Теперь же взору его предстала покрытая редкой растительностью макушка и в глаза бросилась пепельно-серая кожа, просвечивающая сквозь волосы. Каждую минуту в зал мог войти очень большой человек. Махламетсу приходилось не выпускать из виду к дверь, ведущую в зал.
Еще ни разу администратор номер один не чувствовал себя во время выступления так неуютно. Даже то место, где говорилось о человечности усопшего — великолепного специалиста, прирожденного музыканта и преданного патриота комбината,— он зачитал монотонно, то и дело запинаясь, как будто не он сам изложил это на бумаге.
Взгляд Махламетса засек в зале Пихельгаса. С благоговейной миной тот сидел в первом ряду. Где это, черт побери, шлялся он, когда его всюду разыскивали? Кого он приволок сюда из морга?
Больше всего Махламетсу хотелось оборвать свою надгробную речь на полуслове, разогнать участников траурной церемонии и созвать авторитетную комиссию, чтобы установить личность покойника, лежащего в дубовом гробу. Но это вызовет скандал, о котором будет говорить весь город, вся республика, и он станет посмешищем в глазах всех очень больших людей. Какое он имеет право наносить столь серьезный ущерб репутации своего комбината? Разве не посвятил он шесть лет жизни тому, чтобы превратить комбинат в образцовое предприятие? Нет, будь что будет, но похороны он достойно доведет до конца. Очень большой человек не встречался со своим школьным товарищем много лет, он ничего не заметит, не должен заметить.
Этот вихрь мыслей бушевал в голове Махламетса в то время, как губы его произносили написанные на бумаге слова, так что при всем желании он и не смог говорить задушевно, и вполне естественно, что язык его то и дело заплетался, а горло пересыхало.
Напряженными до предела нервами он ощутил царившее в зале возбуждение, люди откровенно и бестактно перешептывались, это вконец испортило ему настроение. К счастью, траурные речи коротки, он велел Таккелю написать текст на семь минут, обратив его внимание на то обстоятельство, что темп произнесения похоронных речей замедленный, соответственно текст должен быть короче. Таккель это указание учел.
На словах «от имени всего комбината, всего нашего коллектива, руководства и от себя лично выражаю самое искреннее соболезнование жене и близким родственникам 1 нашего незабвенного друга и товарища по работе Натана Грюнберга» Махламетс решил, что он все-таки организует блиц-комиссию для установления личности покойника и включит в нее жену Грюнберга, но, отходя от гроба, стал сомневаться: человечно ли будет так жестоко травмировать молодую, обливающуюся слезами вдову? Что за проклятая история! Хорошо хоть, что очень большой человек не присутствовал во время его траурной речи.
Комнату, где собрались люди, стоящие в почетном карауле, Махламетс пересек с непривычной для него поспешностью, ни разу не оглянувшись по сторонам, даже не отвечая на приветственные кивки, и тут же в коридоре натолкнулся на спешащего ему навстречу Пихельгаса.
— Мне сообщили, товарищ председатель, что вы искали меня,— с невинным видом сказал Пихельгао Махламетсу.— Ваша речь была очень проникновенной. Мы все почувствовали, как сильно вы взволнованы.
Не слушая его, Махламетс сказал сухо и официально:
— Следуйте за мной.
Когда-то Махламетс работал в милиции.
4
— Кого вы притащили сюда из морга? Вообще-то так грубо и бесцеремонно набрасываться на подчиненных было не в привычках Эвальда.
1 Из ближайших родственников Грюнберга на похоронах присутствовал его племянник Эско, который как раз в эту минуту то пил свое горе в знаменитом баре комбината.
Он придерживался иного принципа — обращайся с другими так, как ты хотел бы, чтобы они обращались с тобой — и заставлял себя держаться с подчиненными, как с равными, но сейчас сдерживаться было выше его сил. Пепельно-серая кожа, просвечивающая сквозь редкие волосы, шепот и суета в зале, неудачная речь, ожидание очень большого человека, страх, что тот появится в самую критическую минуту,— все это сплелось в такой комок, который он был не в состоянии проглотить.
Грубые, вульгарные слова шефа не обескуражили Пихельгаса.
— Из морга мы привезли в этот зал старшего специалиста социологической группы Натана Грюнберга, нам выдали соответствующий документ, товарищ председатель,— ответил он подчеркнуто спокойным и решительным голосом.
— Старшего специалиста! Несчастного трубача! Очевидно, Махламетс совсем утратил равновесие,
раз позволил себе употребить подобные слова. Но Пи-хельгас упорно сохранял самообладание.
— Он был самой популярной личностью на нашем комбинате, однокашник очень большого человека и сам широко известный человек.
Но в душе Махламетса все кипело.
