– Тогда я пойду поговорю кое с кем о том, как нам получше примирить свои «помыслы и устремления» с чувствами солдат Ла-Рошели в том случае, если они противоречат друг другу, – сказал г-н Эвелин и ушел с палубы.
Видимо, упомянутые «помыслы и устремления» ларошельских воинов не слишком расходились с намерениями моряков. Часть солдат, измотанных осадой и недоеданием, попросту спала крепким сном, хотя бы оттого, что ночью человеку свойственно спать, а было уже далеко за полночь. Часовые же оказали вялое сопротивление, но были быстро обезоружены и связаны дюжими матросами.
Всякий непредвзятый наблюдатель заметил бы, что часовые боролись не столько с экипажем «Морской звезды», сколько с чувством долга. Последнее было вынуждено отступить перед естественным стремлением оказаться там, где едят досыта.
Таким образом, «Морская звезда» покинула негостеприимную гавань Ла-Рошели и устремилась в темные воды Бискайского залива. На мачте и на корме были вывешены опознавательные знаки, освещенные скудным светом фонарей. Они послужили бы пропуском при встрече с военными кораблями, охранявшими гавань.
А бравый капитан Ван Вейде обратился к стоявшему рядом г-ну Эвелину со следующими словами:
– Наконец-то мы, кажется, разом отделались от всех этих кардиналов, ларошельцев, католиков и гугенотов. Мы снова свободные люди, Александр, друг мой!
Глава десятая
Д’Артаньян возвращает долги
«Морская звезда» уходила все дальше от берегов, а в лабиринте ночных ларошельских улиц разыгрывались драматические события, участниками которых были люди, хорошо знакомые нашему благосклонному читателю, равно как и появившиеся на страницах нашего повествования лишь недавно.
Те из них, кто повстречался на пути мэтру Франсуа Буало и д’Артаньяну, принадлежали к числу наиболее отчаянных городских бродяг. Доведенные до последнего предела лишениями и жестокой политикой коменданта, поддерживавшего силы стражников и гвардейцев за счет всех остальных, включая стариков, женщин и детей, они готовы были на вооруженное восстание.
Столкнувшись нос к носу в темном переулке с двумя лакеями, несущими портшез, который можно было узнать с первого взгляда по гербам на дверцах, их главарь пришел в восторг. Бывший вором и грабителем до осады Ла-Рошели, он сделался нищим, так как его ремесло уже не могло его прокормить. Несколько его друзей уже были повешены по приказу коменданта в числе тех, кто был заподозрен в призывах к мятежу. Оставшиеся, вернее те из них, кто еще не совсем ослабел от голода и мог самостоятельно передвигаться, окружали своего предводителя и в ту ночь. Главарь шайки пришел в восторг, когда его единственный глаз узрел украшенный гербом портшез. Он решил, что перед ним ценная добыча, с помощью которой можно шантажировать ненавистного коменданта.
Справедливости ради стоит сказать, что большинство горожан, вышедших на улицы Ла-Рошели в ту ночь, не принадлежали к воровской шайке, возглавляемой одноглазым грабителем. Это были мирные обыватели, доведенные до крайности множеством несчастий, как из рога изобилия сыпавшихся на их головы уже более года. Поэтому они и вызывали такое сочувствие мэтра Франсуа Буало, в простоте душевной посчитавшего д’Артаньяна одним из их вожаков. Эти люди не пошли бы на совершение насилия, к которому призывал их одноглазый, поэтому они вскоре разбрелись кто куда, а многие, пройдя квартал-другой, просто опустились на мостовую, не в силах больше двигаться. Большинство же, пошумев, истратило на это весь запас своих сил и возвратилось восвояси.
Однако набралась и группа бродяг, последовавших за одноглазым. Группа вполне достаточная для схватки с ночным патрулем, если бы таковой встретился на их пути. Они бросились вслед за лакеями.
Те сначала ускорили шаги, а потом, видя, что расстояние между ними и их преследователями неумолимо сокращается, сочли за лучшее бросить пустой, как они знали, портшез посреди улицы и унести ноги.
Одноглазый и его сообщники подбежали к портшезу с возгласами ликования, но в это время из-за угла появились стражники ночного дозора, предводительствуемые мистером Джейкобсоном, а в противоположном конце улицы заблестели пистолеты и шпаги небольшого, но, по-видимому, решительно настроенного отряда. Это был сам комендант Ла-Рошели со своими людьми.
– Ну, чего стали, разинув рты! – крикнул одноглазый предводитель. – Открывайте дверцы, вытаскивайте ее скорее!
– Назад, негодяи! – гремел голос коменданта, приближавшегося к месту событий.
Наиболее энергично действовал в этой обстановке англичанин. Видя, что он со своими солдатами не успевает к портшезу первым, Джейкобсон вынул из-за пояса пистолет и разрядил его в толпу оборванцев.
– Fire! – зычно прокричал он, прислоняясь к стене, чтобы не мешать стрелять своим солдатам.
