— Вот, дорогой, что ждет нас всех!
Заза ничего не ответил.
— Пока мы живы — об этом не думаем,— продолжал мужчина. Потом он бросил папиросу в снег и старательно затоптал ее ботинком.
С кладбища Заза тоже поехал на автобусе. На развилке он пересел в такси. Доехав до проспекта Руставели, он почувствовал, что голоден. Вначале решил что-нибудь купить в гастрономе и поесть дома, но потом вспомнил, что там будет полно людей в связи с поминками.
Вечерело. Голые деревья на проспекте Руставели были облеплены стаями воробьев. Воздух дрожал от их звонкого чириканья. Перед Кашветской церковью дети вылепили снежную бабу.
— Что ты тут стоишь? — услыхал вдруг Заза. Он обернулся и увидел Папуну.
— О-о,— воскликнул Заза,— привет, Папуна!
— Кого-нибудь поджидаешь?
— Нет, я просто так. Посмотри, какая снежная баба!
— Я спал до полудня,— объявил Папуна.— Что за поганое было вино! Я головы не мог поднять!
— Тяжелое было вино!
— Не люблю я такие вина!
— И я тоже.
— Я помню, что вы насильно заставили меня пить!
— Я заставлял? Ты же сам был тамадой!
— Давай не будем!
— Эх, Папуна, Папуна!
— Что случилось?
— Да ничего.
— Так чего же ты здесь все-таки стоишь? — повторил свой вопрос Папуна.
— Думаю, где бы поесть!
— Приглашаю тебя на хинкали.
-— Я хочу чего-нибудь жидкого...
— Харчо!
— Это можно!
— Тогда пошли!
— Куда?
— Пойдем со мной.
Папуна взял его под руку:
— Я скольжу, как на коньках,— и добавил: — Терпеть не могу снег!
— Куда ты меня ведешь? — спросил Заза.
— А вот море я люблю по-настоящему. Только плавать не умею! — не умолкал Папуна.
— Все же куда мы идем?
— Потому, наверно, и люблю, что не умею. Не выношу загорелых кретинов, которые умеют хорошо плавать, вот спустимся сюда...
Они спустились по лестнице и вошли в полутемный ресторанчик.
— Я уже и забыл о существовании этого духана,— сказал Заза.
— Ну вот видишь! — почему-то эти слова Папуна произнес с особой значительностью.
Потом он торжественно поздоровался с буфетчиком, хлопотавшим за прилавком:
— Мой привет дядюшке Аквсентию, как жизнь?
— Спасибо, голубчик, спасибо!
— Попотчуешь нас чем-нибудь?
— Садитесь, голубчики!
— А харчо у вас есть?
— А как же! — огромное удивление прозвучало в голосе дядюшки Аквсентия.
Папуна подмигнул Зазе.
— Я же говорил!
— Еще изжарю вам добрый шашлык из совсем молодого поросенка!—самолюбиво добавил Аквсентий.
— Значит, из начинающей свиньи,— сказал Папуна,— вроде, как я начинающий художник!
— Что ты говоришь! — почему-то обиделся дядюшка Аквсентий. — Какой же ты начинающий...
— Тогда остаемся! — поднял руку Папуна.
— Да, голубчик, да!
Заза и Папуна сдали пальто гардеробщику. Папуна справился, конечно, о его здоровье. Затем, потерев руки, он снова обратился к дядюшке Аквсентию:
— Ну, мы садимся!
— Конечно, голубчик, конечно!
— Только у вас немного холодно!
— Согреетесь, голубчик, согреетесь!
Заза и Папуна вошли в зал. Зал был почти пустым, только в самом углу за двумя приставленными друг к другу столами сидела подвыпившая компания. Парням было лет по семнадцати-восемнадцати. Их лица, совсем детские, уже покраснели, и глядеть на них было неприятно, как всегда неприятно глядеть на пьяных подростков. Заметив вошедших, ребята вскакивали с мест и церемонно раскланялись с Папуной. Один из них выразительно приложил ладонь к груди, а другой патетически развел руками и воскликнул:
— Уважаемый Папуна, если вы нами не побрезгуете...
