Поэтому-то курс на вооруженное восстание многими был
осознан скорее как какая-то академическая конструкция, нежели руководс
тво к практическому действию. Ведь в противном случае вооруженное восст
ание обращалось не только в выступление против Временного правительст
ва, но и против самой России.
Тем не менее Ленин говорил о восстании совсем не академически: он готов б
ыл противостать всему, даже самой исторической закономерности. Вспомни
м знаменитое: «Промедление смерти подобно!» Ц ведь именно оно до сих пор
преподносится как пример точного расчета времени и сил, род высшей алгеб
ры политической стратегии. Но вдумаемся, ведь если промедление и в самом
деле «смерти подобно», то следует однозначно заключить, что социальное у
стройство, утвердившееся с крушением монархии, и в Октябре обладало пода
вляющим запасом жизнестойкости. «Глубокой исторической неправдой, Ц п
исали в своем знаменитом письме, оппонируя, главным об разом, Ленину, Каме
нев и Зиновьев, Ц будет такая постановка вопроса о переходе власти в рук
и пролетарской партии: или сейчас или никогда. Нет. Партия пролетариата б
удет расти, ее программа будет выясняться все более широким массам».
Цит. п
о Ленин Сочинения. 2 изд., т.ХХI, с. 498.
Позиции Ленина нам известны. Но вот позиция второго вождя революц
ии, Троцкого: «Едва ли нужно пояснять, что правота в этом драматическом ди
алоге была целиком на стороне Ленина. Революционную ситуацию невозможн
о по произволу консервировать. Если бы большевики не взяли власти в октя
бре-ноябре, они, по всей вероятности, не взяли бы ее совсем… Россия снова в
ключилась бы в цикл капиталистических государств, как полуимпериалист
ическая, полуколониальная страна. Пролетарский переворот отодвинулся
бы в неопределенную даль…»
Л.Д.Троцкий “К истории русской револ
юции” Сб. М.: 1990, с. 359.

Троцкий без колебаний принимает в этом конфликте сторону Ленина, но заме
тим: воздавая должное ленинской решимости, он по сути дела полностью дез
авуирует всякую прикосновенность ленинской мысли какой бы то ни было ис
торической истине, к объективной исторической закономерности.
Это действительно до чрезвычайности деликатный момент: ведь если объек
тивные законы истории и в самом деле «на стороне» пролетариата, то с точк
и зрения формальной истины безупречны Каменев и Зиновьев; если эти закон
ы не согласуются с партийной философией, то истина на стороне Ленина, сум
евшего разглядеть микроскопический разрыв в поступательности историч
еского движения и внедрить в него программный вирус большевизма. Впроче
м, это противоречие лишь на первый взгляд губительно для ортодоксальной
мысли. Разрешается оно вполне в большевистском духе: революционер на то
и революционер, что он с глубоким презрением относится к любым формальны
м ограничениям, будь то ограничения формального права, будь то ограничен
ия формальной логики.
Именно способность восстания против ограничений формальной правильно
сти (правового, нравственного, логического характера) и отличают простог
о законопослушного смертного от подлинного революционера Ц и уж тем бо
лее от великого революционера. Такова аксиоматика большевизма.
Я не оговорился, именно аксиоматика. Вот два рода свидетельств. Первое Ц
это свидетельство Г.Пятакова, человека, не страдающего ни дефицитом воли
, ни недостатком решительности, а значит, знающего толк в том, что он говор
ит: «Старая теория, что власть пролетариата приходит лишь после накоплен
ия материальных условий и предпосылок, заменена Лениным новой теорией. П
ролетариат и его партия могут прийти к власти без наличности этих предпо
сылок и уже потом создавать необходимую базу для социализма. Старая теор
ия создавала табу, сковывала, связывала революционную волю, а новая полн
остью открывает ей дорогу. Вот в этом растаптывании так называемых «объе
ктивных предпосылок», в смелости не считаться с ними, в этом призыве к тво
рящей воле, решающему и всеопределяющему фактору Ц весь Ленин.»
Слово. (В мир
е книг) 1989 г.? 11.
В сущности то же самое говорит и Бердяев: «Ленин показал, как велика
власть идеи над человеческой жизнью, если она тотальна и соответствует
инстинктам масс. В Марксизме-большевизме пролетариат перестает быть эм
пирической реальностью, ибо в качестве эмпирической реальности пролет
ариат был ничтожен, он был прежде всего идеей пролетариата, носителем же
этой идеи может быть незначительное меньшинство. Если это незначительн
ое меньшинство целиком одержимо титанической идеей пролетариата, если
его революционная воля экзальтирована, если оно хорошо организовано и д
исциплинировано, то оно может совершать чудеса, может преодолеть детерм
инизм социальной закономерности.»
