— Тогда будем говорить спокойно,— сказал мужчина и спрыгнул со скамейки,— и мы прекрасно поймем друг друга. Надеюсь, вы не считаете меня старикашкой, мне всего лишь тридцать,— он провел рукой по поредевшим волосам и опять улыбнулся им по-приятельски.
— Говори, что тебе надо, говори! — Адам постепенно приходил в ярость.
Мамия чувствовал, что еще немного — и Адам выбросит этого типа в окно, как мяч.
— Брось, Адам, пойдем,— сказал он,— мало ли проходимцев!
— Возможно,— подхватил мужчина.— Вполне возможно, что я негодяй, но выслушайте меня. Только не драться,— и он с улыбкой погрозил пальцем Адаму: — Я ведь все понимаю, а вы думаете, что я ангел, слетевший с неба? Нет!
— Говори, говори! — сказал ему невозмутимо Мамия. Невозмутимо он говорил ради Адама, а так он и сам был раздражен до крайности. Но Адам мог не сдержаться.
— Я все слышал,— начал мужчина, развалившись на скамейке,— у вас, кажется, сигареты недурственные...
Мамия протянул ему сигарету.
— Спасибо,— сказал мужчина и посмотрел на Адама: — Садитесь, почему вы стоите?
Адам не ответил. Он тоже вынул сигарету и закурил.
— Вы хотите .похитить этого мальчика! — выпалил мужчина.
— Что?
— Да, да, это именно так... Ничего не поделаешь... Все бывает в жизни. Это не страшно.
— Что ты несешь! — закричал Адам.
— Как хотите называйте это дело, но это есть факт похищения ребенка! Но только,— тут мужчина снова
поднял руку,— не бойтесь, все слабости человека мне понятны. Мы сумеем поладить!
Адам повернулся и взял Гагу за руку.
— Идем!
— Знаешь, что я тебе скажу? — Мамия шагнул к мужчине.
Тот встал, вежливо кивнул головой и сказал:
— Меня Вахтангом зовут, но вы можете называть меня просто Вахо!
Мамия махнул рукой и пошел догонять Адама.
— Теперь пеняйте на себя! — крикнул вслед ему мужчина.— Отныне у меня руки развязаны!
Когда они вышли со станции, Мамия остановил Адама:
— Ты что, серьезно берешь мальчика?
Адам повернулся к Гаге:
— Ты пойдешь со мной?
— Пойду!
— Ну вот и пошли,— успокоено проговорил Адам,— всего, Мамия!
— До свидания!
Мамия остался один. Он раскрыл зонт и побрел к дому.
На порядочном расстоянии от станции, у лесосклада, в тупике стояли три вагона, выкрашенные в ярко-красный цвет. В этих вагонах жили строители.
Адам и Гага поднялись в вагон. Здесь во всю длину стояли железные койки. А в самом конце вагона, возле железной времянки, за столом двое рабочих играли в домино. Они так кричали, словно ехали на грохочущем мотоцикле. Увидев Адама, они встали, но Адам рукой показал им, чтоб они сидели. Они продолжали играть, но кричать перестали.
Мальчик оглядел вагон. Стены были оклеены плакатами и вырезками из журналов.
— Вон космонавты! — сказал мальчик, указав на пеструю стену.
— Да,— ответил Адам и сел на койку.— Садись,— сказал он мальчику.
Мальчик присел рядом и сложил руки на коленях. Затем, спохватившись, торопливо сдернул с головы шапку.
— Вот здесь я живу,— проговорил Адам,— тебе нравится?
Мальчик кивнул.
— Есть хочешь? — спросил Адам.
— Нет.
— Ты не стесняйся!
— Нет, я правда не хочу.
