Твоего дружка это тоже касается.
– Ваша милость, перед тем как отправиться в церковь, мадемуазель приказала доставить ее к городской тюрьме.
– Я не ослышался?! Повтори, что ты сказал, каналья!
– Ну вот, сударь, вы изволили рассердиться…
– Так вы доставили ее к тюрьме?
– Совершенно верно, сударь.
– И что же было дальше?
– Мадемуазель приказала нам подождать ее. Потом она подошла к стражнику и о чем-то поговорила с ним.
– О чем, черт возьми, она могла говорить со стражником?!
– Этого мы не знаем, ваша милость, так как с того места, где мы стояли, слов было не разобрать.
– Продолжай.
– Так было дело, сударь. А потом солдат передал мадемуазель свой фонарь и открыл перед нею дверь камеры – наружную дверь, сударь.
– И она вошла?
– Ваша правда, сударь. Мадемуазель вошла туда.
– Проклятие! Теперь я понимаю…
– Что, сударь?
– Это тебя не касается, бездельник! Остерегайся вывести меня из терпения. Продолжай…
– Мадемуазель отсутствовала примерно четверть часа или немногим больше. А потом она быстро вышла и села в портшез, а мы с напарником отнесли ее к церкви на площади – вы знаете, ваша милость, это совсем недалеко оттуда.
– Черт! Мадемуазель разговаривала с вами?
– Нет, ваша милость.
– Черт, черт! По крайней мере, она же сообщила вам, куда следует ее доставить?
– Мадемуазель сказала мне перед тем, как обратилась к стражнику: «Когда я вернусь, вы отнесете меня на площадь к церковной ограде, где меня должен ждать кантор Буало».
– Проклятье! Она так и сказала?!
– Я передал вам слово в слово, сударь.
– Значит, весь обратный путь из тюрьмы мадемуазель не обращалась к вам? Вы не слышали ее голоса?!
– Нет, сударь. Она молчала всю дорогу.
– Тысяча чертей! Неужели она… неужели это возможно?!!
Комендант заметался по кабинету, словно раненый тигр.
– Как она была одета?
– В темный бархатный плащ с капюшоном.
– Вы видели ее лицо?
– Конечно, сударь. Она разговаривала с нами во дворе дома.
– Да нет, идиот. Видел ли ты ее лицо, когда она вышла от этого арестанта?
– А-а, вот что ваша милость имеет в виду. Если ваша милость об этом спрашиваете, то я могу твердо ответить – нет.
– Так, значит, вы своими собственными руками доставили к церкви этого…
– Кого вы имеете в виду, ваша милость?
– Нет, – сказал вовремя спохватившийся комендант. – Нет, ничего. Вы свободны, по крайней мере – пока. Можете идти.
– Но, сударь… вы обещали, что мадемуазель не будет…
– Не будет, не будет! Мадемуазель ничего не будет. Уж об этом я позабочусь лично.
Лакеи с низкими поклонами попятились назад, но голос коменданта застиг их в дверях.
– Постойте! Но как же, черт побери, случилось, что вы топали обратно с пустым портшезом?
– Нас отпустил мэтр Буало. Он сказал, что мадемуазель будет слушать его орган и молиться.
– Мятежник, предатель. Да это целый заговор! – прошипел комендант, еле сдерживаясь. – Ступайте вон! – крикнул он струхнувшим лакеям. – Да смотрите, если вы проболтаетесь кому-нибудь хоть одним словом – я сдеру с вас шкуры, живьем!
Как только двери за лакеями затворились, он дал волю своему гневу, запустив для начала в стену массивным письменным прибором, красовавшимся на его столе.
На шум прибежал испуганный офицер.
– Разыскать кантора церкви святого Фомы – Буало! – свирепо сказал комендант. – И приведите мне стражника, который, охранял камеру приговоренного прошлой ночью.
– Их было двое, ваша милость.