Н.А.Бердяев “Истоки и смысл русского
коммунизма”, с. 89.

Второе Ц свидетельство профессионального историка: «Бывший юрист-зак
онник выступает в этих суждениях как великий революционер. Он ни в грош н
е ставит формальную законность, он ее полностью отрицает».
А.З.Манфред “Вели
кая французская революция” М.: 1983, с. 314.
«Бывший воспитанник юридического факультета Сорбонны обнаружив
ал величайшее пренебрежение к формально-правовой основе законодатель
ства; он стал великим революционером и потому, не колеблясь, ставил интер
есы революции выше формального права.»
Там же, с. 328.
«В характере Робеспьера не было ничего от Гамлета Ц ни ослабляющ
их волю сомнений, ни мучительных колебаний. Он не воскликнул бы: „Ах, бедны
й Йорик! Я знал его, Горацио…“ Он проходил мимо могил друзей и врагов, не об
орачиваясь.»
Там же, с. 349.
Все это Ц о Робеспьере. Однако интересны приведенные выдержки не
своим прямым содержанием (хотя и оно весьма красноречиво!), а тем, что в них
явственно прослеживается аксиоматика специфически большевистского о
браза мышления, аксиоматика большевизма, которая через десятилетия из р
уководящего принципа практических действий перерастает даже в способ
доказательства исторических истин.
Вот в этой черте ленинского характера и кроется ключ ко всему, именно эта
черта в первую очередь и объясняет, почему Ленин и только он мог стать во г
лаве движения, почему Ленин и только он мог занять совершенно исключител
ьное, не подчиненное даже партийной дисциплине место как в партии, так и в
(писаной) ее истории. Впрочем, значение этой черты становится до конца ясн
ым только при рассмотрении ее в широком контексте интегральных характе
ристик тех социальных сил, на которые опиралась партия большевиков.
Вглядимся пристальней. Партия большевиков во все времена ее существова
ния представляла собой организацию, не испытывавшую недостатка в полит
ическом радикализме. Из всех политических партий того времени партия бо
льшевиков занимала, пожалуй, самые крайние позиции. Но даже в этой, откров
енно бравирующей своим экстремизмом организации были свои «левые»: пар
тия Ленина никогда не была монолитом. Но если такие функционеры, как Зино
вьев и Каменев были «правыми» то позиция Ленина располагалась много лев
ее большевистского «центра». Иными словами, даже в этой, наиболее «левой
» партии Ленин был одним из «самых левых».
Если вдуматься, то даже в период острых разногласий, вызванных мирными п
ереговорами с Германией, позиции Ленина были куда более радикальными, ку
да более «левыми», чем позиции так называемых «левых коммунистов». Лозун
г «защиты отечества» Ц часто вполне дежурная вещь, и даже самая острая п
ропаганда того, что «лучше умереть стоя, чем жить на коленях», не требует о
т человека ни какого-то особого мужества, ни особой решимости. Больше тог
о, лозунги подобного рода куда чаще провозглашаются из-за элементарного
отсутствия гражданского мужества, из простой боязни быть обвиненным в н
едостатке смелости и патриотизма. Поэтому весной 1918 открытое требование (
не то что позорного Ц прямо похабного Ц выражаясь словами самого Ленин
а) мира означало собой значительно больший радикализм, нежели радикализ
м самых воинствующих сторонников войны. Своеобразным критерием здесь м
ожет служить опасность политической смерти: публичное требование «р-р-
революционной» войны в условиях на глазах развертывающейся агрессии н
икогда не сопрягается с риском потери политических очков, самое худшее,
что может случиться здесь, Ц это игра вничью. Безоговорочная же капитул
яция перед вконец зарвавшимся супостатом (особенно если в твоем прошлом
еще не забытое обвинение в платном сотрудничестве с врагом) вполне спосо
бно обернуться не только гражданским самоубийством, но и прямым линчева
нием
Но обратим внимание еще на одно парадоксальное обстоятельство: на своих
, как правило, крайне левых позициях Ленин в самые решительные, поворотны
е моменты истории русской революции оказывался в меньшинстве. Это обсто
ятельство поистине парадоксально. Ведь если личные позиции политическ
ого лидера не опираются на поддержку большинства (или достаточно большо
й группы, способной организационным маневром обеспечить требуемое бол
ьшинство), то устойчивость его как лидера может быть обеспечена либо под
авляющим личным авторитетом, т е. подавляющим нравственным или интеллек
туальным превосходством над всеми своими оппонентами, либо принадлежн
остью к политическому «центру», либо тем и другим одновременно.