«Что делать,— думал Адам,— кажется, я опять что-то напутал. Вот заварил кашу! А с другой стороны, как я должен был поступить? Ребенок бежал, а я его забрал; почему он должен думать, что он бездомный, никому не нужный! Но Тина!.. Что скажет Тина? Я не знал, что мальчик был ее приемным сыном! Честное слово, не знал. Почему он сбежал от них? А вот я возьму его и выращу как родного сына. Все равно одна койка свободна. Потом повезу его в Тбилиси, а почему бы и нет? Каждый поступил бы так на моем месте, и Мамия поступил бы так, несмотря на то, что у него дети, он тоже взял бы его к себе. А у меня нет детей. Вот он и будет моим сыном, будет называть меня отцом. Хотя это и не обязательно: если не хочет, пусть не называет. Но почему это именно их приемыш, люди непременно будут болтать, что я умышленно его увел. Пусть говорят! Ее муж не смог удержать родной дочери, и она сбежала. Очень хорошо, что сбежала. И этот тоже сбежал...»
Адам улыбнулся мальчику, но тот не понял его улыбки и удивленно на него взглянул.
— Сними пальто,— сказал Адам,— здесь жарко!
Мальчик сейчас же встал и разделся, видно, он запарился в пальто, но стеснялся сказать.
— Положи вон на тот стул,— сказал Адам.
Мальчик положил пальто и шапку на стул, вернулся
и снова присел на кровать.
Адам уже несколько раз сдерживал себя, ему страшно хотелось заговорить о Тине. Хоть бы мальчик произнес просто одно ее имя: Тина. И в то же время Адам стремился спрятаться от этих любимых, но приносящих боль звуков, а так хотелось слушать их бесконечно, беспрерывно.
Но все же он не справился с соблазном и дрогнувшим от волнения голосом, почти шепотом, произнес:
— Тина...
Он боялся, что теперь произойдет что-то невероятное! Рабочие, игравшие в домино, сорвутся с мест, перевернут печку, мальчик вскочит и убежит. Но ничего такого не произошло. Его это весьма удивило: никто не услышал его голоса, даже мальчик.
— Я не знаю, как тебя зовут? — обратился он к мальчику.
— Гага!
— А в школу ты ходишь?
— Нет.
Адам почувствовал, что мальчик ждет от него чего-то необыкновенного. Ведь Тина говорила ему, что я самый сильный. Сильный!—усмехнулся он про себя.— Нашла борца!
Значит, Тина говорила с этим ребенком о нем, и теперь Гага владеет частицей тайны, которой для него была окружена Тина. Но почему же Тина говорила с нем?.. Неужели?.. Нет, наверно, просто случайно. Мальчик спросил ее, кто он такой, и она ответила.
Да, все это хорошо, но справится ли он с мальчонкой? Или это был просто театральный жест — и больше ничего? Ведь он совсем один на всем свете. Была бы хоть мать жива, она бы воспитала Гагу. А самого его куда только не кидала жизнь, то по вагонам, то по баракам. Нет, раз он уже взял ребенка, то должен сам его и вырастить, любой ценой.
В это время в вагон вошел директор столовой. Столовая находилась в следующем вагоне. Директор был долговязый и тощий. С Адамом он всегда разговаривал ^ излишним почтением, и у Адама после разговора с ним всегда оставался неприятный осадок. И хотя он вообще любил все говорить прямо в лицо, но почему-то этому человеку сказать ничего не мог. Только однажды он решился: «Не называй меня бога ради уважаемым!». Директор столовой пожал плечами и развел руками, как угодно, но по-прежнему называл Адама «уважаемым».
Адам испытывал неловкость, когда старший по возрасту, седой человек называл его «уважаемым», рабочие смеялись, а он рассердился: что тут смешного.
— Уважаемый Адам,— обратился к нему директор столовой.— Вас разыскивает милиционер! — последнее
слово он произнес значительно, с расстановкой. Стараясь сохранить вежливую мину, долговязый не смог скрыть злорадства.
Адам и раньше чувствовал, что директор его недолюбливает, но сейчас эта злорадная улыбка, которую даже не очень старались скрыть, насторожила его.
