Даже в самую последнюю минуту все еще висело, что говори
тся, на волоске. И потом, если «величайший стратег революции» действител
ьно столь гениален, что любое сказанное им слово должно восприниматься к
ак нечто, равнопорядковое мировому Логосу, то голосом Абсолютной-Истины
-В-Последней-Инстанции должно быть и вот это знаменитое: «Промедление см
ерти подобно!» (по существу являющееся прямым отрицанием железной детер
минированности перехода власти в руки большевиков.)
Вот и представим себе, что так и не сумели большевики овладеть тем мимоле
тным мгновеньем, которое одно только и могло дать им власть в той конкрет
ной политической ситуации, что сложилась в России к осени семнадцатого.
Одним словом, звезды ли, политический ли расклад сил, собственная ли осто
рожность большевистских вождей, сумевших-таки совладать с неудержимо р
вущимся к власти Лениным, не знаю что, но что-то вдруг помешало свершиться
тому, последствия чего сказываются и поныне: революция не состоялась… М
огли бы мы тогда отнести Ленина к разряду величайших гениев всех времен
и народов?
Я знаю, что даже и при такой постановке вопроса многие, не задумываясь, отв
етят положительно. Но будем же честны: ведь если бы Октябрьской революци
и не было, имя Ленина широким массам сегодня не говорило бы решительно ни
чего. Так, сегодня практически ничего не говорят громкие (а по тем времена
м куда уж громче!) имена Милюкова, Гучкова, того же Керенского. А ведь в те дн
и общественный вес этих людей намного превышал значимость Ленина. По мен
ьшей мере в одном можно быть абсолютно уверенным: в случае поражения рев
олюции той вселенской кампании тотальной канонизации великого «вождя
и учителя мирового пролетариата» не было бы. А если бы не было кампании, дл
ившейся семь десятилетий, то что вообще мы знали бы о нем сегодня?
Но я говорю отнюдь не о субъективной оценке этой в общем-то и в самом деле
незаурядной личности, именно субъективную-то оценку я и хочу (насколько
это вообще возможно) отсечь. Меня интересует, кем был (и был бы сейчас) Лени
н, так сказать, сам по себе без помощи «Министерства Правды» и «Министерс
тва Любви», сделавших многое в канонизации этого человека. Свой вопрос я
бы сформулировал даже более жестко: действительно ли неоспоримым было л
идерство Ленина в созданной им партии? Впрочем, любой вправе упрекнуть м
еня в том, что здесь я вступаю в область столь зыбких предположений, что це
нность любого из них не превышает стоимости любого гадания, а то и просто,
говоря русским языком «бреда сивой кобылы в лунную ночь». Так, можно ли во
обще всерьез высказывать сомнение в том, чтобы Ленин (подумать только, Ле
нин!) не был бы вождем большевистской партии, Ц ведь уже само это сомнени
е для многих может служить надежным симптомом верного умственного поме
шательства. И все же…
Жизнь на каждом шагу учит нас в том, что формальными лидерами каких-то зам
кнутых организаций становятся отнюдь не самые талантливые их члены: сам
ые талантливые, как правило, еще и самые капризные, часто весьма высокоме
рные и почти всегда неуживчивые и тяжелые в общежитии люди. Перед талант
ливым человеком с готовностью снимают шляпу, но подчиняться (впрочем, ес
ли мы говорим о большевистской партии и насаждавшейся в ней дисциплине,
то, может быть, правильней было бы говорить «повиноваться») предпочитают
личности пусть и несколько ограниченной, но зато обладающей одним до чр
езвычайности важным для лидера качеством Ц более устойчивой психикой.
Приняв во внимание это обстоятельство, мы будем иметь достаточно весомо
е основание хотя бы только для абстрактного предположения о том, что ряд
ом с таким формальным лидером в организации существует возможно даже не
один человек, не только не уступающий ему в интеллектуальном отношении,
но и прямо превосходящий его. Так, может, и в партии большевиков были функц
ионеры, которые могли бы бросить вызов Ленину в борьбе за интеллектуальн
ое первенство?
Я не призываю, подобно Декарту, подвергнуть сомнению все, что не обоснова
но какими-то непререкаемыми абсолютными началами, но если все же забыть
о прививавшейся всем нам с самого детства мысли о непреходящем величии и
гениальности Ленина, то что останется от его загробной славы? Да и что воо
бще мы знаем о нем, кроме того, что «Ленин видел далеко, на много лет вперед
…», «…он взвешивал мир в течение ночи…», а то и вот так:
«… Я Ленина не видела,
Но я его люблю!»
