..
Господи, куда легче было на войне, где не надо было ни о чем думать. И куда уш
ли те дни?
Вся моя жизнь заключалась теперь в ожидании того, что найдут в Алабаме. У м
еня в штате царило затишье. После истории с петицией об "отзыве" Ады все по
рядком струхнули, никто не хотел подставлять свою шею. Работы у меня не бы
ло.
С Адой я уже не мог вести себя так, как в течение тех нескольких недель. Я не
мог ею командовать, как и она не могла командовать мною. Мы зашли в тупик.
Порой, ощущая тепло ее тела, прислушиваясь к ее дыханию, я слышал собствен
ный шепот:
Ц Ты меня ненавидишь, да?
Ц Да... Да.
Ц И хочешь меня убить, да?
Ц Да, я убью тебя.
Ц Нет, не сумеешь.
Ц Мерзавец! Ненавижу тебя.
Вот и все Ц такие разговоры и ожидание. Иногда мне и вправду хотелось, что
бы она попыталась убить меня. Пришлось бы действовать, а это значит, что я
живу. Но она не пыталась. Она только мечтала об этом. А я продолжал читать г
азету из Мобила.
В конце весны в заливе нашли машину.
Сообщение состояло всего из нескольких строк; и отыскал я его не на перво
й полосе, а где-то на внутренних страницах; едва начав читать, я почувство
вал себя так, словно по жилам у меня течет не кровь, а кипяток. Нет, я не испу
гался, я ощутил удовлетворение. Итак, прибыла еще одна затерявшаяся было
посылка.
Я прочел заметку до конца и весь похолодел.
Последняя фраза гласила: "Полицейские утверждают, что личность владельц
а машины установить уже невозможно и никаких попыток в этом отношении пр
едприниматься не будет".
В тот же день вечером я сообщил новость Аде. Она глубоко, с облегчением взд
охнула и воскликнула:
Ц Прекрасно!
Ц Но полиция все же может узнать, кому принадлежала машина, Ц заметил я.
Ц Способов сколько угодно.
Ц Не слишком-то полицейские надеются на это! Ц засмеялась Ада и некото
рое время пристально и как-то странно смотрела на меня.

ТОММИ ДАЛЛАС

После долгих месяцев лежания я наконец-то вновь обрел способность перед
вигаться и на время забыл обо всем остальном. Я бродил по террасе, мне каза
лось, будто я хожу на чужих ногах, не принадлежащих мне. Знакомым было лишь
ощущение гипсового панциря на спине и шее. Все же это был я.
Осторожно, маленькими шажками ходил я взад и вперед, поминутно останавли
ваясь и чувствуя, как постепенно начинают работать мои мышцы. Это было ощ
ущение, о существовании которого я давно забыл. Словно заново родился.
По газетам я следил за деятельностью Ады: за ее публичными выступлениями
, отменой торгового налога, всякими демонстрациями и прочим. На первый вз
гляд, она высилась над всеми, словно несокрушимая скала, но я-то знал, как о
бстоит дело в действительности. Я знал, где находятся нити, кто их дергает
и что при этом чувствует человек. Его выдают за героя, но он знает, что за сп
иной у него палочка с нитями и что кто-то дергает их в нужный момент. Созна
ние того, что сам по себе он ничто, заставляет его страдать. Это заставляло
страдать и меня, а сейчас Ц еще сильнее Ц Аду. У меня хватило сил выдержа
ть до конца. Сумеет ли выдержать Ада?..
Вскоре после того, как ко мне вернулся голос, газетчики буквально атаков
али меня, засыпая вопросами. Они торчали в палате все отведенное врачами
время и спрашивали, а я с неизменной любезностью твердил одно: "К сожалени
ю, не располагаю достаточной информацией, чтобы дать исчерпывающий отве
т. Вы же видите, ребята, я нахожусь в больнице, давно оторвался от дел..."
С репортерами полезно беседовать, даже когда тебе нечего сказать. Есть л
юди, которые этого не понимают. Например, Эрл Лонг. До чего он не любил с ним
и разговаривать!
Я принял журналистов и в тот день, когда покидал больницу. Моя беседа с ним
и свелась к заявлению, что я уезжаю для поправки здоровья и на прощание же
лаю Аде всяческих успехов в ее ответственной работе. Находившаяся тут же
Ада облобызала меня в знак расставания Ц специально для фоторепортеро
в.
Ц Ты и тут не можешь не показать себя, а, дорогуша? Ц шепнул я, прижимая ее
к себе.
Ада чуть отодвинулась и смотрела на меня с нежной улыбкой, пока вокруг то
и дело вспыхивали блицы фоторепортеров.
Ц Любимый, не забывай, что о тебе молится весь штат, Ц громко сказала она
и ушла из палаты в сопровождении свиты журналистов и фотокорреспондент
ов.