Прогремело несколько выстрелов, воздух огласился стонами и проклятиями раненых, а кучка бродяг бросилась врассыпную.
– Она здесь! Камилла! – звал комендант, подбегая к портшезу.
– It’s all right! – удовлетворенно заметил Джейкобсон, засовывая пистолет за пояс.
Комендант рванул дверцы портшеза и издал глухой стон. Портшез был пуст. Впрочем, если принять во внимание все предшествующие события, этого и следовало ожидать.
Но ни Гарри Джейкобсон, ни комендант Ла-Рошели не имели ни малейшего представления о событиях этой ночи, поэтому нам остается признать их полное право на разочарование, если не отчаяние, и посочувствовать им.
– Если эти мерзавцы хоть пальцем тронут ее, я перевешаю их всех, как собак! Собственными руками! – вскричал комендант в бессильном гневе. – Goddamn, они бежали к портшезу так же, как и мы. Ни один из этих каналий, как и мы, не подозревал, что девушки в портшезе нет, – произнес рассудительный Джейкобсон спустя минуту.
– Надо отыскать этих трусов, которые несли портшез, – им должно быть известно, где находится Камилла. Как это сразу не пришло мне в голову? – произнес комендант.
– Эй, молодцы! – крикнул Джейкобсон, обращаясь к окружавшим их солдатам. – Обыщите все кварталы окрест. Вы должны найти двух лакеев, что несли портшез.
Этой ночью в Ла-Рошели было неспокойно. Крики и выстрелы доносились до слуха двух стражников, пребывающих в уверенности, что они стерегут д’Артаньяна, тогда как на самом деле они охраняли мадемуазель де Бриссар. Оба с тревогой всматривались в темноту, пытаясь отгадать причину смятения.
Неожиданно темнота сгустилась и приняла очертания мужской фигуры, которая заговорила голосом д’Артаньяна:
– В нескольких кварталах отсюда взбунтовавшаяся чернь напала на портшез мадемуазель де Бриссар. Мне даны полномочия собирать всех солдат, находящихся в ведении комендатуры, потому что мятежники многочисленны.
Один из стражников – тот, который сторожил окно камеры, повиновался и двинулся было по улице туда, куда указывал гасконец. Однако второй, охранявший двери, заколебался.
– Назовите свое имя, шевалье, чтобы в случае необходимости я мог сослаться на приказ офицера.
– Мое имя Гарри Джейкобсон, goddamn, – проворчал д’Артаньян, так как англичанин был единственным человеком в Ла-Рошели, за исключением Камиллы, которого он знал по имени.
– Ну-ка, поближе к огню! – скомандовал солдат, поднося к лицу мушкетера свой фонарь.
Очевидно, гасконский акцент д’Артаньяна мог сойти за произношение англичанина только у глухого.
– Ладно, к огню так к огню, – спокойно проговорил д’Артаньян, бросив мимолетный взгляд, убедивший его в том, что второй часовой исчез в темноте.
– А, дьявол! – охнул солдат, узнавший в мушкетере того, кто должен был находиться за дверью охраняемой им камеры.
– Я вижу, ты узнал меня, любезный, – сказал д’Артаньян, крепко ухватив солдата за горло одной рукой, а другой удерживая его мушкет. – Тем лучше. Как видишь, я по другую сторону дверей. Так вот, любезный: в твоих интересах прислушаться к моему совету. Если ты немедленно не последуешь за своим товарищем спасать мадемуазель де Бриссар, тебе не поздоровится. Тебя будут судить по законам военного времени за то, что ты, находясь на посту, упустил арестанта. Я же предлагаю тебе воспользоваться случаем оправдать мое бегство тем, что ты помогал дочери коменданта избавиться от лап мошенников, которые горланят там, в темноте. Я открою двери камеры и верну ключи тебе – таким образом, твое начальство решит, что тот, кто приказал тебе оставить пост из-за чрезвычайного происшествия, имел дубликат. Что ты скажешь на это, любезный?
– Что я верну тебя на прежнее место, приятель, – прохрипел солдат, пытаясь освободиться от железной хватки мушкетера.
– В таком случае я придушу тебя раньше, чем ты успеешь помолиться, – спокойно сказал д’Артаньян, сильнее сжимая пальцы.
Солдат понял, что гасконец не шутит. Он также почувствовал, что мушкетер сильнее его.
– Отпустите, довольно, – задыхаясь, прошептал он. – Человек вы или дьявол, но будь я проклят, если я знаю, как вам удалось вырваться оттуда и зачем вам понадобилось возвращаться, – продолжал стражник, снимая с пояса ключи и передавая их д’Артаньяну.
– Из человеколюбия, – лукаво улыбнувшись, ответил гасконец. – Мне стало жалко твоей головы.
Не мешкая более, мушкетер отпер дверь и вернул ключи солдату. Тот снова прицепил их к своему поясу и, взяв предусмотрительно разряженный д’Артаньяном мушкет за дуло, как палку, пошатываясь пошел прочь. Временами он встряхивал головой и ощупывал горло, проверяя, не сжимают ли его еще железные пальцы мушкетера.
