— спросил ее Заза.
— Да, в Москве,— голос шел откуда-то издалека, словно рождался в глубине зала и постепенно приближался к нему.
— Три года...
— Три года? — Магда догадалась, что хотел сказать Заза.
— Три года,— повторил Заза.
— Я здесь уже во второй раз,— сказала Магда.
Наконец Заза снова увидел Магду, до этого он не мог
разглядеть ее из-за слепящего, режущего глаза света, который излучала она сама.
— Как вы выросли! — повторил Заза и почувствовал, что голос не подчиняется ему.
— Я похожа на жирафа! — засмеялась Магда.
— Нравится? — спросил Заза, протянув руку к картинам.
— Очень! — ответила Магда.
— Как вы выросли...
— А вы все такой же.
— Да, я такой же.
— А я правда выросла?
— Вы изменились.
— Я этого не чувствую.
— Три года...
— Я учусь в Москве,— опять сказала Магда.
— Вы во второй раз на выставке?
— Да, я была утром.
— Давайте сядем,— Зазе вдруг очень захотелось сесть, как будто, если он сядет, что-то непременно изменится.
— Давайте.
Они сели на длинную скамейку, стоявшую посреди зала. Заза, не спросясь, взял у Магды из рук книгу. Получилось, что он почти вырвал ее. Магда удивленно посмотрела на него и книгу выпустила не сразу.
«Что это со мной,— подумал Заза,— что я делаю?»
Он поспешно возвратил ей книгу.
— Оставьте себе,— улыбнулась Магда,
Заза растерялся: казалось, говорить не о чем, хотя он и чувствовал непреодолимое желание говорить без конца. Он страшно боялся, что Магда встанет и скажет, что она уходит. Больше всего на свете он боялся этого. Ведь он не знал, как ее удержать, если она захочет уйти... До каких пор может продолжаться этот бессвязный разговор? Ну, три минуты, ну, пять? А дальше?
— Вы, кажется, учитесь на математическом факультете, верно? — спросил Заза, только чтобы не молчать.
— Верно.
Зазе показалось, что Магде стало скучно, «Сейчас она уйдет»,— подумал он.
— Когда окончите, вернетесь в Тбилиси?
— Вернусь непременно.
— А вы скучаете по Тбилиси?
— Очень.
Вот-вот порвется нить этого дурацкого разговора.
— Интересная выставка!—уцепился Заза за новую тему.
— Я не знаю ни одного художника,
— Все они мои товарищи.
— А я никого не знаю. Я никогда не была ни в одной мастерской.
— Хотите, сходим к одному из них.
— Вы серьезно?
— Вполне. Давайте прямо сейчас и пойдем,
— А они не сердятся?
— Как это?
— Когда к ним приходят гости?
— Этого еще не хватало! Заза встал:
— Пошли?
Магда взглянула на него, и Заза отвел взгляд, боясь в эту минуту сотворить какую-нибудь глупость. Потом Магда сказала:
— Пошли! — и встала.
Когда они вышли из галереи, она спросила:
— Нам куда?
— В Сабуртало.
— Сядем в автобус.
Некоторое время они ехали стоя, но потом места освободились, и они смогли сесть.
— Вы совсем не вспоминали меня? — вдруг спросила его Магда.
— Как же.
— А я вас вспоминала.— Лицо у Магды было такое, будто ничего особенного она не говорила, а у Зазы от ее слов сердце так и ёкнуло.
Потом Магда вынула из сумки конфету.
— Хотите?
— Нет.
— Пополам.
Она надломила конфету и половинку протянула Зазе.
— Люблю ездить в автобусе,— сказала Магда,— сидишь, как в театре, и смотришь на людей,
— Я не люблю,— ответил Заза.
Теперь Заза сердился на Магду, сам не зная за что. Может быть, потому, что не мог смотреть ей в глаза и не мог разговаривать с ней непринужденно.
Магда говорила об одном, а он отвечал ей совсем Другое.
Магда смотрела в окно. На Зазу вдруг напал страх, что Магда раздумает ехать, вот встанет и выйдет из автобуса. В чем дело? Ни с одной девушкой он не чувствовал себя таким скованным. Это его еще больше обозлило, и он повторил слишком громко:
— Да, не люблю я автобуса!
Магда спокойно обернулась к нему и улыбнулась понимающей и успокоительной улыбкой. Все это время, пока они ехали, какой-то мужчина не отрываясь смотрел на Магду. Заза заметил это позже, чем следовало.
Мужчина был молод. Может быть, на несколько лет старше Зазы. Он стоял прямо над их головами, выпятив толстый живот. В одной руке он держал авоську, набитую болгарскими консервами из зеленой фасоли, а другой рукой вцепился в металлический поручень.
«Пусть смотрит, сколько влезет»,— раздраженно подумал Заза.
Магда вдруг резко обернулась и посмотрела на мужчину, словно почувствовав на себе его липкий упорный взгляд. Он и сейчас не сводил с нее глаз. Магда снова отвернулась к окну.
Заза встал:
— Садитесь, пожалуйста! — сказал он толстяку и указал ему на свое место.
— Заза! — воскликнула Магда.