* * *

Я снял коттедж на северном побережье Флориды, за Мобилом, по дороге к Пана
ма-Сити, Ц один из коттеджей, удаленных и друг от друга, и от населенных пу
нктов, заброшенных в пески, белые как снег и горячие как ад. Здесь никто не
мог нарушить моего уединения. Со мной поселился санитар-массажист, или к
ак там их называют. Что и говорить, было бы куда приятнее заполучить вмест
о него ту хорошенькую сиделку. Но, признаться, я еще не чувствовал себя в ф
орме.
Санитар Эрл, похожий на заросшего черной шерстью медведя, казался подрос
тком, хотя ему, наверно, уже стукнуло тридцать пять. Он постоянно носил одн
у и ту же форму Ц белые брюки и белую футболку, плотно облегавшую его атле
тический торс. На ходу он подтягивал живот и выпячивал грудь; по вечерам я
слышал, как он пыхтит в своей комнате, занимаясь штангой и гимнастикой. Хо
рошее настроение никогда не покидало его, он ни минуты не давал мне скуча
ть, хотя был несколько простоват (то же самое, вероятно, он думал обо мне). Са
нитар мне нравился, однако я пожелал бы ему чуточку поменьше бодрости и о
птимизма. Возможно, они входили в его обязанности. Раньше он работал в пер
воклассных клиниках, знал свое дело и хорошо ухаживал за мной.
Коттедж состоял из трех комнат (моей, санитара, гостиной), кухни и туалета.
Дом стоял на самом берегу, на небольшой возвышенности, и, сидя у огромного
, во всю стену, окна в гостиной, оборудованной кондиционером, я мог видеть
волны Мексиканского залива, набегающие на белый песок. Я мог спокойно си
деть у окна и без конца созерцать мир, совершенно не соприкасаясь с ним. Ка
кое это сулило наслаждение Ц сидеть просто так в прохладной комнате и н
е двигаться, никуда не спешить. Однако я заставлял себя выходить, чтобы бо
льше бывать на воздухе, загорать, чувствовать, как уходит из тела болезнь
и как здоровье вливается в него подобно хмельному вину. Когда начинаешь
с нуля, то ощущаешь каждый дюйм на пути к поправке.
Раз в неделю из Таллахасси приезжал врач.
Ц О, да вы уже молодец, Ц сказал он однажды. Ц Вы умеете плавать?
Ц Как вам сказать? Призов не беру, но...
Ц Вам надо ежедневно заниматься плаванием. Это ускорит окончательное в
ыздоровление.
По существу, мне пришлось заново учиться плавать. Я нашел неподалеку уют
ную, укрытую от волн лагуну и почти месяц в ней барахтался. Доктор оказалс
я прав. Здоровье у меня быстро шло на поправку.
Сидя у окна, я часто наблюдал за купальщиками, видел, как они удаляются от
берега все дальше и дальше, а потом, отчаянно размахивая руками, возвраща
ются на гребнях волн к берегу.
Присмотревшись, я решил, что со временем ни в чем не буду уступать им Ц на
до только научиться сочетать свои движения с ритмом волн.
Однажды Эрл вернулся из города с пачкой газет из Батон-Ружа. Он бросил их
на кушетку рядом со мной и сказал:
Ц Вы, я думаю, не прочь узнать, что творится на белом свете.
Ц Конечно, не прочь.
Признаться, меня не очень интересовало, что творится на белом свете, да ко
е-что я знал и без того. Знал, например, что Ада взяла кое-кого в работу.
Я развернул одну из газет и сразу понял, почему Эрл проявил такую любезно
сть. На первой полосе красовался огромный снимок Ады, присутствующей на
церемонии открытия нового здания суда в Драй-Пронге. На самом краешке фо
тоснимка примостился полковник Роберт Янси. Сильвестра не было.
Ц Эта девочка выглядит замечательно, Ц заметил Эрл.
Ц М-да....
Ц Интересная женщина!
Ц М-да...
Ц Уж тут-то вам здорово повезло, босс.
Ц Да, да! Еще как повезло!