— Сейчас, сейчас! — снисходительно улыбнулся Папуна.
— Будем очень рады, если и ваш друг...
— Сию минуту! — Папуна быстрыми шагами направился к ним, а Зазе незаметно для парней дал знак рукой, чтобы он оставался на месте.
Заза сел за первый попавшийся пустой столик. Папуна подошел к ребятам. Они до краев налили большой бокал и подали его Папуне.
Папуна что-то сказал, все засмеялись, продолжая стоять, выражая этим особое почтение к пьющему. Двое из ребят заметно пошатывались. Один из них посмотрел на Зазу бессмысленными, ничего не видящими глазами. Папуна и ему что-то сказал, и все опять засмеялись. Затем Папуна молодецки осушил бокал. Один из парней взял прислоненную к стене гитару и заиграл, остальные запели довольно пронзительно и нестройно. Папуна смотрел на них восторженными глазами. Пока они не кончили петь, он не двинулся с места. Потом попрощался с ними, а один из парней положил ему руку на плечо, притянул к себе и смачно поцеловал в губы. Папуна опять что-то сказал, и ребята опять засмеялись. Потом Папуна вернулся к Зазе.
— Ух,— сказал он,— кажется, спасся!
— Кто это? — спросил его Заза.
— Тише,— Папуна испуганно обернулся к ребятам, а потом шепотом добавил: — Потом скажу.
Официант накрыл стол.
— Мы все сказали дядюшке Аквсентию,— фамильярно улыбнулся Папуна официанту,— а вас как величать прикажете?
— Давидом,— пробурчал официант, как видно, не очень настроенный на праздные разговоры,
— Значит, так, уважаемый Давид!
— Вы не заказали вина!
— Давай не будем пить вина,— предложил Заза.
— Выпьем чуточку, холодно!
— Какое вино вам принести? — спросил официант,
— У вас есть имеретинское?
— Нету!
— Тогда принесите «Мукузани».
— Кто такие все же эти ребята,— спросил опять Заза,— которые называли тебя уважаемым Папуной?
Папуна намазал на кусочек грузинского лаваша красную икру и аккуратно положил себе в рот.
— Уважаемый Папуна, вы мне не ответите?
— Что? — переспросил Папуна, хотя отлично слышал, о чем его спрашивали.
— Что с тобой?
— Эти ребята — отъявленные хулиганы,— шепотом сказал Папуна, он наклонился вперед, лицо его вдруг изменилось,— известные всему городу!
— Да, но откуда ты их знаешь?
— А я всех знаю.
— Брось!
— Клянусь тебе, они настоящие бандиты, в кармане у каждого нож.
— А что у тебя общего с этими молокососами?
— Они учатся с Темуром, моим двоюродным братом.
— А на гитаре они здорово...
— А ты не знаешь, что сейчас в моде музыкальные хулиганы, и не только у нас, везде, они, как звери, с ума сходят по музыке.
— Да ну их...
— Тише!
Потом они долго сидели молча и ели. Наконец Папуна заговорил:
— Сегодня я встретил Заиру, вот это девушка!
— Я тоже ее видел.
— Ты просто молодчага!
— Ты обратил внимание — она выкрасила волосы?
— Ей это безумно идет.
— Не знаю...
— А что такое?
— Да ничего.
— Она уже тебе не нравится?
— Папуна, "ты помнишь Магду?
— Ты и вчера ночью мне звонил насчет этой Магды!
— Когда я был у тебя в мастерской...
— Магда... Магда... Не помню!
— Ты знаешь, завтра я улетаю в Москву!
— Чего ради?
— -А просто так.
— Просто так не ездят.
— А я вот еду.
