2 Явная попытка психически травмировать Н. Акимова.
Акимова случайно остановился на оцинкованном столе в соседнем помещении, там лежало тело голого мужчины; и ему вдруг показалось, что над ним посмеялись, что другого мужчину высокого роста еще не увозили отсюда и что это голое безжизненное тело принадлежит Натану. Он ворвался в соседнее помещение, и вот тогда-то его вышвырнули из морга. К нему подскочил не замеченный им ранее коренастый мужчина в заляпанном белом халате, в руке которого блеснул нож> или финка, или скальпель для вскрытия, будто клещами, сжал его худенькое плечо и вытолкал за дверь. Но Неэме успел все-таки заметить, что у мужчины с рассеченной грудной клеткой была борода, следовательно, он не мог быть Натаном. Акимова тут же окружили три женщины, на его глазах они внезапно выросли до гигантских размеров, особенно увеличились их груди, этими своими могучими грудями они и вытеснили его из морга. При этом они обзывали его идиотом, скандалистом, невоспитанным волосатиком. Бог с ними, в соседнее помещение, где, по всей вероятности, вскрывали покойников, ему, конечно, соваться не следовало. Опять он поступил необдуманно, опять не сумел взять себя в руки.
Неэме Акимов вернулся в главный корпус комбината ни с чем, хорошо хоть, что машина, заезженная старая колымага1, не подвела в пути. Он не заметил, что за ним все время следовала «Волга» цвета слоновой кости, на которой обычно ездил только сам председатель Махламетс, но на сей раз рядом с шофером сидел не генеральный директор, а бывший пограничник. Неэме Акимову следовало бы заметить это, но он не заметил.
Гроб как раз выносили.
Играл духовой оркестр комбината. В полном составе 2.
Двойной ряд венков тянулся до самой улицы 3.
На кладбище Неэме Акимов не поехал. Он сказал себе, что отправится туда только тогда, когда будут хоронить настоящего Натана. На самом деле он просто был вконец разбит. Три женщины с могучими грудями в морге доконали его.
Правда, тетя Альма звала его с собой, но он только грустно покачал головой. Тетя Альма никому родной
1 «Запорожец» ЗАЗ-965, выпуск 1960 года2 проехал 200114 км*
2 78 человек.
9 Венков было 63,
теткой не приходилась, ее просто звали так. Но она была неотъемлемой частью комбината, когда-то служила секретарем первого директора, теперь работала в проходной главного корпуса. Тетя Альма болтала что-то о шестом пальце, о нем теперь говорили все, и о красивой смерти, о красивых похоронах и о том, что председатель произнес трогательную речь, взволновался сам и растрогал всех присутствующих. Натан тысячу раз заслужил такие похороны.
Но и теперь шестой палец и трогательная речь председателя не произвели на Неэме Акимова никакого впечатления.
Поспешая мелкими старческими шагами за траурной процессией, тетя Альма думала и о том, чтр Натан был еще совсем молодой, что он мог бы жить да жить, что за беда, что мужская сила в нем угасла 1.
Бывший пограничник и активист народной дружины тоже не поехали на кладбище. Они пригласили Неэме выпить вместе с ними пива. Неэме согласился, так как знал их обоих как вполне приличных парней. Он уверял их, что разговоры о шестом пальце — чистейший бред и что он не отступит до тех пор, пока настоящий Натан не будет лежать в своей могиле. Оба его собеседника единодушно кивали головами.
В конце концов Натан и был похоронен в предназначенной ему могиле.
Через два дня после первых похорон свежую могилу разрыли. Судебная экспертиза идентифицировала, что в гробу покоится Якоб Виргуссон, это подтвердили вдова Виргуссона и понятые. Личность Натана Грюнберга была установлена днем раньше. По ошибке тело Натана Грюнберга попало в совхоз М. Каким образом перепутали покойников, установить так и не удалось. Заведующему моргом и дежурной сестре приказом был объявлен выговор. Авторитет Неэме Акимова на комбинате возрос, дирижер духового оркестра даже пред* ложил ему инструмент Натана, но Неэме сказал, что он всего-навсего начинающий и не смеет играть на инструменте мастера, с него вполне хватит тубы. Вс§ говорили, что Акимов — человек, которого никто не
1 Еще одно доказательство того, что в городе Н. ничто не оставалось в тайне.
