Постепенно откладывавшийся едва ли не в генную память поколений, с поко
лениями он одухотворяется своими традициями обрядностью и фольклором,
освящается своей мифологией, своими верованиями и суевериями, наконец, с
воей моралью, своей системой социальных и нравственных ценностей. Анали
тический взгляд исследователя-этнографа обнаруживает в крестьянских
ритуалах культурные слои, относящиеся еще к дохристианской Руси, и, сохр
аненные народной памятью, устои духовного Космоса русского крестьянин
а, связуя потомков со своими далекими предками, обращаются для него в нек
оторый Абсолют. Поэтому совсем не духовная недвижность, не ленивая косно
сть кроется за непонятным одержимому маниакальной идеей тотального пе
реустройства революционеру нежеланием русской деревни менять что-либ
о в своих обычаях. Невозможность противостать этому Космосу, невозможно
сть отринуть сформированную цепью поколений культуру стоит за внешним
консерватизмом крестьянства.
Порвав с своим крестьянским прошлым, русский рабочий порвал и с крестьян
ской культурой, тысячелетиями хранимой и тысячелетиями хранившей русс
кую деревню. Своей же культуры он еще не создал, ибо культура не создается
каким-то историческим «мимоходом». Таким образом, любая культура для во
зникающего из небытия российского пролетариата Ц это вообще какая-то т
рансцендентная вещь, проще же говоря, Ц фикция, за которой не стоит ровны
м счетом ничего. Лишенный своих корней, пролетарий начала века это своео
бразное «перекати-поле» истории Ц не мог ощущать охранительного возде
йствия культуры, а следовательно, не видел необходимости и самому что-ли
бо хранить, и трагедией русского рабочего стало то обстоятельство, что с
амый факт его становления совпал с становлением новой идеологии, лейтмо
тивом которой было вот это:

«Весь мир насилья мы разруш
им
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.»

