Но уточню позицию.
Я говорю здесь не о какой-то объективной исторической истине, я пытаюсь п
онять чисто субъективное, может быть даже глубоко ошибочное мироощущен
ие простого человека, на долю которого выпадает принять решение, долженс
твующее изменить судьбы миллионов и миллионов. И пусть трижды права офиц
иальная историко-партийная мысль, и пусть действительно вина ложится на
Керенских и Корниловых, Ленин все равно обязан был видеть и свою ответст
венность за неизбежность кровавого исхода.
Пояснить сказанное можно, увы, нередким житейским примером. Так, даже буд
учи уверенным, что именно «Х» совершил кражу, далеко не каждый отважится
открыто обвинить его. Препятствием выступает неизбежное здесь сомнени
е, даже ничтожная доля которого обращается в категорический нравственн
ый запрет. И я говорю здесь именно об этой, пусть даже ничтожной, доле сомн
ения, а не о том, кто на самом деле похитил ту или иную вещь, Ц официальная
же историография замыкается совсем в другом измерении Ц в выяснении (а
может быть, и сокрытии) того, кто в действительности был вором.
И вот парадокс: живописуя Ленина сусальным образцом морального соверше
нства, партийная литература отказывая в самом праве на существование су
бъективно осознаваемой личной ответственности, превращает его в нравс
твенного урода!
А может быть и в самом деле не было ощущения личной ответственности и лич
ной вины? Истории памятна нерешительность Цезаря, остановившегося пере
д Рубиконом, Ц ленинского Рубикона не существует… Вот и еще один штрих к
портрету, позволяющий понять, почему именно Ленин стоял у руля партии.
Людьми, не лишенными нравственных сомнений, в критический момент истори
и показали себя Каменев и Зиновьев. Голос человеческой совести звучал в
коллективном заявлении об отставке большевиков, уже в ноябре 1917 провидев
ших преступления сталинизма.
Словом, свой Рубикон был, наверное, у каждого, кто мог бы на равных боротьс
я с Лениным за первенство, Ц и не это ли объясняет ленинскую победу над н
ими? Что-то страшное, что-то нечеловеческое стоит за этим отсутствием сом
нений. Но что именно: нравственное уродство, на котором косвенно настаив
ает историко-партийная литература, или извращенная логика? Аберрация со
вести, или аберрация сознания?
У Клаузевица в его знаменитых рассуждениях о войне есть одна прямо потря
сающая своей парадоксальностью мысль: «Если мы философски подойдем к пр
оисхождению войны, то увидим, что понятие войны возникает не из наступле
ния, ибо последнее имеет своей целью не столько борьбу сколько овладение
, а из обороны, ибо последняя имеет своей непосредственной целью борьбу, т
ак как очевидно, что отражать и драться Ц одно и то же.
Клаузевиц “О войне”
т. 2, Воениздат НКО, 1941 г., с. 28.

Замечу, что Клаузевица Ленин знал: объемистое произведение выдающегося
военного мыслителя было изучено Лениным, что говорится, с карандашом в р
уках. Правда, Клаузевиц (отдадим ему должное) говорит вовсе не о нравствен
ной ответственности за развязывание военных действий, он исследует лиш
ь логические начала науки о войне, ищет отправной пункт своих теоретичес
ких построений…
Да, это так, обиходный портрет Ленина несет на себе заметные следы ретуши:
официальная мысль никогда не ограничивала себя в усилиях изобразить че
ловека, лишенного и тени сомнения в своей правоте, или, скажем более «обте
каемо», в «правоте своего дела». Но в том-то и дело, что в данном пункте лени
нской характеристики сходятся не только идеологи, что стоят на службе у
созданного им режима, но и исследователи, исповедующие совершенно иное с
оциальное (и нравственное) Credo.
Так что же все-таки в основе: аберрация совести, или аберрация сознания? Н
и с точки зрения общечеловеческой нравственности, от века верной абсолю
там «не убий», «не укради», «не сотвори свидетельства ложна», ни с точки зр
ения обычного человеческого сознания образ, запечатленный в миллионах
и миллионах книг, изваяний, портретов, не обнаруживает себя как образ чел
овека. Скорее, это подобие существа, стоящего вне рода человеческого. Но н
ечеловеческим началом может быть только машина, и не машино-ли подобный
характер носят такие его качества, как возводимые до степени абсолюта ре
шимость, воля, отсутствие сомнений. Впрочем, машина Ц это не очень благор
одно, что ли. Но вот другое, куда более пристойное для вождя мирового проле
тариата, измерение: ведь многое, очень многое в определениях Ленина спос
обно соперничать и с выкладками богословов, веками оттачивавших мысль, п
ытающуюся дать определение Бога. Но, увы, и здесь образ, по многим приписыв
аемым ему качествам вполне укладывающийся в теологический канон, вызыв
ает в сознании не столько евангельские мотивы, сколько Ц по горьком, но т
резвом размышлении Ц откровения Книги Иова, но только с усеченным финал
ом, т е. с точкой, поставленной перед вознаграждением страстотерпца за ве
ру…
Может ли человек противостать лишенной нравственного начала машине? Мо
жно ли, подобно Иову, противостать существу, самый разум которого, подобн
о разуму его гонителя, может быть настолько иным, что уже простое соприко
сновение с ним способно вызвать у смертного психическую (и нравственную
) травму?