заставит свернуть с правильного пути. На деле же истину восстановил не он, а вдова Якоба Виргуссона. Если бы за телом Якоба Виргуссона поехала его вдова, никакой ошибки не произошло бы. У вдовы, трактористки, обладающей острым взглядом, по-мужски решительной, был на редкость волевой характер. К сожалению, она доверилась друзьям мужа — трактористам и шоферам, лишенным водительских прав и ныне работающим в ремонтной мастерской,— сама же осталась дома варить холодец для поминок. Как только мужчины вернулись с гробом и подняли крышку, побледневшая вдова поняла, что дело неладно. Она выругала своих коллег, у которых, когда они еще только собирались в город Н., уже подозрительно блестели глаза и которые по дороге добавили еще, поплакала всласть, махнула рукой на недоваренный холодец и поехала сама в город Н. С собой она прихватила тех же мужиков, которые привезли из города чужого покойника,—• вдова считала, что тот, кто допустил брак, должен сам его и исправить. Мужики так перепугались, что сразу протрезвели и послушно, как бараны, последовали за ней, им было нестерпимо стыдно, потому что Якоб был хороший человек, а его овдовевшую жену они уважали. В деревне Якоба Виргуссона звали мужем Мари, Мари Виргуссон была известной труженицей и яростной ненавистницей водки. Мужики боялись ее и ее языка, остроту которого они только теперь по-настоящему почувствовали. Прежде чем они забрались в машину, Мари вытащила у них из карманов бутылку самогона и три бутылки «бормотухи». Сопротивляться они не посмели, так велик был их стыд и страх перед Мари Виргуссон. Вдова не позволила деятелям морга запугать себя, четверо атлетических совхозников водворили гроб обратно в морг, а Мари поспешила в прокуратуру, захватив с собой четырех свидетелей. Так что истину восстановила Мари, вдова Якоба Виргуссона.
Неэме Акимов присутствовал при вскрытии могилы. Он был вполне удовлетворен тем, что правда восторжествовала.
Хотя Оскар Пихельгас нервничал, опасения его не оправдались2. Его назначили директором по кадрам.
1 Тех же самых людей, которые привезли и отвезли гроб.
2 Был ли О. Пихельгас вечером после похорон в гостях у X. Грюнберг2 выяснить не удалось.
Спасло его то, что на раздобытых им фотографиях Натан Грюнберг и Якоб Виргуссон были немножко похожи друг на друга. С помощью повторного фотографирования и искусной ретуши фотограф, со своей стороны, немало помог появлению этого сходства. Очень большой человек, прибывший на похороны, когда гроб уже опускали в могилу, ничего не узнал об этой истории. Оскар Пихельгас утверждал, что это произошло благодаря своевременной изоляции Неэме Акимова. Бывшему пограничнику и члену народной дружины увеличили месячную премию на пятнадцать процентов. Зато годовую премию служащему по особым поручениям сократили на десять процентов.
Шестого пальца у настоящего Натана не оказалось. Была только огромных размеров бородавка/
1977
КОТ КОТОВИЧ ПОЛОСАТЫЙ...
Со стороны могло показаться, будто эта старая женщина спит, откинувшись в кресле. Она сидела неподвижно, глаза ее были закрыты. Но на нее никто не смотрел, рядом с ней расположился юноша, он читал какой-то журнал и к своей соседке справа не проявлял никакого интереса. Только молоденькая стюардесса, сновавшая по проходу между креслами, время от времени бросала на нее испытующий взгляд: ей казалось, что старушке нехорошо с сердцем. Но Мария Лыхмус не спала. Просто она очень устала и отдыхала теперь, испытывая облегчение оттого, что все обошлось, что она благополучно успела на самолет и, дай бог, доберется и до конечной цели путешествия. Не только в Москву, а оттуда в Таллин, но и домой. Быть может, она вообще-то и напрасно тревожилась, пожалуй, можно было бы еще погостить у сына — столько, сколько предполагала поначалу, то есть все три месяца; быть Может, внутреннее чувство обмануло ее и она проживет еще невесть сколько лет. Но тут же Мария Лыхмус поняла, что нельзя больше себя обманывать, что спешила она не зря,— наоборот, даже запоздала. Ей нужно было возвращаться сразу, когда она проснулась ночью от удушья, вся в поту, не следовало успокаивать себя, что все обойдется, что зимой сердце барахлило куда как серьезнее и все же она выкарабкалась и встала на ноги. Но зимой она лежала в больнице под присмотром врачей, а теперь была на чужбине и лечилась сама, как умела. Конечно, и в Англии были больницы и врачи, но у Марии не укладывалось в голове, что она должна довериться врачам на чужой стороне, лечение заняло бы много времени, а как раз времени-то у нее и не было. Так, по крайней мере, она чувствовала, и это чувство определило все ее поведение. В ее-то годы да с ее здоровьем разумный человек вообще не отважился бы на такой далекий путь, а она словно голову потеряла. Но тут старая женщина, которую дома все звали не Марией Лыхмус, а матушкой Лыхмус, хотя жила она одна как перст, тут она поняла, что поступить иначе не могла, она должна была увидеть сына и его семью, что не нашла бы она покоя, не поговорив с Энделем. Средний сын был единственным из четырех детей, который у нее еще оставался. Другое дело, что ей следовало поехать к сыну раньше, до того еще как здоровье совсем сдало. Если она в чем-то и ошиблась, то не в том, что поехала к Эн-делю, а в том, что так поздно собралась. Ей нужно благодарить бога за то, что она перед смертью увидала сына, что ее сердце на чужбине не сдало и теперь она на пути домой.
