Не лучших ли из них Ц лучших Ц изби
рает Господь? Саул был сыном хоть и знатного человека, но все же известног
о лишь среди вениамитян, одного из двенадцати колен израилевых, Давид иг
рал на гуслях перед Саулом, Ц но именно они были помазаны на царство.
Так только ли одно происхождение даровало ему, Иоанну, право на царский в
енец?
Впрочем, и происхождение во все времена тоже играло немаловажную роль. Р
одословие Давида безупречно настолько, чтобы составить элемент родосл
овия самого Иисуса. Даже греки, истинные поклонники, как кажется, только о
дного Ц разума, отнюдь не гнушались искать своих родоначальников среди
бессмертных обитателей Олимпа. На Руси в парадоксально искаженной форм
е это предстанет еще и в виде самозванства: ни Григорию Отрепьеву, ни Емел
ьяну Пугачеву, ни кому другому никогда не пришло бы и в голову притязать н
а трон под своим собственным именем. Так что одних личных качеств было ещ
е далеко недостаточно, чтобы доказать обоснованность каких-то своих при
тязаний.
Тут же Ц зачатие в «законопреступлении и сладострастии». А ведь это не т
олько червь ничем не устранимого сомнения в легитимности престолонасл
едования в сознании окружающих, но и в собственной душе унизительная мыс
ль о том, что нежно лелеемая сказка, золотой сон о собственной избранност
и в действительности Ц лишь сладкий самообман и не более того.
В глазах людей решающее значение зачастую имеет неопороченная ничем зн
атность происхождения. Но ведь тайна происхождения Ц это не только тайн
а крови, и даже не магия простого переятия всего того, что накоплено родит
ельскими подвигами и трудами, есть в ней и что-то гораздо более глубокое,
Ц то, что дает право на наследование каких-то высших, нетленных ценносте
й мира, даруемых одним лишь Небом. В собственной же душе, мечтая об исключи
тельности, грезят только об абсолютах. Абсолютом же может быть единствен
но то, что не запятнано ничем не столько в глазах людей, сколько в глазах с
амого Господа.
Перед лицом же Господа знатность рода Ц это просто пустой звук, а вот «за
конопреступление» Ц вещь категорически недопустимая. «Не прелюбодейс
твуй» Ц было начертано еще на второй скрижали, данной Им Моисею. Между те
м полное, абсолютное значение этой заповеди может быть раскрыто только д
ругой максимой, Ц высказанной через века в Нагорной проповеди Христа: «
Вы слышали, что сказано древним: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что
всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с не
ю в сердце своем.»
Матфей. 5, 27-28

Прелюбодеяние Ц это уже преступление перед Ним, ответственность же за п
реступление перед Ним способна падать и на многие поколения детей. Слово
м, зачатый во грехе не вправе быть приобщенным к каким-то высшим сакральн
ым тайнам.
Но если он и в самом деле зачат в законопреступлении, лежит ли на нем печат
ь избранности, ниспослано ли ему то, что может быть даровано лишь немноги
м? Здесь уже не может спасти и право престолонаследия. Ведь всем известно,
что и Давид был помазан втайне, еще при жизни Саула, когда тот грехами свои
ми стал неугоден Господу. Поэтому как знать, нет ли уже сейчас рядом с ним,
Иоанном, того, кто в действительности достоин избрания?
Так стоит ли удивляться тому, что уже в год воцарения юного князя боярина
Овчину-Телепнева-Оболенского, былого соправителя его матери-регентши,
которого подозревали в долголетней интимной связи с ней, уморили в тюрьм
е. В том же году ставший самодержным правителем Иоанн люто расправился и
с его родными: сын боярина был посажен на кол, его двоюродный брат Ц обезг
лавлен.
Одна ли месть двигала им? Не диктовалось ли это тайным стремление вытесн
ить из своего же сознания все сомнения и в собственной легитимности, и Ц
что еще более важно Ц в собственной избранности?

4. Средства воспитания

Высшая государственная власть, вдруг осознавшая себя абсолютно сувере
нной, самым непосредственным образом слиянной с волей самого Бога, требу
ет от того, в ком она воплощается, невиданной высоты нравственного разви
тия. Впоследствии это будет осознано в полной мере, и уже очень скоро фран
цузский трон окружит целый легион идеологов Ц законников, философов, по
этов, живописцев, главным, если не сказать единственным, назначением кот
орых будет возносить едва ли не превыше самих небес личность монарха. «К
ороль-Солнце» Ц вот прозвище, которое получит Людовик XIV, и нужно отдать е
му должное: всю свою жизнь с невиданным до того достоинством он будет пре
дставлять всему миру самого себя. Мало кому удавалось и, наверное, удастс
я когда-нибудь еще поднять на такую высоту авторитет личности государя.