СТИВ ДЖЕКСОН

После отмены торгового налога Ада почти целый месяц ничего не предприни
мала. Однако это бездействие напоминало затишье перед бурей. Воздух непо
движен и тяжел, и над вами словно нависает молот. Вы видите, как в барометр
е падает и падает тоненькая ниточка ртути, чувствуете запах шторма и ощу
щаете в воздухе электричество, хотя оно еще не сверкнуло молнией. Вы види
те, чувствуете, ждете под мрачным, опускающимся небом и знаете, что ждать п
ридется недолго.
Вот и это затишье оказалось непродолжительным. Прошло около месяца, и он
о словно взорвалось и разлетелось тысячью осколков. Шторм разразился вн
езапно и охватил всю Луизиану: началась кампания по избранию Ады губерна
тором.
Я наблюдал за развитием событий издалека, подытоживая явления и примеча
я разрушения. Правда, я частенько разговаривал с Адой. Мы по-прежнему чувс
твовали связывающие нас узы. Но Ада еще тверже, чем раньше, подчиняла нашу
взаимную привязанность тому, что считала своим долгом. "Между нами ничег
о не изменилось, Ц казалось, говорило ее поведение, Ц но у меня есть боле
е важные дела. Кстати, не забудь, что ты сам поставил наши отношения в опре
деленные рамки".
Те отношения, что существовали между нами, приняли такой оборот, какой мо
жет существовать, не изменяясь, долгие годы. Я когда-то знал в Коннектикут
е одинокого мужчину и замужнюю женщину, которые поддерживали именно так
ую связь в течение четырнадцати лет, не делая ни единой попытки ее измени
ть. Затем однажды, когда ее муж уехал в город, в доме возник пожар, мужчина б
росился спасать женщину, и, пока пожарные заливали водой другую часть до
ма, они вспомнили про любовь.
На свидания со мной Ада приходила утомленная, лишенная воли и энергии, на
поминая спортсмена, только что закончившего бег на длинную дистанцию. Од
нако когда она появлялась перед толпой или перед телевизионной камерой,
активность в ней начинала бить ключом. Много раз я видел ее и в ослепитель
ном, холодном свете юпитеров, и под яркими лучами солнца, и в вечерних суме
рках. Но слышал всегда одно и то же:
Ц Вы же знаете, как они пытались поступить с вами!
Ц Они хотели предать вас!
Ц Они пытались лишить вас того, что по праву принадлежит вам!
Ц Я никогда не позволю им этого!
Ц Я никогда не допущу!
И всякий раз аудитория отвечала ей ревом, напоминавшим рев моря во время
шторма.
Так было везде Ц одна и та же речь с небольшими вариациями, одна и та же ре
акция толпы, хотя и с некоторыми различиями Ц в зависимости от состава и
местности.
Вот центр округа Уинн в деревенской глуши, где родился Хьюи Лонг; раскале
нное бело-синее небо над возбужденным человеческим стадом; красно-кори
чневые морщинистые лица, синие рабочие комбинезоны, рубахи цвета хаки, к
летчатые бумажные платья. Все жадно ловят каждое ее слово, все верят ей, ка
к не верили никому после смерти Лонга в 1935 году, когда доктор встретился с с
енатором в коридоре.
Вот набережная в порту Морган-Сити. Мачты и нок-реи рыбацких судов, покач
ивающихся на волнах подобно черным крестам на фоне голубого неба; полуде
нный, насыщенный горячим солнцем воздух; отдающий мускусом запах только
что пойманных и уже гниющих креветок и креветок, еще ожидающих своей оче
реди в прохладной мгле под сине-зелеными волнами Мексиканского залива;
дочерна загорелые лица с черными усами и черными бачками, крики: "A-da! Ma chere! Eh la-bas!"
А-да! Душка!
Вон она! (франц.)

