Его цепкая память и способность с ходу усваивать новые сведения оправдали себя и на этот раз, и через год Ваарик с само собой разумеющейся уверенностью утверждал — и сам искренне верил в свои слова,— будто руководство современными сверхсложными экономическими процессами немыслимо без ЭВМ, что конечно же соответствовало действительности. Директор института, экономист старой школы, делал упор на сбор статистических данных и составление сводок, да и при прогнозировании он больше доверял опыту прошлого, чем модной прикладной математике, опирающейся на электронно-вычислительную технику. Ваарик понял, что конфликт между отстающим от времени директором и министром, приходящим в восторг от каждой новой идеи, неизбежен, это вдохновило его еще серьезнее углубиться в возможности использования счетно-вычислительных машин. Ему пришлось долго ждать, пока наконец вспыхнула ссора. Всего лишь два года назад директора института с хвалебными речами отправили на пенсию, па деле же его освободили от должности за то, что он не справлялся со своими обязанностями, и за моральное разложение: старик, всегда любивший приложиться к рюмке, стал пить все чаще, д кроме того, прилип к юбке переводчицы информационного сектора, которая была вдвое моложе его. Последнего ему не простила его законная супруга, заведующая отделом райисполкома, которая тут же довела до директивных органов сведения о моральном облике мужа. В критические для директора дни Георг Ваарик не находил себе места, а еще больше после того, как директора уже отправили на пенсию: назначение нового директора затягивалось.
Однако все кончилось так, как надеялся Ваарик: его назначили новым директором. Кандидатуру Ваарика поддержал министр, который, как выяснилось, хорошо запомнил его воинственное выступление несколько лет назад и которому явно импонировало его умение ори-*
вотироваться в мистической сфере электронно-вычислительных машин. Министр требовал только одного: чтобы Ваарик поскорее закончил докторскую диссертацию, работу над ней — по инициативе министра и с целью угодить ему — он начал уже довольно давно. Но работа не клеилась. То ли иссякла его энергия, то ли поколебалась вера в себя, но диссертация, в которой рассматривался на вид простой, а по существу сверхсложный круг проблем кооперации в промышленности, была все еще не закончена. Никак не удавалось выработать оптимальную модель внутриотраслевых и межотраслевых связей, хотя в его ведении была ЭВМ второго поколения.
Зато Георг Ваарик постоянно выступал со статьями, освещающими проблемы развития промышленности, в статьях он обязательно касался и возможностей использования вычислительной техники, будь то руководство текущим производственным процессом или планирование. Он писал о необходимости создания систем автоматического управления производственными процессами и о более углубленном, по сравнению с существующим, изучении межпроизводственных связей, и о научном моделировании этих связей, где главенствующая роль предназначалась опять же электронным вычислителям. В будущем Георг Ваарик намеревался составить из своих статей книгу, он даже начал уже переговоры с издательством, которые протекали вполне успешно. Будучи одним из активнейших членов общества «Знание», Ваарик часто выступал с лекциями. Не расстался он окончательно и с преподавательской деятельностью — работал на полставки консультантом на заочном отделении индустриального института. Постоянные выступления в периодической печати, по радио и телевидению, а также на различных собраниях, совещаниях и конференциях способствовали тому, что Георг Ваарик приобрел довольно широкую известность. Не отказывался он и от общественных поручений, когда ему их доверяли; недоброжелатели давали понять, что Георг Ваарик сам напрашивается на такие поручения; уже со школьной скамьи он всегда стремился выдвинуться. Но и друзья и противники считали его человеком исполнительным и целеустремленным. Противников у него, по правде говоря, и не было, он умел ладить с людьми.
Те, кто хорошо знал Георга Ваарика и его образ
жизни, затруднялись объяснить его неуравновешенное поведение перед авторитетной аудиторией. Так сглупить теперь, когда он как раз достиг вершины! Ему сочувствовали, но нашлись и злопыхатели. Странно, что число последних с каждым днем увеличивалось — их было уже куда больше, чем прежде противников. Как уже сказано, противников у него почти что и не было.
А теперь посмотрим на этот роковой день глазами самого Георга Ваарика.