Его всегда больно ранили случайно пойманный взгляд, полный зависти и ненависти, или случайно подслушанное недоброе слово. На секунду он становился беспомощным и думал: чем я это заслужил?
— Что надо от меня милиции, уважаемый Симон?
— Не знаю,— теперь в улыбке Симона сквозила явная насмешка,— милиционер не один, с ним какие-то граждане.
— Граждане? — удивился Адам.
— Да, граждане! — Симон повысил голос и слова разделял многозначительными паузами.
— Гага, подожди меня здесь! — Адам встал.
В дверях Симон уступил ему дорогу.
— Нет, что вы, уважаемый Симон! — Адам демонстративно поклонился.— Сначала вы, а я за вами.
— Ни в коем случае. Прошу вас!
— Благодарю вас, большое спасибо,— и Адам вышел из вагона первым.
У лестницы стоял милиционер, старший лейтенант. Поодаль стояли Тина и Андро, а возле них на насыпи стоял тот самый тип, которого Адам видел на станции: пеняйте на себя! Сгорбившись и заложив обе руки в карманы, он держал в уголке рта окурок.
Адам сразу все понял.
«Когда он успел?» — подумал он и посмотрел на милиционера.
— Спускайтесь сюда! — закричал на него милиционер.
— Что вы сказали? — словно не расслышав, переспросил Адам.
— Сюда спускайтесь,— понизил голос милиционер,
Адам спустился по лесенке,
— Вы меня искали?
— Да, вас! Где ребенок?
— Ребенок? — Адам притворился удивленным, у него вдруг появилось желание шутить.— Какой ребе
нок? — И, поймав встревоженный взгляд человека, стоявшего на насыпи, он погрозил ему пальцем: — Ах, Вахо, Вахо!
Вахо отвернулся.
— Мне не до шуток! — сказал милиционер и поднялся на одну ступеньку. Он и так был низкого роста, а сейчас, рядом с Адамом, казался еще меньше.— Выведи ребенка!
— Что случилось? — наивно спросил Адам.
— Это мы выясним потом! Выведи ребенка!
— Да, но где же граждане? — Адам посмотрел на Симона, стоявшего в дверях.— Я думал, что меня встречают с оркестром и транспарантами!
Симон замялся и что-то буркнул, Адам не расслышал, да его и не интересовало. Сейчас он был весь напряжен и поэтому шутил, хотя совершенно не хотелось шутить: все происходило помимо его воли, на себе он чувствовал взгляд Тины.
— Выведи ребенка, я говорю! — милиционер терял терпение.
— Чего вы кричите?
— Я не кричу, выводите ребенка!
— Вот так-то лучше, но почему я должен его вывести?
— Потому что у него есть дом!
— Дом? — Адам только теперь взглянул на Андро и Тину. Он прямо натолкнулся на взгляд Тины и не смог вымолвить ни слова.
Вдруг Тина сорвалась с места и закричала:
— Гага! Гага!
Гага, оказывается, выглядывал в окно, и Тина увидела его.
— Гага!
Андро тоже шагнул вперед.
— Выходит, что у вас свои собственные законы, да? — кричал милиционер, голос которого дошел до Адама очень не скоро.— Как хочешь, так и поступаешь, да? Но этот номер не пройдет, дорогой, не-не, не пройдет!
Адам собирался сказать, что мальчик хотел сбежать из дому и потому он взял его к себе, но не смог. Он стоял и улыбался. Он сам понимал, что улыбка дурацкая и что она только приводит милиционера в бешенство, но ничего с собой поделать не мог.
Милиционера, как видно, подняли с парикмахерского кресла, одна щека у него была не добрита, и на ней белели высохшие остатки мыла. Свои белые пухлые руки милиционер засунул под ремень, плотно охватывающий его шинель, и значительно поигрывал большими пальцами. Если глядеть издали, это ему придавало весьма миролюбивый вид. Вообще никак нельзя было предположить, что у этого человека окажется такой мощный голос.