А впрочем, на каком вообще основании можно судить о величии давно ушедше
го от нас человека? Казалось бы, ответ на этот вопрос едва ли не очевиден: р
азумеется же, по тем следам, которые он оставил на этой земле. Но здесь дел
о значительно осложняется тем, что от самого главного, что сделал Ленин, н
еобходимо абстрагироваться. И не только в силу принятого нами условия (р
еволюция не состоялась): реальная история Октябрьской революции настол
ько переврана по выражению Троцкого «сталинской школой фальсификации»
, что основывать любые суждения на признававшихся официальной мыслью ут
верждениях было бы методологически ошибочным. Поэтому в основу вывода д
олжно быть положено что-то другое.
Что же именно?
Показания современников? Но полностью доверяться свидетельствам людей
, в значительной мере зависевших от содержания своих показаний, тоже нел
ьзя. Между тем все свидетельства, высказывавшиеся открыто в советской пе
чати, Ц это всегда тщательно отсеянные, а то и просто откорректированны
е позднее в соответствии с «социальным заказом» (не всегда, впрочем, от не
добросовестности) вещи. В открытой печати (живописи, кинематографии, ску
льптуре и т. д. и т. п.) у нас просто не существовало решительно ничего такого
, что могло бы хоть в малейшей степени служить деканонизации вождя.
Таким образом, остается одно Ц собственные показания тех людей, которых
мы хотели бы сравнить друг с другом, т. е. собственные показания и самого Л
енина, и тех лиц, которые входили в круг высшего руководства большевистс
ким движением в России. При этом ясно, что к числу подобных свидетельств д
олжны относиться главным (и, наверное, исключительным) образом произноси
мые в разных обстоятельствах программные речи и рукописи теоретически
х работ. Одним словом, тексты.
Если вести речь об оставленных текстах, то, видимо, прежде всего нужно был
о бы говорить о содержании: ведь именно содержание тех идей, которые гене
рирует человек, в первую очередь определяет уровень его интеллекта. Одна
ко я предлагаю на время абстрагироваться от содержания, с тем чтобы оста
новиться на форме. К содержанию нам еще придется вернуться.
Итак, тексты.
Тексты безжалостны.
Обратимся для начала к публично произносимым речам. Но заметим: для поли
тического деятеля самого высокого уровня (а именно к такому разряду мы д
олжны были бы относить и самого Ленина и ближайших его сотрудников) ника
кое выступление, касающееся программных целей движения, или даже просто
й политической «злобы дня», не бывает (да и просто не может быть!) чистой им
провизацией. Это всегда результат постоянной, годами и десятилетиями дл
ящейся умственной работы. Поэтому любая речь, даже произносимая экспром
том, Ц это всегда тщательно готовящаяся вещь, и умение произносить речи (
т. е. умение не просто строить риторически грамотные фигуры, но в полной ме
ре доносить содержание своих идей до слушателей) является строго атрибу
тивным качеством любого профессионального политика.
Речи Ленина Ц и в этом может убедиться всякий Ц как правило представля
ют собой что-то очень тяжеловесное; нередко они настолько путаны, что выя
вить основную мысль докладчика можно лишь значительным напряжением св
оей собственной мысли. Я, разумеется, не хочу сравнивать выступление пол
итического деятеля (пусть даже и причисляемого к лику гениев всех времен
и народов) с таким исключительным лингвистическим феноменом, как превра
щающиеся в образцы высокого искусства импровизации Ираклия Андроннико
ва. Но (предлагаю каждому) вспомним, например, наших учителей Ц как школьн
ых, так и университетских: наиболее талантливые из них даже самые скучны
е предметы легко превращали в интеллектуальный праздник, и если мы мысле
нно попытаемся сравнить речи, по разным поводам произносившиеся Ленины
м, с лекциями оставшихся в нашей памяти Учителей, то мы легко обнаружим, чт
о доведись нам учиться у Ленина, мы бы, пожалуй, бессовестно прогуливали в
се его лекции, предпочтя непосредственному общению с ним изучение станд
артного учебника и взятых взаймы конспектов добросовестных исполнител
ьных сокурсниц.
Но речь идет о сравнении его с его же соратниками Ц и чаще всего это сравн
ение оказывается совсем не в его пользу и здесь: хотим мы того или нет, а к ч
ислу лучших ораторов партии Ленина никак не отнести. Сопоставить его выс
тупления с публичными выступлениями, скажем, Каменева Ц и обнаружится п
ропасть между ними. О Троцком я уж и не говорю.
