдали меня в руки стражи, а напротив – постарались укрыть от преследователей.
– О Боже! Возможно ли это? Вы тот человек…
– Уверяю вас, мэтр Буало, что это именно я.
– Значит, я помогал офицеру вражеской армии, быть может, лазутчику?
– Я оказался в Ла-Рошели лишь с тем, чтобы открыть коменданту глаза на подлинное положение дел.
– Прошу вас объяснить ваши слова, сударь, так как я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.
– Я сообщил ему, что Бэкингем погиб и английская помощь не придет. Посмотрите на этих измученных людей. Неужели надо было дать им погибнуть с голоду всем, затягивая осаду?
– В ваших словах бесспорно содержится зерно горькой истины, но…
– Но вы убежденный протестант и гражданин Ла-Рошели, вы ведь это хотите сказать, мэтр Буало?
– Именно так, сударь. А теперь, если у вас больше нет ко мне никаких дел, я намереваюсь пойти домой и отдохнуть.
– Только одно мгновение. Камилла… я хотел сказать – мадемуазель де Бриссар, как я слышал, была вынуждена покинуть город. Не оставила ли она вам каких-либо известий для меня?
– Должен огорчить вас, сударь. Девушке не удалось даже попрощаться со своими друзьями. Видно, новые власти торопились поскорее выгнать вон бывшего градоначальника – вот у них вы и наведите справки о новом местопребывании господина Гитона, сударь.
Яростно крутя усы, д’Артаньян вышел из-под церковных сводов на улицу.
Мимо проезжал капитан гвардейцев его высокопреосвященства г-н де Кавуа в сопровождении двух или трех своих подчиненных и еще нескольких драгун. Завидев мушкетера, он издали приветствовал его со странным выражением своеобразной смеси почтительности и неприязни на лице.
Г-н де Кавуа, несомненно, лучше, чем кто бы то ни было другой во всей армии (за исключением Рошфора, Ла Удиньера и Атоса), знал о миссии д’Артаньяна в Ла-Рошели, связанной с персональным поручением кардинала, и о том, что д’Артаньян выполнил его с честью. Последнее, впрочем, не было объявлено Ришелье во всеуслышание, но г-н де Кавуа резонно полагал, что раз гасконец жив и на свободе, то, следовательно, ему сопутствовал успех.
Отвечая на приветствие капитана гвардейцев его высокопреосвященства, д’Артаньян подумал: «Почему бы мне не прибегнуть к помощи недругов, когда друзья отказываются помочь!» Поэтому он сделал несколько шагов навстречу гвардейцам и, учтиво поклонившись, произнес вполне приветливым тоном:
– Доброе утро, господин де Кавуа. Приветствую вас и ваших спутников.
– Доброе утро, господин д’Артаньян, – отвечал капитан, немного удивленный любезностью мушкетера, обычно не жаловавшего вниманием людей в мундирах кардинальской гвардии.
– Приятно видеть, что наш приход сюда избавляет этих несчастных от мучений, – заметил д’Артаньян, обводя широким жестом улицу вокруг себя.
– Говорят, что вы, господин д’Артаньян, получили от его высокопреосвященства какое-то важное поручение и, рискуя жизнью, выполнили его, чем способствовали скорой капитуляции Ла-Рошели? – спросил г-н де Кавуа, в котором любопытство превозмогло чувство неприязни, адресованной, впрочем, не столько к личности гасконца, сколько к его мушкетерскому плащу.
– Это государственная тайна, но, так как я никогда не питал к вам никаких враждебных чувств, господин де Кавуа, как вы, быть может, думаете, но напротив – всегда относился к вам с уважением, я сделаю для вас исключение и открою ее.
– Нет-нет… если это касается каких-либо планов его высокопреосвященства… – решительно запротестовал капитан.
– Но это дело уже прошлое, поэтому я и доверяюсь вам, – успокоил его мушкетер.
– В таком случае я весь внимание!
– Прикажите все же вашим людям отойти назад. Что дозволено Юпитеру…
В те времена грубая лесть легко достигала цели и манеры были не столь утонченны, как теперь, поэтому капитан гвардейцев счел слова д’Артаньяна вполне уместными, вместо того чтобы заподозрить в них издевку.
Когда его драгуны попятились назад, д’Артаньян взял г-на де Кавуа под локоть и отвел в сторону.
