Ваарик жаловался ему, будто дел у него по горло, административные обязанности не оставляют времени для собственных исследований, а научная работа для него важнее всего. По натуре своей он ученый, а не администратор, но коль уж на пего надели хомут директора, то приходится везти этот воз5 на таком посту он не может работать спустя рукава. Кивикаар посоветовал Мёльдеру серьезно поговорить с Ваариком, конечно предварительно выяснив: как у него со здоровьем, может, ему следует оставить работу и заняться леченьем? Поступить так, как поступил Ваарик, способен только человек, полностью потерявший самообладание. Требовать, чтобы ему непременно дали слово, хотя было договорено, что выступать он не будет, а потом выйти на трибуну неподготовленным» без текста, нести какую-то околесицу и, не договорив, выбежать из зала! Был бы он молод и горяч, но Ваарик человек в годах, он должен уметь держать себя в руках. Мёльдер попытался еще раз вступиться за Ваарика — мягкосердечный Мёльдер всегда старается понять человека и в меру своих сил помочь ему,— но досады Кивикаара ему развеять не удалось. На Киви-каара, человека в высшей степени делового и требовательного, слова не действуют, в его глазах вес имеют только дела. А Ваарик вел себя действительно нелепо.
Буфетчица Лийза рассказывала каждому, кому не лень было слушать, что во всем виновата она,— конечно, ей следовало дать Ваарику столько чешского пива, сколько он просил, то есть целый ящик, хотя ей и было запрещено продавать доставленное специально к совещанию пиво ящиками. Но разве могла она представить, что у Ваарика, рослого и на вид сильного и здорового мужчины, такая чувствительная душа, что отказ продать ящик пива выведет его из себя?!
Редактору Померанту было жаль Ваарика, сокурсника и одного из самых разумных авторов их издания: он не цеплялся с тупым упряхметвом за каждое свое слово, наоборот, всегда считался с замечаниями редакции, если они были дельными. По-видимому, Ваарик не щадил себя, нелегко одновременно руководить институтом и заниматься своими исследованиями, во время последнего посещения редакции Ваарик говорил, что к концу года он хочет -подвести свою диссертацию под крышу. Померант утверждал, что в день совещания синусоиды всех трех биоритмов Георга Ваарика — физического, эмоционального и интеллектуального — сошлись на нуле; в подобный, буквально критический, день, когда человек находится в таком подавленном состоянии, никому не следовало бы выступать на собраниях, более того, даже выполнять сколько-нибудь ответственные служебные обязанности. Редактор Поме-рант был фанатическим приверженцем хронобиологии. Сразу же после совещания он вычислил динамику биоритмов Ваарика.
Майт Сангсепп признался, что за выступлением Ваарика он не следил: редактировал свою статью, которую вечером нужно было отослать по почте; он даже не заметил, как Ваарик выбежал из зала. В университетские годы Ваарик не столько проводил свою линию, сколько плыл по течению, и самовлюбленным он уже был тогда. Правда, в недоброжелательности его никто не мог бы упрекнуть, просто все его внимание было сосредоточено только на себе самом. В последние годы Ваариком он почти не сталкивался, но статьи его читал, судя по статьям, Ваарик остался верным себе, то есть человеком, интуитивно чувствующим конъюнктуру. Ваарик, конечно, еще возьмет себя в руки, незачем спешить и выбрасывать человека за борт. Не в том ли первопричина всех бед Ваарика, что его очень подвижный ум хоть и схватывает все на лету, но только то, что лежит на поверхности явлений, до сути он никогда не доходит. По складу ума он кто угодно, только не ученый, вот надо же, выбрал себе роль ученого.