– Так приведите обоих, да поживее!
Требуемых солдат искали долго, но отыскать сумели только одного – зато именно того, который интересовал господина коменданта в первую очередь.
– Отвечай, как ты выпустил пленника? – угрюмо потребовал комендант, успевший взять себя в руки.
– Он сказал, что неподалеку на мадемуазель де Бриссар напала целая шайка городской черни и у него есть приказ забирать всех солдат ему в помощь, – отвечал солдат.
– Кто сказал? Арестант? – спросил совершенно сбитый с толку комендант.
Он готов был услышать все, что угодно, но только не то, что услышал.
– Ну да, сударь. То есть – нет. Мистер Джейкобсон, – тоскливо отвечал стражник, которому уже начал мерещиться призрак петли, которой окончится все дело.
Комендант некоторое время собирался с мыслями. Наконец ему это в некоторой степени удалось.
– Я вижу, это целый заговор, – раздельно проговорил он. – В Ла-Рошели целая шайка мятежников, и солдаты тоже примкнули к ней.
– Нет-нет, господин комендант. Клянусь, я ни в чем не виноват. Он не человек, а дьявол и, верно, умеет проходить сквозь стены!
– Ты, верно, опять имеешь в виду мистера Джейкобсона? – саркастически улыбаясь, спросил комендант, вытаскивая из ящика стола пару пистолетов.
– Да нет же, ваша милость! Я говорю об этом проклятом гасконце. Одному сатане известно, как он объявился по эту сторону дверей. И я готов поклясться, что прибежал он с улицы.
– Ты перестанешь морочить мне голову ровно через секунду, – зловеще сказал комендант, нацеливаясь в беднягу из пистолета, – потому что я застрелю тебя на этом самом месте.
– Сударь, прошу вас, сжальтесь надо мной, – повторял перепутанный солдат. – Я ни на секунду не расставался со своими ключами – все они на месте.
– Значит, ты сам отпер ему дверь, негодяй?!
– Клянусь, я не отпирал ему дверей! Клянусь Господом Богом и всеми святыми и именем моей матери! – завопил несчастный, увидев, что комендант собирается спустить курок.
– Или ты последний негодяй и клятвопреступник, или… ты действительно не отпирал ему дверей, – несколько поостыв, сказал комендант. – Но, может быть, ты объяснишь мне в таком случае, как он смог выбраться наружу?
Видя, что солдат никак не может прийти в себя, комендант решил успокоить беднягу, в надежде, что ему все-таки удастся уяснить себе происшедшее ночью. Кое-что он уже понимал: ему было совершенно ясно, что Камилла, повинуясь безрассудному порыву, явилась в тюрьму и заменила д’Артаньяна в камере, отдав ему свой плащ. Но каким образом девушке, в свою очередь, удалось незамеченной покинуть тюремные стены, если часовой божится, что не отпирал дверей?
– Ты говоришь, что тебя снял с поста мистер Джейкобсон?
Солдат низко опустил голову.
– Это так или нет?
– Нет, ваша честь, это был он!
– Не надо говорить со мной загадками, любезный.
– Тот самый гасконец, ваша милость! Тот, кому полагалось сидеть взаперти. А он, будь он трижды проклят, пришел снаружи!
– Так, так, – протянул комендант, начиная догадываться о продолжении истории.
– И ты со своим напарником, вместо того чтобы схватить проходимца или в крайнем случае застрелить его, спокойно дали ему…
– Нет-нет, ваша милость. Просто он был в низко надвинутой шляпе и говорил очень властно и громко. Он приказал нам бежать на помощь мадемуазель де Бриссар, на которую напали смутьяны.
– И вы оба поверили ему?!
– Мой товарищ побежал туда, куда указал этот гасконец, а оттуда действительно слышались крики и раздалось несколько выстрелов, сударь. Я тоже подумал, что если на портшез напали, то, конечно, носильщикам не отбиться вдвоем…
– Постой, а откуда ты узнал, что мадемуазель де Бриссар должна быть в портшезе, а слуг при ней только двое?