– Видите ли, господин де Кавуа, дело заключалось в том, что его высокопреосвященство, зная меня как специалиста по бастионам, а точнее по их обороне малыми силами и разрушению стен, – вспомните историю с бастионом Сен-Жерве, – так вот, его высокопреосвященство пригласил меня к себе для конфиденциальной беседы. В ходе этой беседы он приказал мне тайно проникнуть в Ла-Рошель, заминировать все форты и бастионы, составляющие главный пояс обороны города, и, повинуясь условному сигналу, взорвать их глухой ночью, чтобы открыть бреши для нашей армии. Но меня узнали. Защищаясь, мне удалось уложить дюжину англичан (вы знаете, что их немало в Ла-Рошели), но тринадцатый оказался молодцом. К тому же я устал отбивать удары со всех сторон. Он легко ранил меня, и я попал в плен. На рассвете меня должны были повесить. Палач уже затянул петлю на моей шее. Мне предложили высказать последнее желание. Я попросил пригласить коменданта, заявив, что хочу сообщить нечто очень для него важное.
– Ах, черт! И он пришел?!
– Не то слово. Прибежал!
– Тысяча чертей! Продолжайте же, господин д’Артаньян!
– Как вы думаете, что я сказал ему?
– В самом деле – что?!
– Я сказал ему, что герцог Бэкингем убит пуританским фанатиком в Портсмуте и ему не следует рассчитывать на помощь английской эскадры. Я сказал ему также, что как только армия короля вступит в Ла-Рошель, а это, в силу вышеприведенного обстоятельства, случится очень скоро, и его высокопреосвященство увидит, что один из лучших его офицеров болтается на виселице в соответствии с его, коменданта, приказом, то…
– То он тотчас же отправит самого коменданта на эту же виселицу составить вам компанию.
– Угадали! Это самое слово в слово!
– И он?
– Побледнел и собственноручно снял веревку с моей шеи.
– Тысяча чертей! Господин д’Артаньян, я давно не слышал ничего подобного!
– Сказать вам правду – я тоже! Как бы то ни было, Ла-Рошель капитулировала, и вы уже несете свою службу, несмотря на ранний час, несомненно, с целью поддержания порядка в городе и недопущения бесчинств. Это очень верно, господин де Кавуа.
– Собственно, мы… – начал капитан гвардейцев, но наш гасконец, подстрекаемый нетерпением, не дал ему договорить:
– И подумать только, что один человек из-за своей гордости и упрямства обрекал весь город на лишения. Кстати, где он сейчас? Верно, с ним поступили сурово, как он того и заслуживает?
– Не слишком-то сурово, шевалье д’Артаньян, – отвечал гвардеец кардинала. – Его высокопреосвященство просто приказал ему убраться из Ла-Рошели к утру следующего, то есть уже сегодняшнего дня. Мы как раз и направляемся к дому коменданта, чтобы удостовериться в том, что приказ его высокопреосвященства выполнен.
– Как же вы поступите, если он до сих пор там? – разыгрывая вульгарное любопытство уличного зеваки, спросил д’Артаньян.
– Вышлем его из города под конвоем, – отвечал господин де Кавуа.
– Вы имеете в виду, что его высокопреосвященство указал ему пункт назначения?
– Именно так.
– И это?..
– Тур.
«Интересно, его высокопреосвященство всех высылает в Тур? – подумал д’Артаньян, вспомнив о госпоже де Шеврез. – Наверное, чтобы легче было за всеми уследить».
Вслух же он произнес:
– Вот как! Очевидно, у его высокопреосвященства есть причины политического характера для того, чтобы отправить этого упрямца не в Бастилию, а в такой симпатичный город.
– О намерениях его высокопреосвященства, как вы сами понимаете, господин д’Артаньян, мы судить не можем, но, я думаю, дело объясняется проще.
– Как же?
– У бывшего коменданта Ла-Рошели в Туре есть дом и виноградники. Он сам просил его высокопреосвященство об этом.
– Вы правы. Все чрезвычайно просто! – ответил д’Артаньян и расхохотался.
Гвардейцы рассмеялись в ответ, и обе стороны расстались вполне довольные друг другом.
Глава семнадцатая
Гибель «Морской звезды»
Фелука «Морская звезда», пустившаяся в плавание по водам Бискайского залива, известного также под названием Гасконского, действительно держала курс на испанский порт Сантандер. Но широты, в которых она находилась, справедливо имеют недобрую репутацию у моряков всего света.
Осенние и зимние штормы представляют собой немалую опасность для любого корабля, который вынужден пуститься через Гасконский залив в эту пору. Не стала исключением и фелука капитана Ван Вейде.
Планше проснулся из-за того, что какой-то твердый предмет больно ударил его в бок. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на полу. Все вокруг ходило ходуном, переборки скрипели, словно собирались вот-вот рассыпаться.
– Эй, Гримо! Проснись, Гримо! Что это такое? Да проснись же, наконец!