Правда, «Король-Солнце» Ц это не вполне французское изобретение. С Солн
цем отождествлял себя еще римские императоры, и некоторые средневековы
е монархи пытались возродить это сравнение. Однако со времен папы Григор
ия VII и особенно при Иннокентии III папство решительно пресекало эти попытк
и. Из книги Бытия оно заимствовало образ двух светил: «И создал Бог два све
тила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для
управления ночью…» Для церкви большим светилом Ц Солнцем Ц был папа, с
ветилом меньшим Ц Луной Ц император или король. Луна не имеет собствен
ного света, она лишь отражает солнечный свет. Император был главой ночно
го мира, тогда как миром дневным управлял папа, являющийся его символом. Е
сли вспомнить, что означали день и ночь для средневекового человека, пон
ятно, что вся светская иерархия оказывалась для церкви миром подозрител
ьных сил, теневой частью социального тела.
Жак Ле Гофф, Цивилиз
ация средневекового Запада.

Но новое время Ц новая идеология, и корпоративная придворная мысль XVII ст
олетия породит довольно сложную и вместе с тем очень стройную и эстетиче
ски выверенную, едва ли не завораживающую своим изяществом, теоретическ
ую конструкцию. В этой конструкции королевский двор предстанет моделью
самого неба на земле. Согласно новой идеологии абсолютизма именно он ока
жется истинным перводвигателем и первоисточником всего того, из чего ск
ладывается жизнь государства. Именно он окажется началом, сообщающим см
ысл любым действиям, предпринимаемым во французском королевстве. Тольк
о он будет в состоянии вершить последний (на земле) суд не только над лицам
и, но и над всеми его институтами. Центральное же место здесь займет сам мо
нарх. Подобие и воплощение Бога на подвластной ему земле, именно он сообщ
ит особое достоинство всем, кто вдруг окажется приближенным к нему, и все
приближенные к нему будут править не только буквой освященного им закон
а, но и тайной магией той харизмы, которая сообщится им при их вознесении н
а «небо» монаршей власти. А может быть, даже и так: не столько буквой корол
евских эдиктов, присваивающих им какие-то полномочия, сколько метафизич
еской силой именно этого дарованного им достоинства.
Помпезное величие и пышность Версаля Ц необходимый элемент именно это
й возвышенной и красивой идеологемы: «небо-дворец» обязано затмевать со
бою решительно все, что только есть на «земле». Титул «Король-Солнце» Ц в
о многом тоже отсюда, поскольку здесь дело не только в величии и пышности,
новая мифология явно сквозит и здесь. Как Солнце пробуждает жизнь в прир
оде, так и король дает начало всему на согреваемой и освещаемой именно им
«земле». Только ему королевство окажется обязанным осмысленностью и ре
гулярностью своего бытия.
Правда все это будет позднее. Шестнадцатому же столетию еще очень далеко
до этой возвышающей государственную власть метафизики. Вместе с тем шес
тнадцатый век Ц это не просто век свирепых гражданских войн, когда взаи
мное ожесточение противоборствующих партий достигает своего апогея. В
спомним, что к этому времени пережившая Возрождение Европа уже познала т
ягу к героическим свершениям, к масштабным потрясающим земные пределы д
елам. Деяния же земных титанов немыслимы без жертвенных гекатомб.
Девиз великой эпохи Ц это дерзание. Но, увы, Ц дерзание во всем, не исключ
ая и нравственных норм. Не забудем ведь и другое: ренессансный мир уже вку
сил едкой отравы макиавеллизма, и на долгое время «Государь», которому у
же вскоре после опубликования предстоит стать настольной книгой едва л
и не всех властителей, освободит их от ненужных угрызений совести.
Только не нужно думать, что именно Макиавелли внезапно открыл глаза госу
дарственной власти. В действительности опальный флорентийский диплома
т лишь подытожил и систематизировал политическую практику, существова
вшую, наверное, во все века до него. Однако сведенная в единую стройную сис
тему, она вдруг предстала настоящим откровением для многих. Но, может быт
ь, самое главное, что содержалось в ней, Ц это впервые на весь цивилизова
нный мир открыто заявленная принципиальная неподвластность политичес
кой сферы нормам обычной человеческой морали. Политика в сочинении хоро
шо знавшего все ее тайны мыслителя представала как некое особое исключи
тельное ремесло, логика которого имеет мало общего с логикой любых други
х занятий. Больше того, как некая особая сфера человеческого бытия, котор