Зададимся вполне естественным в таком раскладе вопросом: кому отдал бы п
редпочтение непредвзятый слушатель, равно не знающий ни того, ни другого
, ни третьего? Едва ли не с первой минуты убеждающего любую аудиторию почт
и архитектурной стройностью, безупречной последовательностью и строго
й логичностью Каменеву? Сверкающему парадоксальной мыслью и отточенно
й литературными упражнениями фразой Троцкому? Или все же совершенно бес
цветному тяжеловесному Ленину? Попробуем отрешиться от всего того, что м
ы знаем о них, и составить себе представление об этих личностях как о людя
х, с которыми мы сталкиваемся как бы впервые: на фоне тех же Каменева и Тро
цкого Ленин будет выглядеть совершенно беспомощно. Строго говоря, не мож
ет даже получиться никакого сравнения между ними, как, например, не может
получиться никакого сравнения между строем речи университетского проф
ессора и речью пусть досконально, до тонкостей знающего свой предмет узк
ого специалиста, всецело замкнувшегося в решении каких-то сугубо прикла
дных задач.
Речь Ленина проигрывает даже в сравнении со И.В.Сталиным, хотя Ц будем вс
е же справедливы к нему Ц общее интеллектуальное (и культурное) превосх
одство над Сталиным чувствуется.
Примечание: Утверждение, по-видимом
у, спорное. Жизнь показала, что “государственник” Сталин как стратег был
на голову выше Ленина. Чего стоит одно только колдовское заклинание о “п
раве наций на самоопределение”, которое уже в 1918 году практически развали
ло Россию, и после ухода коммунистов вновь затопило ее волной национальн
ой ненависти и розни. Само понимание того, что собиравшееся веками не име
ет права быть разрушенным в одночасье, есть элемент культуры. И наоборот:
отсутствие такого понимания Ц симптом недостатка культуры.
Человеческая речь часто весьма предательская вещь. Скрыть в ней с
вою образованность, свою культуру еще можно, да и то с большим трудом (во в
сяком случае это требует специальных усилий, тяжесть которых в полной ме
ре известна, вероятно, лишь профессиональным артистам), сымитировать же
образование, и уж тем более общую культуру Ц просто невозможно. Публичн
ые выступления Ленина Ц чего греха таить Ц не выдают в нем широко и всес
торонне образованную личность, и уж ни в коем случае Ц человека высочай
шей культуры, каким едва ли не все мы привыкли считать его под воздействи
ем официальной пропаганды.
Таким образом, если мы попытаемся составить какое-то свое самостоятельн
ое суждение о Ленине, то, проанализировав тексты публичных его речей, мы р
искуем прийти к неожиданному с точки зрения привычных нам представлени
й выводу о том, что право на лидерство в большевистской партии (и уж тем бо
лее в революционном движении вообще) легко Ц и с основанием! Ц может быт
ь оспорено многими из тех, кого мы привыкли относить на вторые, а то и на тр
етьи роли.
Правда, Ц и многие современники единодушно сходятся в этой оценке Ц жи
вые выступления Ленина всегда отличались какой-то скрытой энергией и ум
ели передать ее аудитории. Будем справедливы: это свидетельство явной не
заурядности политика. Но будем же справедливы до конца: умение оратора п
ередать энергетический импульс своей аудитории совершенно недостаточ
ное основание для вердикта о бесспорном его превосходстве над своими со
ратниками. Рядовой рок-музыкант способен возбудить своих слушателей до
такого градуса, который не снился и самым блистательным постановщикам Б
ольшого и Ла Скалы. Впрочем, и в этом измерении публицистической магии он
проигрывал многим из тех, кто все то время был рядом с ним.
Теоретические работы. Я оставляю в стороне публицистические выступлен
ия, посвященные политической «злобе дня». В них Ленин остается все тем же,
кем он обнаруживает себя в публичных речах: тяжеловесным, путанным, сове
ршенно бесцветным.
Между тем, речь письменная Ц и, как правило, в выгодную сторону Ц отличае
тся от речи устной. Наедине с чистым листом бумаги человек и чувствует се
бя не так, как перед аудиторией, тем более перед аудиторией, подверженной
стремительным сменам настроения. Чистый лист бумаги ко многому обязыва
ет Ц и не только потому, что написанное пером не вырубишь топором. «Рукоп
иси не горят!», и человек, обращающийся к Вечности (а берущий в руки перо об
ращается в конечном счете именно к ней) осознает себя куда более ответст
венным не только за мысль, но и за слово. Отсюда совсем не случайно, что пис
ьменная речь действительно выдающихся людей, даже посвящаясь скоропре
ходящему, нередко восходит до образцов подлинной литературы: откроем то
го же Маркса, или постоянных прижизненных соперников Ленина Ц Плеханов
а и Троцкого…
Ответственность за слово Ц вот что стоит за тщательной отделкой формы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31