Новый Орлеан... Самодовольные лица всезнающей золотой молодежи. Прически
"конский хвост" и ежик, яркие пиджаки и модные платья. Сосредоточенно вним
ающие фанатики. Их лояльность ни у кого не вызывает сомнений.
Богалуса. Нестерпимая вонь бумажных фабрик, отчего лишаешься слуха и зре
ния, и лица рабочих, обращенные к Аде.
Одна и та же картина во всех городах и городках: белые лица, старые домашни
е платья, застиранные воротнички и засаленные галстуки, испачканные мас
лом и бензином комбинезоны рабочих заправочных станций, блузки официан
ток; напряженные лица людей, отчаянно пытающихся постичь смысл происход
ящего.
Район Рейлроуд-авеню в Батон-Руже. Шоколадно-коричневые лица, грошовые с
тандартные сорочки, ярко-красные в желтую полоску майки, дешевые пиджак
и, кричащая расцветка сатиновых блузок, темные лица "освобожденных" рабо
в, в эти минуты почти счастливых и радостно приветствующих Аду.
Женские клубы. Дамочки (в возрасте от тридцати до шестидесяти) в нарядных
платьях с искусственными драгоценностями, поставленные перед труднейш
ей дилеммой, явственно читаемой на их невинных, обильно напудренных лица
х. Их мужья утверждают, что Ада опасная смутьянка, а она вот перед ними, и не
т у нее ни рогов, ни копыт, и она так мило улыбается за чашкой кофе. "Что вы! Он
а же душка! Совсем как мы!"
Правда, так говорили в женских клубах, не признанных высшим светом Новог
о Орлеана. В самом же городе Ц точнее, в том замкнутом кружке, который наз
ывался светским обществом Нового Орлеана, Ц положение Ады ничем не отл
ичалось от положения парии в Калькутте, внезапно оказавшегося на посту м
эра.
В течение трех лет после того, как Ада, тогда еще просто жена губернатора,
предприняла неудачную попытку быть принятой в "высшем свете" Нового Орле
ана, между ней и этим светом шла открытая война, служившая предметом мног
очисленных насмешек и острот, Ц на приемах и балах передаваемых, однако,
шепотком и с оглядкой. Память о докторе Смите, о де Нэгри и о полковнике Ба
ртлете была еще свежа.
Но были в городе и другие клубы и сотни различных кружков и групп, куда вхо
дили тысячи скромных, простых женщин. Их члены, если и попадали в светскую
хронику "Таймс-Пикэн", то только в связи с выходом замуж, да при этом могли р
ассчитывать не больше чем на три строки. Как ни забавно, подобная дискрим
инация вызывала у них протест. Они не хотели безропотно принимать ее как
нечто ниспосланное небом. Поэтому-то Ада была близка и понятна им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52