Хотя ночью Георг Ваарик спал плохо, из рук вон плохо, на собрание он прибыл минут за десять до звонка. Обычно он появлялся еще раньше, ему нравилось перед началом заседаний беседовать с собравшимися, укреплять старые знакомства, завязывать новые. Он тщательно побрился и еще тщательнее выбирал галстук, который подошел бы не только к рубашке и к костюму, но и к носкам, ведь галстук и носки должны совпадать по тону. Он готовился к собранию как обычно и все-таки не испытывал того слегка приподнятого состояния, охватывавшего его всегда, когда предстояло совещание, более важное и значительное, чем обычные рабочие заседания. В последнее время у Ваарика вошло в привычку выбирать себе место в заднем ряду, откуда можно было бы хорошо обозреть весь зал. Так поступил он и теперь. В последнем ряду он чувствовал себя уютнее, как будто бы даже более защищенным, чем впереди. Когда-то, когда его только-только стали приглашать на важные совещания, он всегда старался попасть в первые ряды, чтобы лучше видеть и слышать, да и самому быть на виду. Теперь ему уже не нужно было лезть из кожи вон, его и так хорошо знали, теперь он мог спокойно следить за хором собрания из последнего ряда.
«Люди моего роста должны сидеть в задних рядах»,— объяснял Георг Ваарик друзьям, когда его спрашивали, почему он больше не садится в первые ряды. В том, что в конце зала он чувствовал себя защишеннее, Ваарик не признавался никому. Даже самому себе. Он внушал себе, что с годами привычки меняются, но полностью убедить себя в этом не удавалось. Что-то и в самом деле произошло. Он уже не мог выносить давки на улице,, в трамвае, в дверях магазинов, прикосновение чужих тел его раздражало. Неопределенное состояние тревоги усугублялось с каждым днем.
«Сегодня будет интересное совещание,— подумал Ваарик, оглядев зал,— собрались толковые люди». Георг Ваарик имел полное право думать так, он знал большинство сидящих в зале людей. Знал не только в лицо и по имени, со многими он был знаком лично. И настолько близко, что был уверен, будто видит их насквозь. Голубая мечта Хуго Вельтмана — титул академика, сейчас он укрепляет знакомства с влиятельными учеными, действительными членами академии наук и членкорами, чтобы те не провалили его на выборах... Как человек Феликс Кийстна симпатичный малый, но при этом ловкий и изворотливый администратор, в случае необходимости — с железной рукой, но, увы, совершенно лишен духовных интересов. Под хмельком Феликс любил попеть, но в театре и на концертах его никогда не увидишь, он не прочел ни одной новинки прозы, о стихах и говорить нечего; «сладкая жизнь»— вот все, что ему нужно. Но связи у Феликса обширные, с ним стоит водиться, на даче Кийстна Ваарик уладил не одно нужное дело.
Конечно, в оценке людей нетрудно ошибиться, разве легко заглянуть в душу другого человека, но случалось, что Георг Ваарик попадал в самую точку. Умение разбираться в людях он считал наиглавнейшим в багаже, необходимом руководящему работнику, чтобы успешно управлять делами. Важнее даже профессиональных знаний, которые он тоже умел ценить. Но в профессиональных вопросах руководителю могут помочь специалисты узкого профиля, если же он не разбирается в людях и не умеет выбрать себе помощников или вовремя разглядеть противников, то рано или поздно пойдет ко дну. Вот, например, Сангсеппа он считал честным до мозга костей, а тот взял да и нанес ему удар ниже пояса.
Хотя Георг Ваарик видел перед собой только затылки и макушки, он мог бы с точностью до девяноста процентов сказать, где кто сидит. Чтобы развлечься, он выбрал двенадцатый ряд и перечислил в уме: Метсур, Соловьев, Игнатьев, Каск, Вельтман, Саарик, Рюнк, Альвинг, Рооз. После Рооза сидели двое неизвестных. У обоих незнакомцев были длинные, спадающие на ворот пиджака волосы, у того, кто сидел правее, они начинали редеть на темени. Кто они? Георг Ваарик не стал ломать голову, ему было достаточно, что по затылкам он узнал девять человек. И тут же усмехнулся: опять поймал себя на чудачестве. Распознавать сидящих по затылкам! Мальчишество, не более! Но подобные выходки его и тревожили, слишком часто он ловил себя на странных мыслях и поступках. Особенно часто после утверждения директором, хотя именно теперь его мысль должна бы работать особенно четко и целенаправленно. Однако, к своему ужасу, Георг Ва-арик обнаружил, что мысли его все чаще становятся словно бесхозными бродячими псами, его способность сосредоточиться тает, как снег на весеннем солнце. Вот и теперь: сидит на важном совещании и не может заставить себя слушать внимательно.
Да, есть из-за чего тревожиться!
