! «А кто же ты теперь?»
Георг Ваарик выпил еще одну чашку кофе, один бутерброд с семгой, но его хорошее настроена улетучилось безвозвратно.
Тут он заметил, что место у буфетной стойки опустело, и решительным шагом направился к буфету.
— Дорогая Лийза, не могли бы вы приберечь для ящик пива, «Дипломата», конечно,— самоуверенно Зратнлся он к буфетчице. Он знал, что Лийза к нему асиоложена, она никогда не отказывалась отложить го-нибудь для него, если он просил. Ваарик вынул из армана кошелек, чтобы сразу и расплатиться.
— Извините, но я не могу это сделать. В этот раз могу.
— Почему же, дорогая Лийза?
— Мне строго-настрого запретили продавать пиво ящиками, товарищ профессор.
— Жаль,—сокрушенно пробормотал Георг Ваарик.— Очень жаль.
— Конечно, жаль,— согласилась Лийза. И обратилась к ставшей за Ваариком женщине: — Пожалуйста, вам?
Из буфета Георг Ваарик вышел еще более подавленный, чем вошел туда. Отказ Лийзы, причину которого он не понимал, разросся в его глазах до невероятных размеров. Он казался Ваарику многозначительным, за ним обязательно что-то скрывалось. Он вспомнил, что позавчера секретарь райкома не принял его, а в четверг ему отказались дать министерскую машину. Видит бог против него плетется заговор. Лийза, наверное, знала» что ему не дадут слова, у Лийзы, у всех буфетных Лийз, хороший нюх. Глупости, успокаивал себя Ваарик, глупости. Простая случайность, может быть, усилили контроль, может быть, на буфетчицу пожаловались. Дефицит создает почву для... Какую почву? И чего он мудрит!
В фойе он заметил редактора Померанта, соратника по университету, тот изучал юридические науки и остался им верен. Померант — человек доброжелательный, в душе романтик, никому не желающий зла,— сидел на скамейке у окна и листал какой-то журнал. Георг Ваарик сел рядом с ним.
— Привет, Йорх,— Померант по-свойски протянул ему руку.
— Привет, Аркадий. Я тебе не помешаю?
— Ну, что ты...
Редактор закрыл журнал, выскользнувший из него листок упал к ногам Ваарика. Ваарик нагнулся и поднял его.
Наклоняясь за листочком, Ваарик заметил, что на нем написано около десяти имен. В том числе и его, которое, однако, было перечеркнуто фломастером.
Жирная черная полоса.
Он успел заметить еще одно имя, написанное в стороне от других и подчеркнутое два раза.
Сангсепп.
Ваарик передал упавший листок Померанту, который тоже наклонился за ним, но не дотянулся.
— Извиняюсь,— пробормотал Померант, краснея. Померант всегда краснел, когда ему казалось, что
он кого-нибудь напрасно побеспокоил.
«Список запланированных ораторов», — подумал Ваарик. Перед глазами стояла жирная линия, ко-орой было перечеркнуто его имя.
— Интересная статья,— кивнул Померант , который читал.— О хронобиологии, советую проесть. Многие относятся к биоритмам с пренебрежешь м, особенно медики. Помнишь, доктор Рюнк пытался вести значение биоритмов к нулю. Обзывал всех, кто астаивал на необходимости учитывать биоритмы, чуть и ре знахарями.
-— Консерваторов всегда хватало,— заметил Ваарик.
— Если мы будем недооценивать хронобиологию, гстанем от Запада. Как это уже случилось.
— Ив генетике мы были не умнее,— добавил Ваарик.
— Вот, вот,— согласился редактор.— Эту статью мы феведем и напечатаем.
— И правильно сделаете,— поддержал его Ваарик, испытывавший к биоритмам ни малейшего интереса весь сосредоточенный на листке, поднятом им с пола. Чья рука вымарала его имя?
— Пожалуй, пора вернуться в зал,— сказал Помент.
— В самом деле,— буркнул Ваарик, перед взором которого маячило его имя, перечеркнутое мастером.
Чьих это рук дело? У Георга Ваарика хватило ума себе: разумеется, сделал это Аркадий. Как фактор, Аркадий, естественно, поинтересовался, кому выступить, и отметил себе их имена имя Ваарика. Когда выяснилось, что Ваарик списка выступающих исключен, Аркадий его имя черкнул. Видимо, окончательное решение его было принято только сегодня. Вряд ли запасся списком выступающих еще вчера утром имя Ваарика еще фигурировало. Выходит, это интриги мелкой сошки, а не Кивикаара. Куда как просто было, например, жить Кивикаару, что Георг Ваарик не сможет выпить: из-за болезни или вследствие перегружен Кивикаару оставалось только согласиться. Ко-но, могло быть и хуже — убедили Кивикаара, что вообще не нужно предоставлять слово, ваариский институт — малозначащее ведомственное, не институт, а лаборатория, науку же должны представлять столпы академии и высших школ. Ваарик даже не доктор, вместо Ваарика слово можно было бы дать представителю нового поколения ученых Майту Сангсеппу, у которого и докторская написана. И Кивикаар вычеркнул его имя. Или с его согласия Мёльдер. Или кто-нибудь третий-четвертый ответственный за выступления. В перерыве Аркадий проверил список выступающих, увидел, что имя Ваарика вычеркнуто, и перечеркнул его в своем листочке. Черным, как уголь, фломастером, оставившим толстую жирную черту.