Все те черты ленинской личности, которые явственно вырисовываются при в
нимательном анализе его политических выступлений (понятых в самом широ
ком смысле, т е. не только как печатные, но и как организационные политичес
кие действия) позволяют понять, почему при явном отсутствии бесспорного
интеллектуального превосходства над своими Ц в том числе и потенциаль
ными Ц противниками этот человек сумел создать и практически полность
ю подчинить своей воле партию поистине нового, ранее невиданного типа. П
артию, которая, в свою очередь, в течение весьма короткого срока сумела по
давить в побежденной ею стране решительно все, что хоть в малейшей степе
ни не устраивало ее. Однако представляется, что главной, определяющей ха
рактеристикой, чертой, которая, собственно, и делала Ленина тем Лениным, ч
то уже с апреля 1917 года из мало кому, кроме политических вождей и специалис
тов из охранного отделения, известного эмигранта стал превращаться в фи
гуру, состоящую в самом центе политической жизни России, была все-таки др
угая. Не ум, не воля, не пренебрежение сложившимися нормами общечеловече
ской нравственности (да и корпоративного кодекса чести, ибо маневр с эсе
ровской программой и последовавшие сразу же после Октября репрессии пр
отив недавних товарищей по борьбе красноречиво свидетельствуют о том, ч
то и он не служил для него каким-то препятствием) Ц совсем другое определ
ило действительно исключительную, уникальную роль Ленина во всем социа
листическом движении. Имя этому все определяющему качеству ленинского
характера Ц политический экстремизм, нередко граничащий с откровенны
м авантюризмом. Именно это качество стало, выражаясь имманентным тому же
ленинизму языком, базисным в интегральной характеристике вождя. Все ост
альное: и ум, и воля, и решимость, не сдерживаемая чувством личной ответств
енности перед чем бы то ни было, кроме абстрактно-теоретических схем, да,
может быть, личных амбиций, Ц все это было как бы «надстроечным» в опреде
лении его как политического деятеля. Но в целом все эти качества отлили х
арактер, противостоять которому было решительно невозможным делом, ибо
экстремизм, соединенный с ленинским умом, ленинской волей, наконец, беше
ной ленинской энергией, превращается в нечто несокрушимое, в нечто, спос
обное смести со своего пути все.
Политический экстремизм Ленина с особой наглядностью проявился в посл
ефевральское время, т е. по возвращении его из эмиграции. Так, уже «апрельс
кие тезисы» вызвали едва ли не шок у его же товарищей по партии: их явное н
есоответствие тому, что происходило в то время в Петрограде, давало пово
д обвинить Ленина в том, что за годы эмиграции он полностью оторвался от р
оссийской почвы, потерял всякое чувство политической реальности. Готов
ность Ленина уже в июне взять всю полноту власти в свои руки наверное для
подавляющего большинства тех, кто определял политическую атмосферу те
х дней, выдавало лишь честолюбие человека, не желавшего считаться ни с тр
езвым анализом обстоятельств, ни с собственными возможностями, ни с возм
ожностями своей партии.
Здесь уместно привести одно весьма знаменательное место из воспоминан
ий В.В.Шульгина, фигуры, воистину всероссийского масштаба, человека, пуст
ь и откровенно реакционных (по представлениям того времени) убеждений, н
о тем не менее пользовавшегося вполне заслуженным уважением у всех, начи
ная с самого царя и кончая эсерами и меньшевиками. Шульгин пишет о том, что
правительство уже шаталось и на повестку дня вставал вопрос о замене ег
о, но кем?… «Мы вот уже полтора года, Ц пишет этот убежденный монархист, Ц
твердим, что правительство никуда не годно. А что, если «станется по слову
нашему»? Если с нами, наконец, согласятся и скажут: «Давайте ваших людей».