Желая успокоить себя, Ваарик подумал, что мало кто следит за оратором внимательно — слишком уж тот посредствен и малозначителен, чтобы ловить каждое его слово. Уже многие отвлеклись и занялись своими делами. Человек, сидящий рядом с Ваариком, бесцеремонно шуршал газетой. Ваарик знал, что это Петр Петрович Сергеев, директор, превративший свой завод в подлинно образцовое предприятие. Сергеев тоже предпочитал сидеть в последнем ряду, к тому же он все время читал газеты — как во время докладов, так и выступлений. Интересно, почему он прячется за чужими спинами? Чтобы читать? Или в передних рядах его что-то раздражает? На любые собрания Петр Петрович всегда приходил с кипой газет, в руках у него можно было быть уверенным, что говорили о чем-ни-дания — в свое время он работал в каком-то советском представительстве в Берлине. Едва успев сесть, Сергеев тут же принимался читать. Но время от времени поднимал голову и прислушивался. В такие минуты можно было быть уверенным, что говорили о чем-нибудь важном. Георг Ваарик пришел к такому выводу, наблюдая за Сергеевым. По-видимому, во время чтения у Петра Петровича, обладавшего большим опытом по части заседаний, какой-то участок мозга оставался начеку, и этот сторожевой пост немедленно реагировал, как только с трибуны раздавалось что-нибудь интересное.
Георгу Ваарику этот фокус был тоже знаком, постепенно и он натренировал свой мозг и уши, но в последнее время контрольный механизм неоднократно подводил его... Сегодня Ваарик то и дело терял контакт с происходящим в зале... Петр Петрович и не пытался скрыть, что читает, газету не прятал, держал в
руках даже с каким-то вызовом, так что ее можно было увидеть с любого места в зале. Переворачивал страницы с невозмутимой беспечностью, будто сидел не на собрании, а дома в кресле, во всяком случае, он и не пытался делать это потише. Георгу Ваарику все это не нравилось, вести себя тактично следует повсюду, в том числе и в зале заседания, здесь особенно. Сам Ваарик, разворачивая газету, следил, чтобы бумага не шуршала, а читая, держал так, чтобы ее не было видно, во всяком случае, из президиума. И в том случае, если бы кто-нибудь из президиума вдруг надумал присмотреться к сидящим в зале. Но Георг Ваарик прекрасно знал, что никто в президиуме за залом не наблюдает. Там тоже читают — разные документы, которые им время от времени приносят или которые они сами прихватили с собой в маленьких папках из кожи или кожзаменителей, иногда, правда, и газеты.
Лет двадцать назад Георг Ваарик мечтал о том, что он будет сидеть в первом ряду президиума вот такого большого и представительного заседания, за столом, покрытым красным сукном. Нет, пожалуй, раньше — он учился еще в средней школе, в последнем, даже предпоследнем классе. В те годы ему ни разу не довелось присутствовать на большем собрании, знал о них только то, что писалось в газетах и показывалось в кинохрониках. Фотографии президиумов важных конгрессов и конференций непременно появлялись в газетах. Бывало, что фотограф снимал с большого расстояния, например, с последнего балкона концертного зала «Эстония», в таких случаях избранников было трудно узнать, лица сидящих в задних рядах президиума расплывались в безликие пятна, и вот тогда-то Ваарик представлял себя среди этих людей. Воображая себя сидящим в президиуме, он испытывал какое-то неизъяснимое удовлетворение, позднее ему было стыдно вспоминать об этом.
В университетские годы — он учился тогда на втором или на третьем курсе — неожиданно для самого себя он попал в президиум одного очень важного республиканского совещания. По-видимому, как представитель студенчества или молодежи, догадался он позднее. Уже одно то, что его пригласили в Таллин, произвело на него неизгладимое впечатление, а когда он услышал свое имя среди тех, кого выдвинули в президиум, почувствовал, словно возносится куда-то очень-очень высоко. К сожалению, опубликованные в газетах снимки были и в тот раз сделаны издалека. Хотя фотография заняла целую треть первой полосы газеты, различить лица на ней было очень трудно. Он купил штук двадцать экземпляров «Рахва Хяэль» и «Ноорте Хяэль» и десяток номеров «Вечерней газеты» и «Эда-зи», но четкой фотографии среди них обнаружить так и не удалось, газетная печать была тогда безнадежно плоха. Кроме того, лицо его было видно только наполовину, левую половину заслонял сидящий впереди мужчина, который теперь, через долгие годы, стал его прямым начальником, министром. В те давние времена нынешний министр был директором постоянно перевыполнявшего план завода, Ваарику и в голову не пришло обратить на него внимание. Родня и однокурсники все же узнали его на снимке, и это чрезвычайно возвысило Ваарика в собственных глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40