ая имеет свои эксклюзивные законы, проявляющиеся только и только в ней. Т
ак, совершенно нелепо судить о поведении червя по тем законам, которые уп
равляют полетом птиц. Но точно так же нелепо судить управляющего судьбам
и народов властителя по нормам той обыденной морали, которой руководств
уются ограниченные бытовой сферой земные черви Ц ткачи, сапожники и даж
е причастные к самым сокровенным государственным тайнам многомудрые ч
иновники дипломатических ведомств.
Высшие интересы государства не могли мешаться с земной пылью. Осознавав
шая себя опричь общества, рано или поздно абсолютная власть обязана была
встать и опричь его нравственности. Так что в истории великих держав тай
ны варфоломеевских ночей не могут быть объяснены одной только отсылкой
к преступному небрежению человеческой жизнью, которое зачастую свойст
венно государственной власти. Простенькое это объяснение слишком наив
но, чтобы быть истиной. И короли, находившие развлечение в стрельбе по сво
им подданным прямо из окон дворца, Ц это отнюдь не всегда нравственные у
роды. Словом, умосостояние любой эпохи Ц это весьма тонкая, но вместе с те
м и чрезвычайно властная материя, способная формировать очень сильные х
арактеры.
Но сколь бы особой ни была сфера политического управления, обладатель да
же высших государственных полномочий все же продолжал оставаться обык
новенным земным человеком. Ни дух нового времени, ни магия всех свершенн
ых над ним ритуалов не в силах были изменить глубинную природу его психи
ки. Земная плоть во все времена брала свое, и, рожденный смертной женщиной
, даже Иисус был вынужден бороться с теми испытаниями, которые она посыла
ла Ему. Вот только, может быть, Он один и был способен устоять, слабой же чел
овеческой природе свойственно поддаваться давлению всего вершимого во
круг. В том числе и давлению вершимого вокруг зла. И, постепенно черствея,
привыкать ко многому.
К чему же долженствовало привыкать еще только формирующейся психике бу
дущего грозного властителя?
На четвертом году он лишился отца, ему было всего восемь лет, когда сконча
лась его мать. Уже одно это способно служить мощным мутагенным фактором
в ходе формирования человеческой психики. Но ведь было и другое, что допо
лнительно отягощало последствия всех этих травм. Правда, детское сердце
часто легко переносит такие утраты, их подлинную величину можно осознат
ь лишь с опытом. К тому же в нежном возрасте смерть близких переносится те
м легче, чем меньше любви связывает с ними. Но хранимая и формируемая роди
тельской любовью душа ребенка не столь чувствительна к житейским ранам,
наносимым сложившемуся быту его семьи, сколь именно к ее дефициту. Собст
венно, эта любовь до определенной поры и образует собой конечные пределы
всей окружающей его физической реальности, ведь именно она выступает те
м охранительным началом, которое ограждает его от всех невзгод и испытан
ий большого мира. И когда в этот уютный, укрытый от внешнего зла уголок дом
ашнего тепла и нежной заботы та единственная, ради которой трепетная дет
ская душа всегда готова к немедленному самопожертвованию, вдруг впуска
ет кого чужого, рушится чуть ли не вся вселенная. Речь идет о его матери, и н
ет в ревнивых и завистливых глазах ребенка большего предательства, чем у
красть у него и подарить какому-то чужаку любовь, воздухом которой он тол
ько и может дышать. Раны такого рода оставляют глубокие рубцы на всю жизн
ь. Примирение с родителями происходит лишь с годами; лишь с обретением оп
ыта и накоплением собственных грехов и ошибок к нам приходит способност
ь к пониманию и прощению. Детское же сердце жестоко, и, чем сильней изначал
ьная привязанность к предателю, тем острей и неодолимей желание отомсти
ть.
Как поговаривали, из жизни его мать ушла не без помощи подложенного чьей-
то враждебной рукой яда. Но едва ли темные слухи, окружавшие кончину прав
ительницы, могли наводить малолетнего князя на мысль о скрытых путях тем
ных дворцовых интриг и боярских измен. Для этого требуется определенный
опыт самостоятельного правления. Но если с годами такая мысль и должна б
ыла появиться, то все равно еще долгое время уходящая младенческая обида
обязана была примешивать к ней горькое чувство какой-то удовлетворенно
й справедливости: ибо само небо воздавало тем, которые лишили его родите
льской ласки.
Но дело не только в небесном возмездии, земная измена также таилась повс
юду, смертельной угрозой дышало все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31