Адам понимал, почему он так кричал: ведь похищение ребенка дело нешуточное! Ему так сказали, и он примчался сюда. Конечно, он будет кричать, а что же ему еще делать!
Адам хотел объяснить милиционеру, что мальчика он не похищал и лучше бы ему выяснить, почему мальчик сбежал из дому, но вместо этого он продолжал улыбаться. В это время на лестнице появился Гага.
— Гага, иди ко мне, иди! — позвала его Тина.
Гага на секунду заколебался, потом сбежал по лестнице и бросился к Тине.
Адам обернулся к мальчику:
— Гага,— сказал он дрогнувшим голосом, кладя руку ему на плечо.
— Что ты хочешь, что? — подняла на него глаза Тина. Она крепко обнимала мальчика.— Почему ты не оставишь меня в покое, скажи, чего тебе от меня надо!
Она громко заплакала и, неожиданно наступая на Адама, закричала сквозь слезы:
— Откуда ты взялся такой, почему не даешь мне покоя. Оставь меня, разбойник, оставь!
Адам попятился назад. Слезы Тины словно громом его поразили. И тут он ^почувствовал прикосновение чьей-то руки, слава богу, иначе он готов был и сам расплакаться. Это были рабочие, которые играли в домино. Они вышли на шум и стали рядом с Адамом.
— Что случилось, что вы хотите от этого человека? — набросились они на милиционера.
— Не ваше дело! — кричал вконец взбешенный лейтенант.
— Что значит — не наше дело? Ты знаешь, на кого ты кричишь? Это наш инженер! Ты что, не знаешь его?!
— Прошу вас, пройдемте,— сказал милиционер Адаму,— пройдемте с нами.
— Что? — Адам протер глаза.— Что вы сказали?
— Я вас прошу пройти со мной.
Милиционер больше не кричал и был заметно расстроен: Адам и в самом деле не походил на похитителя детей.
— Я вас знаю,— только теперь милиционер узнал Адама, он вспомнил, что несколько раз видел его на строительстве моста,— давайте пройдем и спокойно во всем разберемся.
— Если можно, оставьте меня в покое,— очень мирно попросил Адам и присел на ступеньку. Он весь как-то обмяк и ослаб. Будто ему сразу заложило уши — все доходило до него смутно и неразборчиво. Только одно он услышал ясно и отчетливо:
— Я думал, что кто-то чужой увел ребенка. Если бы знал, не стал беспокоиться...— Это был голос Андро, мужа Тины.
Адам медленно поднял голову и встретился со взглядом Андро, с его холодными, окаменевшими глазами. Они долго смотрели друг на друга. Потом Андро повернулся и пошел догонять Тину и Гагу. Адам понял, что он знает все... все...
Он не заметил, как все разошлись и как опять пошел дождь. В сердце он чувствовал тяжесть, глухую боль. Он был уничтожен и посрамлен. «Разбойник! Разбойник! Оставь меня в покое! Что тебе от меня надо, разбойник...»
Постепенно он пришел в себя, и ему показалось, что он очнулся после долгого сна. Перед ним, прямо в грязной дождевой луже, кто-то стоял. Вначале он увидел рваные ботинки и мокрые заляпанные грязью брюки, затем поднял глаза и узнал Вахо. Подняв воротник пальто и скрестив на груди руки, он что-то бормотал. Адаму показалось, что он видит его впервые — небритый, красные воспаленные веки без ресниц, с печально обвисших усов стекают капли дождя, поверх рубахи в красную полоску — запятнанный, засаленный галстук.
— Не обижайся, братец,— шамкал он,— что мне было делать? Я ведь бродяга. Птичка! Я всего боюсь.
— Чего? — спросил его Адам. Он совершенно не сердился на этого человека.
— Да всего, не знаю...
Вдруг глаза его заблестели:
— Хочешь, сыграем в бильярд, на пари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29