Ваарика передернуло от отвращения. В дверях зала он остановился и сказал Померанту, что ему нужно позвонить по междугороднохму в Москву, он чуть не забыл об этом, утром он не мог застать академика Якова Николаевича, Яков Николаевич просил его обязательно позвонить, он очень интересуется их исследованиями, секретарша сказала, что Яков Николаевич ждал его звонка, но его срочно вызвали в ККЭИ — Комитет по координации экономических исследований, он вернется после обеда. Ваарик проговорил это быстро, без единой паузы, на деле ему никуда не нужно было звонить, он выдумал этот междугородный разговор сейчас на ходу, потому что боялся идти в зал. Зал угрожал ему десятками, нет, сотнями отточенных карандашей, метровой длины спицами и зонтами, концы которых поблескивали, как острые пики. Ваарик повернулся, быстро спустился по лестнице и почти вбежал в мужской туалет.
Он остановился перед умывальником, открыл кран холодной воды, пил, как школьник, прямо из крана, потом сунул под ледяную струю голову. Вытираясь бумажным полотенцем, он радовался, что в прибитой у крана подставке лежит совсем новый рулон бумаги. С удовлетворением отметил, что в большой, с шестью писсуарами и пятью кабинами, уборной никого, кроме него, нет. Несколько раз глубоко вздохнул по системе йогов, сделал несколько приседаний — и почувствовал себя еще лучше. Накативший на него неожиданный страх прошел. Он посмеялся про себя над своей дурацкой паникой и решительно зашагал к залу. Спокойно вошел в зал и направился к своему прежнему месту, которое было не занято.
Он сразу же заметил, что стул Майта Сангсеппа мгновение обнаружил Сангсеппа во втором ряду по соседству с Яанбергом. «Сел заблаговременно вперед, чтобы быстрее дойти до трибуны, когда его объявят»,— подумал Ваарик.
Нет, он должен все-таки выступить!
Георг Ваарик вынул из кармана записную книжку, вырвал оттуда листок и написал:
«Прошу непременно дать мне слово. Георг Ваарик», Должность свою он не написал, его и так хорошо знали. Он настроился довольно воинственно, чувствовал себя бойцом перед атакой, готовым своим телом закрыть амбразуру. Ваарик сложил листок пополам, надписал «Президиум» и протянул сидевшему перед ним мужчине. Затем с ревнивым вниманием следил, как, передаваемая из рук в руки, его записка передвигалась по рядам вперед и достигла стола президиума. Заметил и то, что Арвед Мёльдер показал ее Кивикаару, который пожал плечами и что-то сказал Мёльдеру. Георг Ваарик с удовлетворением отметил, что его записка привлекла внимание.
Но уже через секунду он пожалел о своем поступке. Догадался, что поступил необдуманно, сам сел в лужу. Во всяком случае, в глазах этих двух самых влиятельных здесь людей.
Дадут ли ему слово?
Могут дать, а могут и не дать.
Нет, он не позволит загнать себя в угол!
И тут он испугался: сунув правую руку в карман за конспектом, он не обнаружил его. Обыскал все карманы, но сцепленных скрепкой страничек нигде не было. И вспомнил, что оставил конспект дома.
Георг Ваарик всполошился, снова вынул блокнот из кармана, перекинул ногу на ногу, положил блокнот на колено и принялся торопливо набрасывать костяк своей речи. Пожалел, что не следил внимательно за докладом и выступлениями. И успокаивал себя тем, что ведь и другие ораторы не исходят из того, что слышат на совещании, — сюда приходят с готовым текстом, чтобы, как и положено, отбарабанить его. Хорошо хоть, что он успел продумать, о чем собирался говорить. Ему просто нужно спокойно вспомнить, какие вопросы он хотел затронуть. В конце концов, он может выступить и без текста. Да, так он и поступит. Набросает несколько строчек, чтобы собраться с мыслями, но на трибуне бумажку не вынет. Положит руки за спину, посмотрит
прямо в зал, так сказать, в лицо сразу тремстам присутствующих, и начнет говорить.
Вдруг он услышал, что председатель собрания называет его имя:
— ...подготовиться товарищу Ваарику.
Ваарик никак не ожидал, что слово ему предоставят так быстро. Сначала он обрадовался: его имя имеет вес. Но тут же понял, что такая быстрая реакция поставила его в затруднительное положение, он не успеет толком обдумать свое выступление. Но отступать было поздно. Впопыхах он набрасывал на страницах записной книжки все новые и новые мысли, не задумываясь, складывается ли все это в логическое целое или остается сумбурным нагромождением слов. На секунду он прервался, чтобы посмотреть, что делает Санг-сепп. Согнутая спина Сангсеппа свидетельствовала о том, что и он занят своим выступлением. «А все-таки слово мне дали раньше Сангсеппа»,— мелькнула у него мысль. И еще одна: «Сангсеппу не в чем меня упрекнуть. Не я, а Лаанет ездил в Москву. Лаанет только уточнил у меня, что Сангсепп говорил».