— Садись давай, не слышишь? — Заза грубо перешел на ты.
Мужчина вдруг завопил отчаянным голосом:
— Что ты от меня хочешь, что?
— Проваливай!
«В самом деле, что я к нему прицепился!»
Пузатый стал пробираться вперед и остановился возле кабины шофера. Он мрачно косился в сторону Зазы, и Заза услышал, как он сказал:
— Кругом одни хулиганы!
— Заза, что с вами? — спросила Магда и взяла его за руку: — Садитесь!
— Ничего,— пробормотал Заза,— извините меня,
Автобус остановился.
— Хулиган! — смело крикнул пузатый, спрыгивая вниз. Когда автобус отъехал, он еще долго грозил вслед кулаком.
«Откуда я знаю,— думал Заза,— что из себя представляет Магда. Этот Бадри... Мало ли с кем она познакомилась в Москве, с кем бывает. Я ведь ничего не знаю...»
Шли дни, а я все чего-то ждал. Сам не зная чего. Это ожидание наполняло мою жизнь смутными надеждами. Я все думал: завтра должно что-то случиться. Завтра. Завтра... Непременно завтра, или послезавтра, или послепослезавтра... В общем, когда-нибудь... И я радовался и на многое закрывал глаза. Ну и что же, что мне чего-то недостает или нет у меня того, чего очень хочется? Я твердо знал: всему, что должно когда-нибудь случиться, отведено свое место и время. Безликие дни, которые незаметно мелькали в ожидании, обретут свой четкий облик, и я начну новую жизнь. Каждый день, проведенный в ожидании, должен повториться со своим ветром, солнцем, дождем. Я снова пойду сквозь этот дождь, но я буду тогда совсем другим...
— Вы что-то сказали? — отвернулась от окна Магда.
— Ничего.
— А мне показалось, вы мне что-то сказали.
Автобус уже ехал по улице Павлова.
— Мы почти приехали,— заметил Заза.
— Скажите мне, к кому мы едем, чтоб я знала.
— К Папуне Кавсадзе.
— Он давно здесь живет?
— Здесь у него мастерская.
Мастерская находилась в мансарде восьмиэтажного дома. Лифт не работал.
^ Что же делать? — огорчился Заза.
— Вы о чем? — спросила Магда.,
— Лифт не работает.
— Ну так что же?
— Поднимемся пешком?
— Можем вернуться, как хотите,— улыбнулась Магда.
Они стали подниматься по лестнице. Заза обычно взбегал на самый верх, ни разу не останавливаясь, без передышки, но сейчас из-за Магды он поднимался медленно.
— Не выношу, когда молодые люди берут у девушек сумки и таскают их,— сказала Магда,
Заза протянул руку:
— Давайте я понесу.
— Я говорю серьезно — просто терпеть не могу.
— Давайте, давайте!
— Пожалуйста, если вы так хотите! — и она облегченно вздохнула: — Оказывается, я напрасно не любила, это совсем не так плохо.
Наконец они поднялись. У дверей Магда отобрала у него сумку: — Спасибо! — Заза постучал.
— Войдите!
Толкнув дверь, Заза пропустил Магду вперед. Они вошли.
Мастерская была большая, с верхним светом. Вдоль длинной стены тянулись полки из не струганных досок. На полках лежали коробки с магнитофонными лентами и пластинками. На остальных стенах висели рисунки. В углу стояла низкая кушетка, покрытая ветхим красным пледом. Подушка валялась на полу, рядом с ней — вымазанные известкой резиновые сапоги. За кушеткой были свалены пустые бутылки. Раскоряченные, как малярные лестницы, стояли мольберты. Посреди комнаты на стуле, водруженном на деревянную тахту, сидела девушка. Она невозмутимо перелистывала журнал. Она только на секунду подняла голову, взглянула на вошедших и опять взялась за журнал.
Самого художника они не сразу заметили и потому, несколько растерявшись, остановились в дверях.
— Что же вы там стоите? — раздался наконец голое хозяина мастерской.
Девушка тоже обернулась, и взгляд ее красноречиво выразил следующее: неужели вы не знаете, как себя следует здесь вести! Заза, сбросив со стула груду бумаг, придвинул его к Магде. Магда осторожно присела и аккуратно положила сумку себе на колени. Она сидела прямая и напряженная, как сидят посетители в больничном коридоре. Заза сел на кушетку и достал сигарету. Магда знаком дала ему понять, что и она хочет курить. Заза протянул ей сигарету. Магда положила сумку на пол и закурила. Это словно придало ей смелости — она осмотрелась по сторонам. Одна стена была сплошь завешана портретами той самой девушки, которая сейчас восседала посреди мастерской.
Это было в характере Папуны: пристанет к кому-нибудь, и кончено — рисует, пока не надоест. А надоедало не скоро — стены заполнялись портретами одной и той же особы.
Заза бывал здесь часто. И свидания с Заирой почти всегда происходили здесь.
Заза знал, куда Папуна прячет ключи, и являлся в мастерскую без спросу. Но только, конечно, по вечерам, потому что в это время Папуна никогда не приходил сюда — Лейла не пускала.