Гримо, однако, не спал. Он не спал уже давно, так как сон у него был чуткий, и шум начинающегося шторма скоро разбудил его. Он поднялся, нахлобучил на голову шляпу, загнул ее поля, чтобы не сдуло ветром, и выбрался на палубу.
Несколько промокших матросов возились со снастями. Солдат на палубе не было видно. Помощник капитана стоял на мостике, отдавая короткие приказания. Он показался Гримо уставшим и встревоженным.
Гримо подошел к нему поближе и задал вопрос в своей обычной манере.
– Опасно? – спросил Гримо.
В ответ обычно словоохотливый Эвелин только пожал плечами.
Гримо понимающе кивнул и направился к тому месту, где находилась шлюпка. Затем, заняв позицию рядом с нею, он ухватился за ванты и принялся ждать дальнейшего развития событий.
Не обнаружив Гримо в каюте, Планше спросонок вообразил, что судно уже тонет и экипаж покинул его. Взъерошенный Планше пулей вылетел на палубу. Вздох облегчения вырвался у него, когда он обнаружил, что дело далеко не так плохо. Потом он заметил Гримо.
– Вот ты где! Что-то случилось?!
– Пока нет, – отвечал Гримо.
– Уф-ф, а я уже было подумал, что мы тонем.
– Возможно.
– Как это – возможно! Что ты этим хочешь сказать?! Значит, я прав – мы уже тонем?!!
Гримо сделал рукой успокоительный жест, означавший «Нет еще».
Однако это мало успокоило Планше.
– А зачем же ты тогда здесь торчишь? – спросил он.
– Наблюдаю, – был ответ.
Планше огляделся вокруг.
– А это что еще? Шлюпка! Признайся, Гримо, ты здесь торчишь неспроста, на этом холодном, мерзком ветру. Бр-р, да еще и брызги летят все время. Скажи мне, что ты тут делаешь?
– Стерегу, – коротко отвечал Гримо, кивнув в сторону шлюпки.
– Выходит, наши дела так плохи? – упавшим голосом спросил Планше.
Ветер между тем крепчал.
К помощнику капитана подбежал матрос и принялся что-то возбужденно кричать. Сквозь шум оба француза расслышали обрывки фраз. Можно было понять, что матрос обнаружил течь в трюме «Морской звезды».
Гримо удовлетворенно кивнул головой.
– Знал, – сказал он.
– Что ты «знал»?! – дико оглянувшись на него, вскричал Планше.
В ответ Гримо изобразил довольно затейливую пантомиму, показав корабль, на всех парусах влетающий в гавань и натыкающийся на дамбу, преграждающую ему путь.
– Трах! – сказал Гримо, изображая момент столкновения.
Затем он изобразил офицера, торопящего капитана фелуки с отплытием, и матросов, в спешке, кое-как заделывающих пробоину.
– Спешка, – добавил он с пренебрежительной миной и неодобрительно покачал головой.
– Великий Боже! – вскричал Планше. – Что же нам делать?
Гримо молча указал на шлюпку.
– Вот на этой скорлупе прыгать в бушующий океан?!
В ответ Гримо красноречиво развел руки, давая понять, что другого не остается.
– Всех солдат немедленно в трюм – откачивать воду! – командовал капитан Ван Вейде, который незадолго до этого отправился было отдохнуть, будучи сменен своим помощником.
Теперь капитан понял, что поспать ему не удастся.
– Всех, кто без дела шляется по палубе, – в трюм! – коротко бросил он, заметив Гримо и Планше, пристроившихся около шлюпки.
Гримо и Планше были бесцеремонно препровождены в трюм, где им пришлось принять участие в авральных работах по спасению судна.
Пока французы и ларошельцы, предводительствуемые боцманом фелуки, боролись за плавучесть судна в трюме, наверху происходил следующий разговор.
– Похоже, нас сильно отнесло к западу, – сказал помощник, подойдя к капитану. – Пробоина заделана кое-как и, видно, не выдерживает такой болтанки.
Капитан молча кивнул, хмурясь и недовольно поводя головой.
– Шлюпка примет только девять, от силы – десять человек. Только экипаж, – снова нарушил молчание г-н Эвелин.
Капитан Ван Вейде досадливо поморщился и кивнул снова.
– Если вода в трюме будет так быстро прибывать и дальше… – помощник не закончил фразу, но обоим морякам все было ясно и без лишних слов.
Стихии разыгрались всерьез. Матросам не удалось вовремя убрать все паруса, и некоторые были сорваны резкими порывами ветра. Люди в трюме выбивались из сил, но воды становилось все больше.
Видя, что сейчас некому его удерживать в трюме силой, Планше подошел к лестнице и принялся карабкаться наверх. Гримо подошел и дернул его за ногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59