— У Грюнберга была густая шевелюра, а у покойника серая макушка просвечивает.
— В последнее время у него стали выпадать волосы,— храбро парировал Пихельгас,— он сам жаловался мне на это.
Сознание того, что траурная речь не удалась, что впереди его могут ожидать новые неприятности, все еще терзало генерального директора.
— Где вы шлялись? Вас всюду искали и нигде не могли найти. Как член специальной похоронной комиссии, вы должны быть все время у меня под рукой, в любую секунду, я повторяю, в любую секунду должны быть под рукой.
Слово «шлялись» больно задело Пихельгаса. Выскочка, он и останется выскочкой... Но Пихельгас и теперь не подал вида. Он выше площадной брани...
1 Это утверждение характеризует Пихельгаса как человека, способного ориентироваться в самых сложных ситуациях. Натан никогда не жаловался на то что у него выпадают волосы
— Прошу прощения, но смею вас заверить, вы несправедливы ко мне. В создавшейся ситуации я обязан был принять срочные меры. Конечно, вы должны были знать, чем я занят.
— Короче,— буркнул Махламетс. Пихельгас в эту минуту был невыносимо антипатичен ему. Неудавшийся пастор!
— Пожалуйста, товарищ председатель: я разговаривал с первой женой Натана Грюнберга. Инженер Акимов распространяет безответственные слухи, будто мы вороним не Грюнберга, а кого-то другого. Подобные подозрения смехотворны, а их распространение злонамеренно. В свое время это называлось вредительством.
Взгляд Пихельгаса, зорко следивший .за начальником, фиксировал все, в том числе и презрение в глазах Махламетса. Это заставило его продолжать еще напористее:
— Я познакомился с Натаном Грюнбергом в клубе любителей бриджа в 1939 году, следовательно, знаю его достаточно хорошо. В морге существует железный порядок и исключительно точный учет, может быть, не совсем уместно употреблять в данном случае эти слова, но дело обстоит именно так. Морг, а не какая-нибудь другая инстанция, понес бы ответственность, если бы произошло нечто подобное тому, о чем болтает Акимов, Морг не может ошибаться, не должен ошибаться и никогда не ошибается. И все-таки я решил удостовериться в своей правоте. Я пригласил для конфиденциального разговора первую жену Натана Грюнберга Херту Грюнберг. Товарищ председатель, обратите внимание на следующий факт: она поцеловала своего бывшего мужа в лоб, не стала бы Херта Грюнберг касаться губами лба незнакомого покойника, поцелуй означает, что она считает его Натаном Грюнбергом. Мне вполне хватило бы этого факта, но, учитывая всю сложность ситуации и возможные последствия, я имею в виду участие в похоронах очень большого человека, я решил переговорить с ней. Почему я провел контрольный разговор с ней, а не с теперешней женой Натана Грюнберга? Во-первых, потому, что я не счел возможным беспокоить молодую скорбящую женщину. Разве вы, товарищ председатель, могли бы поверить, что любящая супруга, чуткое и нежное женское сердце, сидит у гроба, в то время как там лежит абсолютно чужой труп? Никогда! Так что я не дерзнул понапрасну тревожить Эиц Грюнберг, как-никак дело чревычайно деликатное. А Херту Грюнберг я решился побеспокоить. Во-первых, она старше, опытнее и соответственно мыслит более здраво. К тому же она очень интеллигентный человек Во-вторых, я с ней лучше знаком. Херта Грюнберг ни в чем не сомневается. Я был в этом заранее убежден, но осторожность и повторная проверка никогда не бывают лишними. Особенно сейчас, когда в любую минуту может прибыть очень большой человек. Непонятно только, чего добивается Акимов. Во всяком случае, его необходимо изолировать от очень большого человека.
— Значит, слухи распускает Акимов? Пихельгас понял, что Махламетс уже остыл.
— Инженер Акимов во всеуслышание обвинил нас в комнате почетного караула.
— Кого именно он обвиняет?
— Нас. Меня, вас — всех, кто хоронит Натана Грюнберга. Он утверждает, что мы хороним «не того человека». Крайняя безответственность или даже нечто большее.
— Что вы имеете в виду под словами «нечто большее»?
— Умышленное очернительство нашего комбината. Акимов может оказаться чьим-либо приспешником, интересам которого мешает непрерывный рост вашего авторитета. Разнюхали, что мы ожидаем очень большого человека, и вот действуют, не выбирая средств.
Махламетс подумал, что Акимова и в самом деле следует изолировать. Но ответственность он решил целиком и полностью переложить на Пихельгаса. Поэтому он сказал:
— Итак, товарищ Пихельгас, вы абсолютно убеждены в том, что в гробу лежит работник нашего комбината Натан Грюнберг? Помните, на вас, на директора управления кадрами, ложится вся ответственность.