Решительнее всех высказывалась Лайне Рипс, законная жена Ваарика. «Он никогда и не был вполне нормальным», — ответила она равнодушно Феликсу Кийстна, в подчинении у которого работала главным специалистом, когда Кийстна осторожно завел разговор О здоровье ее мужа. Лайне Рипс, женщина в соку, несмотря на свои сорок лет, все еще привлекавшая взгляды мужчин, спокойно, будто речь шла о чужом человеке, сказала, что Георг Ваарик всегда и во всем раз в десять преувеличивает свои способности и возможности. Воображает себя неотразимым сердцеедом и неутомимым любовником, на деле же самый заурядный мужичок; мнит себя корифеем науки, а не может состряпать диссертацию, хотя в институте у него целая орава подчиненных. Феликс Кийстна признавался позднее, что ему стало не по себе от таких холодных и беспощадны слов. Он добавил» что Лайне Рипс нисколько расстроена случившимся, скорее она далее злорадствует над своим супругом. Сам Феликс Кийстна уверен, что Лайне преувеличивает. Что и говорить, людям свойственно думать о себе лучше, чем они есть па самом деле, и Георг Ваарик здесь не исключение, но нелепо утверждать, будто Ваарик никогда и не был нормальным. По-видимому, Лайне Рипс разочаровалась в своем муже и он ей надоел. Лайне Рипс и Георг Ваарик, хоть и жили вместе, предоставили друг другу полную свободу. Кийстна считал, что поведение Ваарика невозможно понять без учета одного очень важного обстоятельства, а именно: по своей натуре Ваарик человек заседаний, на собраниях он чувствует себя как рыба в воде. Он охотно появляется на всех совещаниях, конференциях, коллегиях, вообще на всякого рода сборищах, с удовольствием выступает и говорит то, чего от него ждут. На пего можно положиться. Глупо думать, будто Ваарик разнервничался из-за того, что совещание было чрезвычайно представительным. Сам Кийстна объяснял поведение Георга Ваарика расстройством желудка, которое люди из глупого предубеждения стараются всегда скрыть. Из зала Георг Ваарик помчался в мужской туалет и заперся там в кабине. Кийстна был убежден, что из всей этой истории не следует делать служебных выводов, в институте Ваарик до сих пор с делами справлялся, справится и в дальнейшем. Это Кийстна, как он сам утверждал, сказал и Мёльдеру. Сразу же после окончания совещания. Между прочим, Феликс Кийстна со своей стороны немало постарался, чтобы Ваарик был назначен директором института, у Кийстна нужных связей хватало повсюду. Добавим к тому же, что Кийстна был увлечен Лайне Рипс, женой Ваарика.
Сергеев — во время выступления Ваарика он читал рассказ, напечатанный в «подвале» газеты «Ноорте Хяэль», но успел все же заметить, как Ваарик сломя голову выбежал из зала,— просто отмахнулся от всех разговоров. «Не стоит делать из мухи слона»,— говорил он в перерыве всякому, кто принимался обсуждать странное поведение Ваарика. Сергеев был человеком уравновешенным, и удивить его было непросто. Вельтман, Яанберг и Игнатьев начали ему возражать, но Сергеев не стал их даже слушать и направился в киоск покупать новую газету.
Игнатьев заметил, что нельзя относиться к людям так равнодушно, как Петр Петрович» Он посетовал на то, что именно Кивикаар вел собрание, Кивикаар был скор на решения. Он вполне может поставить в верхах возрос о том, можно ли оставлять руководство институтом в руках человека с такими слабыми нервами. Ваарику следует немедленно, как только он обретет равновесие, поговорить с Кивикааром. Его поддержал Велотман, который в глубине души был рад, что Ваарик опозорился, он терпеть не мог Ваарика, распространявшего слухи, будто Вельтмап заискивает перед академиками.
Яанберг пообещал разыскать Ваарика и узнать о причине случившегося, он считал себя другом Ваарика, хотя и порядком в нем разочаровался. Двадцать лет назад он возлагал на Ваарика большие надежды, но не в характере Ваарика было сражаться с трудностями, он предпочитал их обходить. В течение всего совещания Яанберг развлекался новой указкой, которой в сложенном виде можно было писать как шариковой ручкой. На своих лекциях Яанберг охотно пользовался наглядными пособиями, так при разборе диаграмм и карт, да и при показе диафильмов, от такой карманной указки была немалая польза. На совещании он без конца складывал и раскладывал ручку-указку по звеньям, теперь, вспоминая об этом, он не мог освободиться от чувства, что выступающий с трибуны Георг не сводил глаз с его нового приобретения.