– Но я же видел их незадолго до этого.
– Кого?
– Лакеев, которые принесли портшез.
– Куда они его принесли?
– Прямехонько к воротам тюрьмы, ваша милость. А из портшеза вышла мадемуазель де Бриссар.
– Ты уверен в том, что это была она?
– Я разговаривал с ней, как с вами сейчас, ваша милость.
– Ага… ну конечно. И о чем же вы беседовали?
– Если ваша милость не верите мне, вы можете справиться у Жана.
– Что еще за Жан?
– Так зовут второго, моего товарища…
– А… да… Нет, почему же, я верю тебе. Мадемуазель хотела видеть арестанта?
– Да, ваша милость. Я впустил ее, так как она сослалась на вас.
– Вот как?! Сослалась на меня. Это мило, – заскрежетал зубами комендант.
– Если я сделал что-нибудь не так, я покорно прошу прощения у вашей милости.
– Отлично, – повторял комендант, не слушая солдата. – Оч-чень трогательно и романтично!
Он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что эта девочка, которую он знал с пеленок, о которой он привык заботиться и считал себя единственным человеком, которому она поверяет все свои нехитрые тайны, вдруг сделалась взрослой и вдобавок еще обвела его вокруг пальца вместе с каким-то бретером-гасконцем!
– Лучше расскажи мне, как он выпустил ее оттуда, – устало проговорил комендант.
Солдат во все глаза смотрел на него, видимо, не понимая, о чем идет речь.
«Слава Богу, хоть этот ни о чем не догадывается», – подумал комендант.
– Так ты кинулся со всех ног за своим напарником? Этим олухом Жаном… или как его там?!
– Нет, сударь. Я как раз не сделал этого, – сказал солдат, видя, что его начальник больше не собирается стрелять в него из пистолета, и желая представить дело в более выгодном для себя свете.
– Допустим. Что же ты предпринял в таком случае?
– Я поднес фонарь к его лицу и спросил его имя.
– Ты поступил по инструкции. Но ты ведь не мог не узнать его.
– Именно это, сударь, и вызвало у меня объяснимое, но недолгое замешательство – ведь я был уверен, что он сидит в камере, которую я охраняю.
– Продолжай.
– Как я уже сказал, я узнал его, но это и сыграло со мной злую шутку, сударь. Он выбил фонарь у меня из рук и набросился на меня, словно разъяренный вепрь.
– И ты, конечно, отдал ему ключи.
– Упаси Боже, ваша милость. Я встретил его по-свойски. Если бы не проклятая шпага, которая сломалась при первом же выпаде, я проткнул бы его насквозь.
– Ну да… ты же храбрец. У меня все такие храбрецы в гарнизоне.
– Благодарю, ваша милость. Наконец-то вы заметили меня! – воскликнул солдат, предпочитая не замечать ядовитой улыбки, тронувшей губы коменданта.
– Заметил, любезный. И можешь не сомневаться – я тебя оценю по достоинству. Однако что же ты остановился?..
– Извольте, ваша честь. Если вы напомните мне, на чем я…
– На том, что у тебя сломалась шпага, – спокойно заметил взявший себя в руки комендант, внимательно наблюдая за ничего не подозревающим солдатом.
– Ну да, в самом деле, ваша милость! Как я мог запамятовать! Итак, он бросился на меня, намереваясь пронзить шпагой, но я уклонился от удара и схватил его мертвой хваткой. Мы принялись бороться, ваша милость, и, не удержавшись на ногах, упали наземь. Очевидно, я сильно ударился затылком о мостовую, ваша честь, потому что из глаз у меня посыпались искры и все потемнело. Когда я очнулся, никого вокруг не было, и, так как дверь была заперта, а ключи по-прежнему висели у меня на поясе, мне и в голову не пришло, что он мог отпереть двери. Так как все равно стеречь было некого, я со всех ног побежал туда, где кричали.