Матушка Лыхмус не боялась смерти, но она не хотела покинуть этот мир в далекой чужой стороне. В последние недели ей казалось, будто ее разрывают на две части: одна половина стремилась обратно домой, другой было жаль расставаться с сыном и внуками. Невестка осталась ей чужой. По правде говоря, и старшие внуки остались ей чужими — как девятнадцатилетний Харри, так и Мэри, на год моложе его. Харри и Мэри вообще редко бывали дома. Харри чувствует себя вполне самостоятельным, он уже сам зарабатывает, менеджер Шмидт устроил его на бензозаправочную станцию. Говорят, хозяин его ценит, Харри сообразительный малый, к тому же умеет обращаться с клиентами, особенно с женщинами. Несмотря на молодость, он хорошо разбирается в машинах, обзавелся и сам автомобилем — по словам Энделя, всего лишь старым «Моррисом», непонятно, как эта колымага вообще еще движется. Латает ее теперь без конца, не хватило терпения подождать, пока по карману будет машина поновей. Харри всегда куда-то спешит сломя голову; если верить двенадцатилетней Джейн, то Харри собирается жениться, он до безумия влюблен в Китти, дочку лавочника с соседней улицы. Но Эндель говорит, что это пустая детская болтовня, с девчонками Харри, конечно, крутит, но парень он современный, с него все как с гуся вода. Однако завоевать теплое местечко в жизни он вознамерился всерьез, станет по меньшей мере хозяином бензозаправочной станции или авторемонтной мастерской.
У нее, у Марии, Харри в первый же вечер спросил, сколько спален в ее доме, там, на Восточных землях, какой процент взимается с рассрочки и выплачен ли дом. Она даже не сразу поняла, чего он от нее хочет. Тогда Эндель объяснил ей, что англичане* определяют величину дома по количеству спальных комнат и что здесь, как во всем западном мире, все покупается в рассрочку. Их дом тоже приобретен в рассрочку, выплачивать придется еще несколько лет. Эндель отругал старшего сына, что тот называет Эстонию Восточными землями. Восточные земли, по примеру местных газет, стало, мол, общим названием всех земель к востоку от Берлина, где установлен новый порядок. Больше Харри ничем не заинтересовался — ни народом, ни страной, откуда родом его отец. Ему даже некогда было остаться посмотреть фильмы, заснятые его дядей, тоже Харри, незадолго до смерти: дом, где они родились, и разные другие близкие сердцу места; дядя любил снимать, с маленькой камерой он не расставался. Равнодушие Харри всерьез рассердило Энделя, ему было стыдно за сына.
Мэри повела себя вежливее, она ничем не выказала своего нетерпения, когда ее попросили остаться дома, но Мария довольно скоро поняла, что девочке скучно, и при первой же возможности Мэри убежала туда, где ей было интереснее. Куда именно, этого Мария так и не узнала. Да она особенно и не выспрашивала, куда, мол, и с кем, внучка, наверное, искала общества своих однолеток, она служила в торговом доме— наполовину ученицей, наполовину продавщицей, Эндель был очень доволен, что для Мэри нашлось такое местечко фирма солидная, с жалованьем особенно не прижимают. Мэри красивая, высокая и стройная девушка, точно такой же была ее мать в этом возрасте, так сказал Эндель. Дай бог повстречать ей на пути хорошего человека, негодяй может испортить ей жизнь, увы искателей приключений куда больше, чем мужчин с серьезными намерениями.
Третий ребенок Энделя, девочка, ей было бы сейчас поболее шестнадцати, умерла, когда ей едва исполнился год, от какого-то гнойного воспаления мозга. Умирала она мучительно, бедняжка металась и корчилась в судорогах, Алиса и врач делали все, что могли, но были бессильны против смерти. Пятнадцатилетний Вильям — застенчивый сопун и домосед, Эндель очень тревожится за него. Поначалу Марии показалось, что Вильям книгочей, таким был ее Харри. Но в руках у Вильяма она не увидела никаких других книг, кроме школьных учебников. Иных книг в семье сына просто и не водилось. На маленькой полке она нашла только то, что сама послала Энделю. Альбом «Пой и ликуй» о певческом празднике, два альбома «Советская Эстония», тоненькая брошюрка с иллюстрациями, рассказывающая о их городе, большая нарядная книга «Эстонская народная одежда», посылая которую она думала о своей невестке, несколько книг сказок, «Война в Махтре» Вильде, все пять томов «Правды и справедливости», отправленные по просьбе Энделя, «Весна» и «Лето», «Маленький Иллимар», забавные истории Смуула, «Земля и народ» Сирге, «Танец вокруг парового котла» Траата и еще несколько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40