— Слово предоставляется товарищу Ваарику. Подготовиться товарищу Лахевеэру.
Шагая по проходу к трибуне, Ваарик вдруг сообразил, что имени Лахевеэра в списке Аркадия Померанта не было. Он успел прочесть все имена, записанные на упавшем на пол листочке. Успел и установить, что шесть первых имен принадлежали людям, которые уже выступили. Имени Лахевеэра там не было. Черт возьми, что же это был за список?
Георг Ваарик сделал так, как решил. Блокнота из кармана не вынул, сцепил руки на спине, бросил взгляд в зал и начал. Его поведение, особенно тот факт, что он стал говорить не по бумажке, привлекло всеобщее внимание, и он испытал нечто вроде торжества: избрал правильную тактику! Но вскоре Ваарик почувствовал, что мысли его разбегаются, он говорит не то, что нужно. Он говорил о научно-технической революции, о возрастании роли науки во все более усложняющихся производственных процессах, остановился на необходимости укреплять связи науки с производством и рассмотрел новые аспекты экономической науки в сверхсложных взаимосвязях современного планового хозяйства. Заметил, что интерес слушателей к нему угасаем, то тут, то там начинали шептаться или
раскрывали газеты, шелест бумаги раздался и за его спиной в президиуме. Он потерял уверенность, стал говорить бессвязно, никак не мог найти продолжения своей мысли, повторял сказанное и с ужасом почувствовал, что окончательно запутался. И вдруг, как уже бывало во сне, у него появилось ощущение, что он — мыльный пузырь, что он раздувается и раздувается, кожа натянулась до предела. Там, где сидели Яанберг и Сангсепп, его взгляд уловил острую пику, которая угрожающе удлинялась, он не в силах был отвести от нее глаз, пика словно гипнотизировала его.
Нет, нет, нет!
Георг Ваарик прервал свою речь на полуслове, выскочил из-за трибуны и бросился к двери.
1979
УСЛЫШАННЫЙ РАЗГОВОР
— Извините, можно прикурить?
— Пожалуйста!
— Благодарю.
— Не стоит.
— Хотите сигарету?
— Спасибо, я курю свою марку, «Прима» не по мне.
— Як «Приме» привык.
— В свое время «Прима» в самом деле была прима. Теперь один дерун. Черт знает, чем они набивают их, что дымоходы у меня уже не выносят.
— Тут придется, видно, долго ждать?
— А где не приходится? Все рестораны и столовые забиты. Город кишит приезжими. В центре еще и за дверью в очереди постоишь. Здесь хоть сразу вошли.
— У вас взяли заказ?
— Да вот уже с полчаса жду официанта.
— Глянуть бы в меню?
— Толку мало, половины блюд все равно нет.
— А как тут еда?
— Как везде. Макароны, рубленое мясо, томатное пюре. Стандарт. Теперь все стандартное.
— Жалко.
— Конечно, жалко. Жизнь развивается, развитие порождает стандарт.
— Кажется, нам повезло, вроде бы к нашему столу идут,
— Здравствуй, Габриэль, ну и заставил ты сегодня ждать себя.., Шницель, салат из малосольных огурцов двести белого и бутылку пива. Только живо.
— Что у вас на первое? Пожалуйста, порцию горохового супа. Да, целую порцию. Еще шницель, салат из свежих огурцов, сто водки и бутылку минеральной.
— С официантом нам не повезло, все перепутает.
— Вам, кажется, это заведение хорошо знакомо.
— Человеку где-то надо подкрепляться. В «Глории» было бы не лучше. Дороже, да и ждать дольше.
— В Пайде ресторан получше.
— Живете в Пайде?
— Под боком, в пятнадцати километрах от города.
— Хлебороб?
— Колхозник.
— Коренной житель?
— Нет. Раньше в городе жил.
— И поехали в деревню? В колхоз? Деревенские едут в город, горожане уходят в деревню. Подрубили людям корни, отсюда и все беды.
— Да я и не был прирожденным горожанином, родился в деревне.
— Так что из деревни в город оттуда назад в деревню.
— Так уж получилось.
— Жалеете?
— Чего мне жалеть?
— Того, что из деревни в город.
— Эта дорожка и впрямь могла остаться нехожен ной, только не всегда у человека своя воля.
— Это точно. Вы не первый и не последний, кого туда-сюда мотало. Так что городская жизнь по душе не пришлась?
— Моим корням среди камней не нашлось вдоволь земли, вянуть стали.
— Уж доходные-то местечки в городе не висят, как шишки на елке, так, что протягивай руки и только срывай. Можно узнать, на какой работе вы были в городе?
— Шоферил.
— На легковушке, на грузовике?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40