Махламетс не заметил, что назвал Пихельгаса директором, хотя еще не успел подписать соответствующего приказа. Зато Пихельгас сразу уловил это и тут же сделал свои выводы.
— Абсолютно убежден,— подтвердил он торжественно. И, выдержав паузу, продолжал: — Благодарю вас, товарищ председатель. В должности директора я постараюсь с удвоенной энергией и ответственностью выполпять свои обязанности. Еще раз премного благодарю вас за доверие.
Эвальд Махламетс проклинад себя за оговорку.
Хотя Пихельгас и утверждал, что абсолютно уверен в личности покойника, на деле его вера была сильно поколеблена. Но он понял, что если обнаружит сейчас свою неуверенность, то окажется главным виновником во всей этой заварухе и прощай директорское кресло, не говоря уже обо всем остальном. Всеведущий Пихельгас не знал, подписан приказ о его назначении или не подписан, два часа назад его еще не было. Правда, он загнал Махламетса в угол, но в запальчивости Махламетс вполне способен на необдуманный шаг, может отменить приказ, даже если он уже подписан..
Под влиянием внезапной перемены настроения, вызванной тем, что Махламетс назвал его директором, Пихельгас проговорил по-свойски:
— В зале сейчас находятся две жены Грюнберга и, по меньшей мере, три его любовницы.
Махламетс был поражен:
— Две жены и три любовницы... Откуда вам это известно?
— Директор управления кадрами должен знать все,— улыбнулся Пихельгас, понимая, что поставил жирную точку над «i».
В дверь постучали, и в кабинет поспешно вошел запыхавшийся служащий по особым поручениям
— Разрешите, товарищ директор? Ваше поручение выполнено. Могу я доложить?
Служащий по особым поручениям умолк, очевидно, из-за того, что председатель был не один. Поручение было ему дано один на один.
— Прошу, прошу, у меня нет тайн от товарища Пихельгаса.
К Махламетсу уже вернулись и его обычное самообладание и чувство собственного достоинства.
— Работники морга категорически отрицают возможность подмены. Я ознакомился с деталями и убедился, что это действительно исключено. Ссылка на ваше имя, товарищ председатель, сразу сделала их предупредительными, сначала они отказывались дать мне необходимую справку.
1 Имя данного служащего автор не называет, так как на это есть веские причины. По тем же причинам он воздерживается от описания его внешности.
— Благодарю,— сказал Махламетс, настроение которого становилось все лучше.
Пихельгас подумал, что служащий по особым поручениям пришел очень вовремя. Он снял груз ответственности с его плеч 1.
— Как видите, я тоже принял свои меры, чтобы все проверить,— улыбнулся Махламетс Пихельгасу.— По-видимому, очень большой человек опаздывает.
Они решили вернуться в зал.
В коридоре они столкнулись со спешащей навстречу Хертой Грюнберг. Она хотела поговорить с Пихельга-сом с глазу на глаз и теперь несколько растерялась.
Почувствовав недоброе, Пихельгас решил взять инициативу в свои руки:
— Разрешите представить, товарищ генеральный директор, первая жена Натана Грюнберга госпожа Херта Грюнберг.
— Примите мои соболезнования,— пробормотал Махламетс.
— Вы, кажется, чем-то обеспокоены? — любезно спросил Пихельгас.
Херта бросила на него благодарный взгляд: он облегчил ей начало разговора.
— У меня так тревожно на сердце. Такое странное чувство, будто...
Махламетс не дал ей договорить.
— Прошу вас, пройдемте ко мне в кабинет.
В своем кабинете он чувствовал себя увереннее всего.
Они повернули обратно.
Махламетс открыл перед Хертой Грюнберг дверь.
— Садитесь, пожалуйста,— предложил он ей, указывая на большое кожаное кресло. Два месяца назад Махламетс дал указание сменить мебель в своем кабинете. Светлую, на тонких ножках, ту, что была в моде еще недавно, заменили подчеркнуто тяжеловесной, выдержанной в темных тонах
1 Данный служащий впоследствии оказался в роли стрелочника, то есть главным виновником во всем происшедшем.
2 Соответствующие суммы были занесены в графу приобретения новой техники. Позднее ревизоры, которым был свойствен современный взгляд на вещи, не стали делать из мухи слона. В баре при буфете, где подводились итоги результатов ревизии, главный ревизор согласился с утверждением Махламетса, что модернизированный письменный стол — такое же средство производства, как и любой модернизированный станок.
— Так что же вас тревожит? — галантно обратился генеральный директор к первой жене Грюнберга, чья элегатность и величавая осанка произвели на него впечатление.
— Знаете, мне так тяжело говорить об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40