— Магда... Магда... Это не та, которая была с тобой в театре?
— Нет.
— Ты что, бросил Заиру?
— Не знаю...
— Ну, дорогуша, ты просто дурак!
Потом «хулиганы» поднялись и ушли. Уходя, они помахали Папуне. Папуна встал и тоже помахал им рукой.
— Зачем ты встал?
— А что?
— Вы, кажется, боитесь, уважаемый Папуна?
— Если даже и так, разве это непонятно?
— И долго ты будешь стоять?
— Да, вот все время буду так стоять,— вдруг закричал Папуна,— все время! Как швейцар! — он деланно поклонился.— Пожалуйте! Большое спасибо! Пожалуйте! Приходите к нам еще!
— Ты что, уже надрался?
Папуна сел. Некоторое время он сидел, опустив голову, а потом тихо спросил:
— А ты... Ты никогда не встаешь?
— Когда считаю нужным, встаю...
— Понятно. А когда ты считаешь нужным?
— Стараюсь не попадать впросак.
— А вот я попадаю. А раньше не попадал. Теперь я определенно боюсь хулиганов. Ты думаешь, это самые страшные хулиганы? Нет, они еще ангелы — перед другими. Ну и что с того, что у других нет в кармане ножа, зато у них есть язык, перо и должность. Сотрут с лица земли... а у меня жена...
Вдруг лицо его изменилось, и он уставился на Зазу:
— Ты знаешь, как я несчастен?
— Не поверю...
— Ты даже не можешь себе представить... Я должен тебе все сказать... Должен...
Папуна вдруг сильно заволновался.
— Не надо, не говори.
— Ты знаешь, что для меня не существует другой женщины, кроме Лейлы. Я ухаживаю за всеми, но люблю только ее одну, люблю, очень люблю.
— Знаю...
Папуна одним духом опорожнил стакан, отставил его в сторону и дрожащим голосом произнес:
— И вот, кажется, я гибну...
— Гибнешь?
— Лейлу каждый раз провожает какой-то парень. Лейла обожает концерты. Я прихожу домой уставший, и никуда идти не хочется. И вот какой-то парень все время провожает ее...
— Ну и что?
— А то, что я спросил Лейлу, кто такой этот парень, и знаешь, что она мне ответила? Ревность, говорит, признак бескультурья. Ну, скажи мне, неужели так уж некультурно ревновать...
— Не знаю...
— Убью!
Билетные кассы находились на втором этаже аэровокзала. В зале было пусто. За стеклянной перегородкой кассиров не было видно. Заза сидел за столиком в кресле. Он курил и смотрел на чей-то портфель, оставленный без присмотра. Кожаный черный портфель лежал на столе тяжело, как пишущая машинка. У портфеля были блестящие металлические замки, нижние углы портфеля были зажаты тоже блестящими железками. Некоторые дрожат над своей кладью, сидят на чемоданах и дремлют вполглаза, как зайцы, чтобы не украли их бесценный багаж. А другие бросают свои вещи без надзора и преспокойно где-то расхаживают, коротая время. Как раз у таких людей ничего никогда не пропадает.
Оказывается, человека можно раскусить по его багажу. У одних багаж красивый и пестрый, как будто даже без всяких запоров, дотронешься до него рукой — он раскроется, как шкатулка иллюзиониста, и из него посыплются разные предметы, легкие и веселые, как детские игрушки. А вот багаж других, хотя на взгляд и не велик, кажется тяжелым, будто в нем хранится каменная соль. И все замки защелкнуты, и крышка пригнана насмерть — так нет, на нем еще висит основательный замок, а весь чемодан перетянут толстой ворсистой веревкой.
У Зазы багажа не было совсем. Он вышел налегке, так, словно собирался немного погулять и вернуться обратно. Хотя, говоря по правде, быстрее долететь до Москвы, чем добраться с одного конца города на другой.