Что же произошло с Георюм Ваариком на самом деле Но сначала коротко о нем самом. Ваарика единодушно считали человеком энергичным и преуспевающим. И выглядел он очень даже импозантно: выше среднего роста, плечист, густые темные волосы, начинающие седеть на висках, решительный подбородок и почти военная выправка. Одевался он всегда корректно, это делало его еще более представительным. За своей внешностью Георг Ваарик стал следить уже в последних классах средней школы. Заработок его родителей был не ахти как велик, отец, бывший банковский служащий, работал бухгалтером в конторе по благоустройству города, мать — рецептором в аптеке; в те времена принцип материального стимулирования еще не применялся так широко, премии отец получал редко, а мать вообще не получала, но для сына они делали все, что было в их силах. В семействе Ваари-ков жили согласно убеждению, что одежда делает че-
Ловска, и эту точку зрения Георг Ваарик впитал с молоком матери. Он просто не мог не одеваться хорошо. В общении с людьми Георг Ваарик был вежлив и внимателен, включая подчиненных, будь то незначительный молодой лаборант или ворчливая старуха уборщица. Оратор он был прекрасный, особенно удавались ему застольные речи. Ваарик работал директором института, на этот пост он был назначен всего год тому назад. Правда, институт не входил в систему академии наук, а находился в ведомственном подчинении. Завистники не уставали повторять, что научный вес института пустяковый, за громким названием скрывается обычный вычислительный центр, их организация как раз вошла в моду. В институте был свой ученый совет, однако он не имел права принимать диссертации к защите. Поэтому те, для кого главное в науке — ученая степень, относились к ваариковскому институту свысока. На завистников Ваарик обрушивался утверждением, что в науке значение имеет не степень, а труд; история науки доказывает, что авторами многих основополагающих открытий были не увенчанные высокими титулами академики, а преданные работе маленькие, незаметные труженики. Это он любил повторять, хотя думал так же, как его завистники.
Сам Георг Ваарик был кандидатом экономических наук. В университете, правда, изучал юриспруденцию, но когда кто-нибудь пытался его поддеть — мол, какой из него экономист, если у него даже нет специального образования,— Ваарик парировал нападки напоминанием, что и Маркс изучал право. Своих однокурсников Ваарик удивил тем, что кандидатскую диссертацию защитил очень быстро, уже в середине пятидесятых годов, когда ему было всего лет двадцать восемь. В те времена защищаться было не так легко, как несколько позже, и о Георге Ваарике заговорили как об исключительно способном специалисте в области общественных наук.
А вот с докторской диссертацией ему не повезло. Ваарик с большим азартом принялся развивать, расширять и углублять свою кандидатскую, где он рассматривал роль машинно-тракторных станций как рычагов крупного социалистического производства в сельском хозяйстве. В кандидатской диссертации Ваарик ограничился машинно-тракторными станциями южной Эстонии, в докторской охватил станции всей республики, причем одна глава была посвящена анализу всесоюзных данных. Он немало потрудился над сбором материалов, бывал неоднократно в Москве, Киеве, Риге и Вильнюсе, надеялся написать работу, которая привлечет внимание во всей стране. Но машинно-тракторные станции ликвидировали раньше, чем он успел защититься. Для Ваарика это был тяжелый удар. Во-первых, пошла насмарку работа почти десяти лет, во-вторых, нашлись недоброжелатели, которые попытались поставить под сомнение его научную деятельность в целом. Правда, над ним иронизировали больше за глаза и в кулуарах, особенно изощрялись те, кого он когда-нибудь задел или даже критиковал — в молодости в пылу полемики он не пасовал и перед авторитетами. Георг Ваарик не стал ждать, когда ему вцепятся в горло открыто, в печати, он решил привести в исполнение свое давнее намерение — переехать в столицу. Он жаждал более широкого поля деятельности, чем чтение студентам из года в год одного и того же курса, учебные аудитории были слишком узки для его натуры.
В Таллине ему долго пришлось ждать попутного ветра, здесь его знали еще мало, но Ваарик неуклонно шел к своей цели. После того как он выступил на нескольких специальных совещаниях, опубликовал в столичных газетах ряд статей и завел нужные знакомства, перед ним открылись двери залов, где проходили наиболее важные и значительные собрания. Именно тогда, когда наверху его уже приметили, когда он снова почувствовал себя как рыба в воде, его направили заведовать сектором в новый, только что организованный институт. Направление это было Ваарику не по душе, вес у института был не больше, чем у средней лаборатории, работа в таком захудалом учреждении могла горько испортить репутацию. Георг Ваарик задавался вопросом: неужели его песенка ученого спета раньше, чем он успел набрать настоящую высоту? Он проклинал себя за то, что связался с современными проблемами, избрал объектом своих исследований машинно-тракторные станции и пренебрег куда менее опасной темой — разложением крупной промышленности в буржуазный период. Он упрекал себя и в том, что расстался с юридическими науками, авторитет юристов неуклонно рос.
Вскоре выяснилось что он не совсем погорел, что не все карты биты. Министр промышленной отрасли, в которой работал Ваарик, оказался человеком широким, он намеревался превратить институт в крупный исследовательский центр. Скорее по инициативе министра, чем директора, для института была приобретена электронно-вычислительная машина; ни одно другое министерство в то время их еще не имело, и Георг Ваарик постарался побыстрее проникнуть в основы кибернетики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40