– Да передай, что тебя снял с поста Гарри Джейкобсон собственной персоной. Можешь также сообщить, что он обещал покараулить сам, – со смехом крикнул д’Артаньян ему вдогонку.
Однако нельзя было терять времени. В любой момент мог появиться патруль или кто-либо из вооруженных ларошельцев, а д’Артаньян по-прежнему не имел даже шпаги.
Впрочем, сокрушаться из-за того, что он не отобрал у стражника хотя бы его шпагу, гасконец не стал. Он вошел внутрь и тихо позвал девушку.
Не дождавшись ответа, мушкетер вернулся к выходу и вооружился оставленным у входа фонарем, который, к счастью, не погас во время их непродолжительной схватки с солдатом.
Взору д’Артаньяна представилась картина, способная вдохновить влюбленного на разного рода безумства. На жесткой тюремной койке, освещаемая скупым светом колеблющегося язычка пламени, мирно спала, разметавшись во сне, девушка, несколько часов назад добровольно явившаяся в тюрьму, чтобы заменить его собой в камере смертников. И пусть ее жизни ничто здесь не угрожало, все же д’Артаньян не мог не оценить жертвы, принесенный Камиллой ради него. Она рискнула своей репутацией, а в ту эпоху это подчас было немногим меньше, чем жизнь.
– Камилла, я вернулся возвратить долги, – сказал д’Артаньян.
Девушка открыла глаза и улыбнулась.
– Какой милый сон, – со вздохом произнесла она.
– Камилла, вы видите меня наяву, а не во сне.
Девушка тряхнула головой, разгоняя остатки сновидений.
– Д’Артаньян, это вас я вижу?!
К радости, вспыхнувшей сначала в глазах мадемуазель де Бриссар, примешалась тревога.
– Вы опять здесь, в этой камере? Что случилось? Вас опять схватили?!
– Успокойтесь, Камилла. Я свободен, как ветер, во всяком случае – пока. Просто я люблю возвращать свои долги и не люблю откладывать это на потом.
– Так вы…
Д’Артаньян не дал ей закончить.
– Зачем вам встреча с караульными именно в этом малопривлекательном помещении? Зачем вам огорчать милейшего господина коменданта? К чему нам все эти неприятности! Я говорю «нам», потому что с сегодняшней ночи стал принимать ваши дела очень близко к сердцу.
– Вот как, сударь! Значит, вы явились за мной из чисто эгоистических побуждений? – спросила Камилла, сопровождая вопрос лукавым взглядом.
– Еще бы, мадемуазель.
– А я-то подумала, что вам стало жаль бедную девушку, томящуюся в тюрьме.
– Камилла, я слышу шум на улице, – перебил ее д’Артаньян. – Тысяча чертей, я позабыл отобрать у этого недотепы его шпагу.
– Так вы безоружны?! – воскликнула девушка, всплеснув руками. – Что же мы стоим – бежим скорее!
Очутившись на улице, беглецы увидели, что они чуть было не опоздали последовать этому здравому совету. Слева показались огни. Было ясно, что оттуда движется целый вооруженный отряд.
Д’Артаньян и Камилла бросились вправо. Они успели свернуть в один из переулков прежде, чем их могли заметить.
Несколько минут они пробирались почти в полной темноте, но затем были вынуждены остановиться, так как девушка выбилась из сил.
– Послушайте меня, Камилла, – заговорил д’Артаньян, бережно поддерживая девушку под руку, – я думаю, нужно поступить так: мы должны приблизиться к какому-нибудь патрулю, оставаясь незамеченными, а затем, когда я удостоверюсь, что вам не грозит попасть в руки этих бродяг, я укроюсь в тени, а вы выйдете к ним; это вас они ищут по всему городу. Коменданту сообщат радостную весть, ему будет не до меня. Таким образом, лучшее, что мы сейчас можем сделать, – это расстаться.
Взрыв проклятий, донесшийся со стороны тюрьмы, которую незадолго до этого покинули беглецы, показал им, что исчезновение арестанта обнаружено.
Девушка покачала головой.
– Мне это не нравится, д’Артаньян. Куда же вы отправитесь, совершенно не зная города? Вас схватят и отведут обратно в камеру. И объясните мне, о каких это бродягах вы все время говорите?
Гасконец рассказал о своих приключениях после бегства из камеры. Он сделал это чрезвычайно кратко, так как ситуация не располагала к длинным речам.
Камилла наморщила лоб.
– Значит, вы оставили мэтра Буало у Клоринды?
– Да, если это имя той старухи, что отворила нам дверь.
– Именно ее я имею в виду. Смогли бы вы узнать эту улицу и дом?
– Днем – наверное, да.
– Идемте, я отведу вас туда.
– Камилла, если нас схватят, вам не миновать объяснений.
Мадемуазель де Бриссар нахмурила бровн.
– Сударь, вы так озабочены сохранением моей репутации, что я начинаю сожалеть о том, что помогла вам бежать.
– Камилла, вы несправедливы ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59