Итак, Заза направлялся в Москву, вечером он должен был вернуться обратно. Сегодня воскресенье, из-за утреннего спектакля репетиции нет, и этот день он может провести, как ему заблагорассудится.
Открылась дверь, и за стеклянной стеной показалась молодая женщина, закутанная в белую шаль. Она постучала по стеклу, пальцем поманила Зазу и села.
Заза встал и со страхом двинулся к кассе: он боялся, вдруг ему скажут, что рейс отменяется. Собственно, ничего удивительного, если в такой снег отложат полет. При виде кассирши с перевязанной щекой Заза испугался еще больше. У нее было такое лицо, что можно было подумать — на этом свете авиации вообще не существует. Заза подошел к кассе, женщина взглянула на него, и он понял, что у нее болит зуб. Заза показал ей руками, что ему нужен один билет, как будто и ему тоже трудно было разговаривать.
Кассирша что-то ответила, он не расслышал, но понял, что она назвала стоимость билета. Заранее зная, сколько он стоит, Заза торопливо достал бумажник, отсчитал деньги и отдал их кассирше.
Та что-то писала, Заза терпеливо ждал, хотя ему и не терпелось получить билет: как будто, если билет будет у него в кармане, рейса отменить не смогут.
Кассирша положила билет перед самым носом Зазы, встала, ткнула пальцем в голубую бумажку и что-то сказала. Заза взглянул на то место, куда она указывала: там было написано время отправления самолета. Женщина сердито выдвинула ящик и бросила туда деньги. Потом она посмотрела на Зазу примерно с таким выражением: хоть теперь оставьте меня в покое!
Заза вежливо поблагодарил, сунул билет в бумажник и собрался уходить. Но женщина опять постучала ему по стеклу. Заза повернулся, удивленный, она что-то пробормотала, держась за щеку. Заза кивнул ей головой, хотя и не разобрал ни слова. Женщина догадалась, что он кивает ей просто из вежливости, а на самом деле ничего не понимает, выглянула в полуоткрытое окошечко и с трудом проговорила: «Автобус!» Жест рукой должен был означать: автобуса ждите здесь. Заза опять поблагодарил ее, отошел и сел в кресло.
Сидел он долго и курил сигарету за сигаретой. Ему казалось, что время остановилось. Он спешил и волновался. Он всегда волновался, когда уезжал куда-нибудь далеко. Он волновался еще потому, что не знал, как его встретят там, куда он так стремился. И потом, так давно и так далеко...
— Вы тоже в Москву? — вдруг услыхал Заза.
Заза поднял глаза. Перед ним стоял хорошо одетый мужчина среднего роста, лет пятидесяти. Пальто у него было распахнуто. Из-под пальто выглядывали дорогой темно-синий костюм и белоснежная сорочка. С зажима на галстуке свисала тонкая золотая цепочка. Когда он нагнулся за портфелем, показалась лысина — маленький блестящий кружок,
Заза встал:
— Да!
— Тогда пойдемте, автобус уже подали.
— А мы полетим? — Заза волновался, не отменили ли полет.
— Ха-ха-ха! — почему-то засмеялся мужчина.
Шофер подогнал автобус к самой лестнице. Они поднялись в автобус и сели рядом. Спутник Зазы положил портфель на заднее сиденье, которое было свободно. Кроме них, в автобус поднялось еще пять человек: солдат с небольшим деревянным сундучком, муж с женой, которые так явно были мужем и женой, что даже походили друг на друга, их сын, маленький мальчишка, и высокая худая женщина с сумкой, из которой торчала косматая голова болонки. Глаза- болонки блестели, как металлические пуговицы. Женщина положила сумку на колени и погладила собачку по голове. Солдат почему-то остановился у кабины шофера.
— Садись! — бросил ему шофер, лениво поднимаясь в кабину и берясь за руль с таким выражением, которое ясно говорило, как ему неохота ехать в аэропорт.
— Я постою? — спросил солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29