Так нужно ли удивляться тому, что не сдерживаемый никакими обязательств
ами перед культурой, он нес в себе доселе невиданный в истории потенциал
разрушения?
Неизбывной трагедией русского революционного движения стало именно мл
аденческое состояние российского пролетариата. Но все это касается пси
хологии класса, а меж тем есть еще и психология личности, и не нужно быть з
натоком последней, чтобы знать в общем-то простую истину: радикальные по
литические идеи находят своих приверженцев в первую очередь в среде лиц
особого психологического склада. Носители какой-то особой всесокрушаю
щей энергии, напористые и деятельные люди, не знающие ни сомнений, ни преп
ятствий пассионарии Ц не редкость, они встречаются во все времена во вс
ех общественных слоях. Вообще говоря, это большая ценность общечеловече
ского генофонда, ибо именно такие пассионарии и прокладывают новые пути
человечеству. Род именно этой энергии делает человека носителем бунтар
ского начала во всем: в науке, в искусстве… в политике. Именно из этих люде
й формируются вожди и вожаки, подвижники… и «воры в законе» Носители име
нно этой энергии Ц радикалы и экстремисты составили ядро большевистск
ой партии.
Повторюсь, партия большевиков (во всяком случае с точки зрения всех тех, к
то стоял хоть немного правее ее) никогда не испытывала недостатка в поли
тическом радикализме. Радикальная же политическая концепция во все вре
мена собирала под свои знамена людей, по глубинному строю самой своей пс
ихики склонных к крайним решительным действиям. Именно такие, от природы
исполненные бунтарского духа люди, для которых и жизнь не в жизнь, если в
ней нет выхода для сжигающей их энергии, и должны были в первую очередь от
озваться на призывное «Сарынь на кичку!» начала двадцатого: «Грабь награ
бленное!» Именно из этих людей и должны были составиться так называемые
«железные когорты пролетариата».
Итак, подытожим. Тем политическим авангардом класса, на который опиралас
ь партия, водительствуемая Лениным были в первую очередь одержимые бунт
арским духом, склонные к политическому экстремизму люди, которые есть вс
егда в любом, даже самом устроенном обществе.
Но экстремист экстремисту рознь. Еще Достоевский устами Ивана Федорови
ча замечал, что чем более образованным и развитым становится человек, те
м гаже оказывается он в проявлениях наверное никогда не умирающей в нем
«карамазовщины», и, вероятно, не лишено оснований утверждение о том, что и
менно интеллигент способен на самую изощренную разнузданность в испол
нении своих общественно-политических вожделений. Но вместе с тем «челов
ек состоит из Бога и работы», Ц как бы вторит, но и возражает Карамазову П
астернак. Постоянная же работа духа и Ц что намного важнее ее Ц незримо
е воздействие накопленной культуры на неумерший для этой работы дух вед
ет-таки к тому, что нравственные императивы становятся императивами лич
ности, а не предметом глумления. Поэтому, если говорить не об отдельно взя
тых людях, но о статистически значимых величинах, то угроза и человеческ
ой нравственности и человеческой цивилизации кроется в массах людей, чу
ждых и той работе, о которой говорит Пастернак, и благотворному воздейст
вию культуры.
Если говорить о статистически значимых величинах, то едва ли потребует д
оказательств утверждение того, что именно деклассированный элемент со
ставляет собой тот разрушительный потенциал, даже абстрактная возможн
ость высвобождения которого уже со времен заговора Катилины вызывала с
уеверный страх перед революцией даже у Вольтеров.
Нужно ли специально останавливаться на том, что принадлежащие этой декл
ассированной массе люди, особенностями своей психики склонные к полити
ческому экстремизму, представляли собой силу, при умелом водительстве с
пособную смести на своем пути все? Между тем, именно эта сила и составила с
обой то политическое ядро, на которое опиралась партия большевиков.
Существование именно этой силы и делало устойчивыми позиции Ленина в ру
ководстве партии. Нетрудно понять, что даже собственные (из очерченных в
ыше) качества Ленина делали его весьма опасным (да чего уж там Ц страшным
!) противником. Возможность же привести в движение стихию искусно подогр
еваемой ненависти деклассированных маргиналов, массы, не знающей ни уде
ржу, ни пощады, удесятеряла и его собственные силы. Между тем нелишне вспо
мнить о том решающем доводе, который приводился Лениным в самые острые (д
ля него) моменты внутрипартийных дискуссий. Не какая-то особенно проник
новенная конструкция мысли, не новый, ранее неизвестный большинству его
оппонентов факт, по-новому освещающий дискутируемый вопрос, Ц ничуть н
е бывало: в самую последнюю минуту, когда все, казалось, повисало на волоск
е, Лениным в качестве все и вся решающего аргумента высказывалась открыт
ая угроза свободной агитации в низах партии. Именно эта угроза и оказыва
лась тем «ломом», против которого уже нет никакого «приема».
Да и откуда было ему взяться, этому «приему»? Угроза, выдвигаемая Лениным
была смертельна для пытавшегося противостоять его экстремизму большин
ства из Центрального Комитета, ибо открытая агитация против «умеренных
» из руководства большевистской партии за претворение в жизнь отвергае
мых ими установок вождя была обречена на успех в массе тех людей, которые
и составляли социальную базу большевизма. Так, еще совсем недавно, в пери
од предвыборной кампании, в среде наиболее радикально настроенных изби
рателей были обречены на успех наиболее звонкие лозунги наиболее решит
ельных претендентов. Вообразим себе судьбу того же Центрального Комите
та после того, как Ленин выполнил бы свою угрозу «уйти к матросам»: под воз
действием ленинской агитации он был бы просто сметен с политической сце
ны. Оппоненты же Ленина были политиками самого высокого уровня (уж этого
от них не отнимешь), а значит они не могли не предвидеть такой оборот событ
ий. Для реального же политика вынужденная уступка всегда предпочтитель
ней политической смерти и уж тем более политического линчевания теми, кт
о только что кричал им осанну.
Образно говоря, большинство Центрального Комитета не могло не ощущать с
ебя между всесокрушающим молотом ленинского экстремизма и массивной н
аковальней готовых ко всему «матросов»…
В интеллигентской партии кадетов, в партии, социальную базу которой сост
авляли приверженные культуре слои населения (а это всегда большинство н
ации, ибо культуре привержены не только интеллигенты) Лени не смог бы зан
ять сколько-нибудь видного места. Возглавить же движение большевизма мо
г, вероятно, только такой человек, как Ленин…
Остальное едва ли требует доказательств. Не победи партия большевиков т
огда, в семнадцатом, сегодня вряд ли кто, кроме специалистов-историков зн
ал бы о Ленине. Так, не возникни кризис в Персидском заливе, мало кто сегод
ня знал бы о существовании Саддама Хусейна. А между тем у себя, в Ираке, он о
божествляется всеми средствами государственной пропаганды ничуть не м
енее, чем любой из большевистских вождей.
Только победа такого движения, как большевизм, открывала возможность ка
нонизации вождей. Впрочем, даже не возможность, а прямую необходимость: «
свято место пусто не бывает», и отринувший национальное духовное достоя
ние большевизм, придя к власти, вынужден был создавать свою культуру, вид
ное место в которой должен был занять культ партии, а следовательно, и ее г
енералитета, ее, говоря словами Троцкого «секретарской иерархии».
Но тема «большевизм и культура» требует специального рассмотрения…


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31