Обычно Заира, включив свет, разглядывала рисунки и картины. Она сердито показывала язык девицам, изображенным Папуной, критиковала их волосы, носы, глаза. «Хотела бы я знать, где Папуна выкапывает этих уродин!» Сама живопись для Заиры не имела никакого значения, она не разбиралась в ней. Но, в отличие от других девушек, этого не скрывала. Она целыми часами могла бы говорить об уродстве этих несчастных девушек, но губы ее были крепко сжаты, а глаза устремлены на портреты, словно это были фотографии ее злейших соперниц. С каким-то непонятным злорадством отмечала их недостатки. Насмешливая улыбка играла на ее лице — ну, разумеется, она сама за пояс заткнет всех этих чудовищ, которых с таким усердием рисует этот «дурак» Папуна.
После, когда они лежали в постели, она со страхом в голосе, впрочем, тщательно скрываемым, спрашивала: может, и тебе нравится это страшилище? Заза молчал. Заира колотила его в грудь кулачками, умоляла, сердилась: скажи, скажи, может, она и тебе нравится! Заза брал ее за плечи: перестань, довольно! И она внезапно
умолкала. Ее крепкое, упругое, как пружина, тело безвольно расслаблялось. Жаркой, ищущей ладонью водила она по его лицу и пересохшими губами шептала ему в ухо одно и то же, горячо и упорно: поцелуй меня, поцелуй...
Заира ни разу не обмолвилась ни словом о том, чтобы Заза женился на ней. Только раз, когда Заза познакомил ее с Лейлой, она сказала: «Оказывается, и я могу выйти замуж!» «А разве ты в этом сомневалась?» — спросил ее Заза.
Заира долго молчала, не сводя с него глаз, а потом медленно проговорила:
— Может, ты думаешь, что я круглая дура?
— Я думаю?
— Ты знай одно — если я чего-нибудь захочу, если мне что-нибудь понравится...— «Что-нибудь или кто-нибудь»,— про себя поправил Заза.
— ...если я приму какое-то решение, на все пойду, а своего добьюсь!
Говоря это, она медленно сжимала кулачок. У нее были длинные ярко-красные ногти, и казалось, она безжалостно вонзает их в невидимого врага.
— А ты,— часто повторяла Заира,— ты сам не знаешь, чего хочешь. Ты на семь лет старше меня, а я в этой жизни разбираюсь куда лучше! Почему ты молчишь? Говорить разучился?
— Да...
— Да! Да! Да! Нет! Вот все, что ты знаешь!
— Ничего...
— Слушай, я просто выцарапаю тебе глаза!
— Давай.
— Поцелуй меня! Скорее! Скорее!
Заза только сейчас увидел Папуну, тот стоял на коленях и мыл в ведре кисти. Он встал, повернулся к гостям, кивнул Магде. Он был босиком, в белых полотняных брюках, заляпанных красками. Он подошел к мольберту и стал рисовать.
В мастерской стояла тишина. Художник, наверное, привык к посетителям и обращал на них мало внимания — он даже не смотрел в их сторону.
Девушка бросила журнал на тахту и посмотрела на Магду.
Магда рассматривала картины, которые висели поближе к ней.
— Здорово! — сказала она громко. Папуна даже ухом не повел — он, видно, и к этому привык.
Зато девушка не сводила с Магды глаз.
— Папуна! — вдруг позвала она недовольным тоном капризного ребенка.
— Чего тебе? — отозвался Папуна.
— Дай мне сигарету!—тоном приказа произнесла девушка.
Этим было сказано все: во-первых, она здесь не про< сто какая-нибудь натурщица, а во-вторых, гения, от которого все в таком восторге, она заставляет плясать под свою дудку, вот!
Папуна подал ей сигарету. Только он направился к мольберту, она крикнула, продолжая сверлить глазами Магду:
— А спички?!
Папуна зажег ей спичку, затем нагнулся и включил магнитофон, стоявший тут же на тахте. С первыми звуками музыки Папуна обернулся к Магде... И Магда поняла, что это было сделано для нее, и благодарно улыбнулась.
— Стравинский,— сказала она.
Папуна невозмутимо кивнул, продолжая писать, однако время от времени он кидал на Магду внимательные взгляды. Видно было, что он удивлен и заинтересован.
— Я очень люблю Стравинского, больше всех,— проговорила Магда, и Заза понял, что не из желания похвастать своим знанием музыки она это сказала — просто вырвалось.
Папуна все рисовал. У ног его стояла литровая бутылка с водой, к которой он то и дело прикладывался. Магда наконец решилась и встала со стула; она ближе подошла к картинам, развешанным на стенах.
Заза смотрел на Магду и чувствовал, как где-то, в самой глубине его сердца, зарождается радость. Радость была ясной и светлой, как солнечный день. Все становилось чудом: и эта пыльная мастерская, и небо, синеющее сквозь грязные стекла в потолке.
— Слушай, кто эта девушка? — услышал Заза шепот Папуны.
Заза обернулся к Папуне, который вдруг незаметно очутился рядом с ним.
— Это Магда!
Сияющий Папуна подмигнул Зазе:
— Вот это я понимаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29