Между тем никакого заметного (и уж тем более подавляющего) нравственного
или интеллектуального превосходства над своими товарищами по партии, к
ак мы видели, не было, да и не могло быть; очевидная же принадлежность Лени
на к одному из организационных полюсов, как правило, не находящему (во вся
ком случае вначале) поддержки большинства партийного руководства, дела
ет не то что парадоксальным Ц откровенно загадочным и незыблемость лен
инских позиций в ЦК и сохранение самого ЦК как коллектива единомышленни
ков, не раздираемого центробежными процессами.
Впрочем, загадка остается загадкой лишь до тех пор, пока в стороне от расс
мотрения остается такая тонкая материя, как социальная база партии. До с
их пор речь шла только о партийной интеллигенции, и даже не о ней, а о колич
ественно почти неуловимой ее части, что составляла круг высшего партийн
ого руководства. Но, как и в любой армии, генералитет которой легко уподоб
ляется нулю, не значащему самим собою решительно ничего, но при формиров
ании порядка числа способному, как минимум, удесятерить его, партийный «
генералитет» представляет из себя какую-то величину лишь до той поры, по
ка в его распоряжении находится сила, в известных условиях могущая быть
брошенной на баррикады.
Ленинская партия Ц это, как мы знаем, партия пролетариата. Но что это знач
ит? Отвлечемся на минуту. Это может показаться странным (хотя ничего удив
ительного здесь нет и все объясняется достаточно рациональными основа
ниями), но многие из социальных категорий имеют какой-то свой эмоциональ
ный знак. Так, еще с детства мы привыкали к мысли, что все, тяготеющее к «кра
сной» части общеполитического спектра, Ц хорошо, все «белое» или «кори
чневое» Ц плохо; еще с детства мы привыкали к мысли о том, что «комиссар»
Ц это средоточие всех нравственных добродетелей, а понятие «контррево
люционер» представляет собой простой синоним едва ли не опереточного з
лодея, который и в детстве-то отличался тем, что кусал грудь кормилицы и м
учил кошек. Точно так же и с политическими партиями: стоит нам только услы
шать определение «буржуазная», как тут же рисуется образ какой-то темно
й реакционной силы, которая только тем и озабочена, как бы еще досадить уг
нетенным массам, и наоборот, эпитет «пролетарская» сопрягается со светл
ым началом, что знает «одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть»
Ц счастье трудового народа.
Но попробуем отказаться от такого подсознательного окрашивания социал
ьно-политических категорий в цвета тех или иных нравственных добродете
лей и взглянуть непредвзято на то содержание, которое стоит за ними, Ц и
мы тут же вспомним, что пролетариат образует собой (даже и по сию пору, есл
и спроецировать содержание этой категории на современное понятие рабо
чего класса) далеко не самую развитую и лучшую часть нации.
Мы тут же вспомним, что выразителем национальной совести во все времена,
как правило, выступала интеллигенция Ц лучшая же часть российской инте
ллигенции всегда тяготела к противоположному большевикам полюсу полит
ических сил. Иными словами, из противопоставленных самой историей полит
ических партий, выступавших против самодержавия, партия конституционн
ых демократов имела куда большие основания рассматриваться как охрани
тельное начало и для национальной культуры, и для общественной нравстве
нности, и нежели те, которые официальной историей партии приписываются л
енинской организации революционеров.
Не будем забывать: российский пролетариат начала двадцатого века Ц это
социально-классовое образование, которое еще не имело своей истории: в с
ущности это даже еще не класс, а декласированный слой нации, ибо российск
ий пролетарий Ц это вчерашний крестьянин.
Обществоведческая литература изобилует аргументацией того, что пролет
арий в культурном отношении стоит куда выше крестьянства, и в какой-то ст
епени это действительно так: обитатель больших городов, пролетарий погр
ужен в значительно более широкий социальный контекст, нежели деревенск
ий житель. Но ведь у каждой медали есть своя оборотная сторона…
Тысячелетиями складывавшийся образ жизни постепенно формирует свою ку
льтуру. Лишь внешнему поверхностному наблюдателю не меняющийся веками
уклад крестьянского бытия предстает как что-то косное и духовно мертвое
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31