– Значит, он все-таки отпирал двери? Вот ты и проговорился, негодяй!
– Ах, ваша честь! – бледнея, воскликнул солдат, прикусив язык от досады.
– Выходит, ты не только предатель, но и клятвопреступник! Ты только что божился мне, что не отпирал ему дверей.
– И это чистая правда, ваша милость. Я действительно не отпирал их. Он сам забрал ключи и открыл камеру.
– Значит, ты только предатель. Поэтому я прикажу всего лишь повесить тебя, а четвертования, так и быть, ты избежишь.
Солдат побледнел как полотно.
– Ваша милость, он налетел из темноты, как демон, и задушил бы меня, если бы я не прекратил сопротивления.
– Вот теперь я тебе верю.
Комендант задумался.
– Хочешь спасти свою шкуру? – неожиданно спросил он.
Солдат молча упал на колени.
– Ну еще бы, – брезгливо сказал комендант. – Отвечай мне: как ты думаешь, что помогло арестанту бежать?
– Не иначе, как сам сатана, ваша милость! – заголосил стражник, осеняя себя крестным знамением.
– Правильно, – с видимым удовлетворением подтвердил комендант. – Этот гасконец – опасный чернокнижник. Поэтому ему удалось на время скрыться от нас. Но колдовским чарам не одержать верх над честными христианами. Как видишь, он снова в наших руках и не уйдет от заслуженной кары.
Комендант вызвал дежурного офицера.
– Возьмите усиленный конвой и поставьте его к комнате д’Артаньяна, – приказал он.
Дождавшись, покуда офицер выйдет, он повернулся к солдату:
– А все, что ты видел вчера вечером: портшез, лакеев и, быть может, кого-то еще – бесовское наваждение. Ты понял меня, любезный? И упаси Бог тебя рассказать об этом кому-нибудь – тогда ничто не спасет твои кости от испанских сапог .
– Я уже все позабыл, ваша честь!
– Это правильно.
– Ваша честь, разрешите мне задать только один вопрос…
– Один – куда ни шло, да поскорее…
– Относится ли к колдовскому наваждению и все, что связано с особой, вышедшей из портшеза?
– Да с чего ты взял, любезный, что там вообще была какая-то особа? Откуда она могла взяться в такой час, да еще в таком месте?!
– Я все понял, ваша честь. Сказать по правде…
– Что еще такое?
– Я тут наговорил вам всякого со страху, что вы прикажете примерно наказать меня из-за бегства арестанта. Вот я и потерял голову. А теперь-то я понимаю, что этот чародей просто околдовал меня, да и бедолагу Жана – тоже. Вот мы как бы и сошли с ума, но теперь-то уже снова в полной памяти.
– Ты сообразительный малый. Можешь идти. Очень романтичная история, – злобно пробормотал комендант, оставшись в одиночестве. – Я покажу этому сердцееду. Это будет последнее его приключение.
Резко распахнув двери, он вышел в переднюю. Дежурный офицер шагнул навстречу.
– Д’Артаньяна повесить на рассвете. Зачитать приказ на всех площадях. Повесить под барабанный бой! – отрывисто бросил комендант и кинул на ходу: – Как вернется Джейкобсон – ко мне!
Глава тринадцатая
От судьбы не уйдешь
«Как ни вертите, сударь, видно, такова ваша судьба», – думал г-н комендант, обгрызая ногти. Этого достойного человека надолго выбила из колеи весть о предательстве, как ему казалось, Камиллы. Почтенный комендант никак не мог примириться с мыслью, что девушка рисковала своим, а следовательно и его, коменданта, добрым именем, спасая из тюрьмы какого-то мушкетера – дуэлянта и сорвиголову, наверное, католика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59