Разве мы готовы? Разве мы можем назвать, не отделываясь общей формулой, «л
юдей, доверием общества облеченных», конкретных, живых людей?… Я полагаю,
что нам необходимо теперь уже, что это своевременно сейчас, Ц составить
для себя для бюро блока («Прогрессивного блока» Ц Е.Е.) список имен, т е. люд
ей, которые могли бы быть правительством. Последовала некоторая пауза. Я
видел, что все почувствовали себя неудобно. Слово попросил Шингарев и вы
разил, очевидно, мнение всех, что это пока еще невозможно. Я настаивал, утв
ерждая, что время уже пришло, но ничего не вышло, никто меня не поддержал, и
списка не составили… Таковы мы, русские политики.»
В.В.Шульгин “Дни. 1920” М
.: 1989, с. 170.
И это в самый канун февральской революции! Ниже Шульгин вспоминае
т, как рождалось само Временное правительство: «…Бог наказал нас за наше
бессмысленное упрямство. Если старая власть была обречена благодаря то
му, что упрямилась, цепляясь за своих Штюрмеров, то так же обречены были и
мы, ибо сами сошли с ума и свели с ума всю страну мифом о каких-то гениальны
х людях, Ц „общественным доверием облеченных“, которых на самом деле во
все не было… Так на кончике стола в этом диком водовороте полусумасшедши
х людей, родился этот список из головы Милюкова, причем и эту голову пришл
ось сжимать обеими руками, чтобы она хоть что-нибудь могла сообразить. Ис
торики в будущем, да и сам Милюков, вероятно, изобразят это совершенно не т
ак, изобразят как плод глубочайших соображений и результат „соотношени
я реальных сил“. Я же рассказываю, как было. Тургенев утверждал, что у русс
кого народа „мозги набекрень“. Все наше революционное движение ясно обн
аружило эту мозгобекренность, результатом которой и был этот список пол
уникчемных людей, как приз за сто лет „борьбы с исторической властью…“
Там ж
е, с. 224Ц 225.

Говорят, история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, другой Ц в
виде фарса. Через 8 месяцев с точно такой же проблемой столкнулись больше
вики: пятнадцать лет говорить о захвате государственной власти и ни разу
не задуматься об отсутствии компетентных людей, способных ее осуществл
ять! Замечу к тому же, что лидеры буржуазных партий, о которых говорит В.В.Ш
ульгин, вовсе не ставили своей задачей полное разрушение государственн
ого аппарата: для Прогрессивного блока дело сводилось лишь к выдвижению
людей, способных возглавить департаменты уже отлаженного государствен
ного механизма. Не забудем и то, что полученным образованием, социальным (
и профессиональным) опытом, общественным положением, наконец, руководит
ели Прогрессивного блока были куда более подготовлены к отправлению вы
сших государственных обязанностей, чем представители социалистически
х партий, и уж тем более Ц партии большевиков. И тем не менее даже они испы
тывали острый дефицит в специалистах. Для большевиков же вопрос стоял не
столько в отыскании какого-нибудь десятка лиц, способных взять на себя г
руз высших государственных должностей, сколько в поиске тысяч (!) техниче
ских работников, которые могли бы составить новый государственный аппа
рат.
Острый дефицит кадров проявился не только в Октябре 1917, но ощущался и в 1918, и
в 1919 и в последующие годы и даже десятилетия. В июне же семнадцатого заявля
ть на всю Россию о том, что «есть-де такая партия!», Ц это расписываться не
то что в «мозгобекренности» Ц в абсолютной политической безответстве
нности, в полном непонимании существа государственного управления. Мат
росы в кожанках во главе департаментов государственной власти, прапорщ
ики в роли Главковерхов и делопроизводители в кресле Генерального секр
етаря Ц это ли не политический фарс?
Но к власти Ленин рвался уже в июне… По выкладкам Ленина в июне еще сохран
ялась возможность мирного перехода власти в руки большевиков Ц событи
я июля показали, что этой возможности уже нет и под давлением вождя прини
мается курс на вооруженное восстание.
События 3-5 июля наглядно показали, что большевикам противостоит отнюдь н
е только подавляющая военная сила, находящаяся в распоряжении Временно
го правительства, но и общественное мнение России. Однако за голос после
дней большевики уже тогда принимали лишь мнение так называемого «прогр
ессивного человечества», из числа которого исключались все те, кто хоть
в чем-то не соглашался с ними. Как показывают дискуссии, сопровождавшие п
ринятие важнейших партийных решений, многие в высшем руководстве парти
и готовы были считаться с тем, что рабочие и солдаты Петрограда, готовые п
оддержать Ленина, не представляли собой не только России, но даже и прост
о рабочих и солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31