— Если махаллю не угостим пловом, будет нехорошо, согласны? Наши переехали сюда недавно. Чтоб познакомиться с соседями, сделаем плов человек на двести. Утром перед свадьбой, согласны? Для этого купим сообща мешок риса, барана, соответственно и муку, продукты, вино и фрукты.
Аброр обдумывал, как бы деликатно отказаться от этой идеи, но Аг^зам-ага опередил:
— Согласны, согласны. Еще какие у вас пожелания? Говорите, не стесняйтесь.
Опять старший дядя взял слово; бесконечные его «согласны?» звучали совсем не вопросительно.
— Мать с большими надеждами растила свою дочь. Есть обычай — вносить молочные деньги... Немного... Четыреста рублей, согласны?
Установилась неловкая тишина.
Аброр исподлобья посмотрел на Шерзода, будто приглашал его раскрыться, определить свое — современное! — отношение к услышанной нелепости. Шерзод повернулся к старшему брату, с видимой иронией спросил его:
— Как это понять, ака? Вы просите у сватов калым?
— Да нет! Какой там калым — четыреста рублей? В кишлаках, бывает, мно-о-го тысяч берут, вот это калым! Мы говорим только о молочных деньгах... матери за ее молоко, согласны?
Агзам-ата посмотрел на Аброра: говори, мол, ты.
— Это что, какой-то новый обычай или забытый из старых? — спросил Аброр.
— Раньше такого обычая не было,— сказал Агзам-ата тихо.
— Свадьба требует больших расходов. Матерям тоже нужны деньги, согласны?
— Если для свадебных расходов,— намеренно, с видом облегчения вздохнул Аброр,— четыреста рублей мы дадим. От души. Как подарок. Пятьсот дадим. Только просьба наша такая: не называть это молочными деньгами. Потому что материнское молоко нельзя продавать за деньги. Мы так думаем. Вы с этим согласны? Глаза отца Нигоры затуманились — ему было стыдно.
— Вы правильно сказали, не надо эти деньги так называть... Теперь мы готовы услышать пожелания и наших гостей... Вот, например, фатыха-той...
— Для нас выполнять этот обычай кажется необязательным. Правильно, отец? — Аброр обратился к Агзаму-ата.
Агзам-ата утвердительно кивнул головой. Отец девушки тоже тотчас согласился: нет так нет, зачем лишние хлопоты.
Старший дядя посмотрел на Шерзода, который до поры до времени сидел молча, теребил салфетку.
— Не очень ли все упрощается, а? Как бы не возникло сплетен да насмешек.
Шерзод не сразу ответил. Посмотрел на отца Нигоры, тот напряженно посмотрел на него,— Аброр понял, что все будет так, как скажет сейчас Шерзод.
Шерзод обратился к сватам с видом человека, который дает взаймы большие деньги:
— Если вы так хотите, мы идем на эту уступку. Однако не забывайте, что наша племянница достойна самых больших свадебных торжеств.
— Правильно! Нигора — первая у отца и матери. Потому... у них немало заветных желаний,— подхватил старший дядя.— На свадьбе должны быть пара карнаев, пара сурнаев, барабан-нагара. И двух знаменитых певцов с музыкантами надо пригласить. Договориться заранее, согласны?
Аброр спросил у Шерзода, вспомнив, что когда-то Шерзод выступал против таких свадебных концертов с микрофонами:
— Как вы на это смотрите, Шерзод Исламович? Мы, конечно, можем пригласить. Но микрофоны... лишний шум...
Шерзод уклонился от прямого ответа:
— Вопрос о карнаях и сурнаях будем решать позже, времени у нас еще много: после того как молодые подадут заявление в загс, пройдет полтора месяца. Сейчас о другом, вообще говоря, надо подумать... Свадьбу назначим...
Он вытянул из кармана маленькую книжку-календарь. Полистал ее. Выбрал субботний день, что попадал на середину августа. Отец Нигоры и старший дядя сразу согласились с Шерзодом. Сторона жениха тоже ничего не имела против этой даты.
Наконец по знаку Шерзода вынесли из внутренних покоев три шелковых бекасамовых чапана. Старший дядя поднялся со стула. Первый чапан он надел на свата Агзама, два других — на остальных сватов.
— С богом, поздравляю вас!
— Вот и стали родственниками, ата! — Шерзод среди всех гостей выделил отца Аброра.
В свою очередь Агзам-ата понял, что в этом доме Шерзод играет главную роль, вежливо поклонился ему:
— Спасибо, сынок, дай бог вам счастья! Пусть молодые до конца жизни будут вместе, пусть у них будет много детей и внуков, пусть живут в счастье и любят друг друга! Аминь!
Все провели ладонями по лицу и встали с мест. Когда вышли уже на улицу и начали прощаться, перед расставанием Шерзод многозначительно заметил, обращаясь к Аброру:
— Это ведь только начало. Хорошо то, что хорошо кончается.
— Самое главное — молодые любят друг друга.
— Да, но их счастье зависит и от нас с вами.
Аброр только сейчас съел плов, приготовленный в семье Нигоры, только что надел чапан, подаренный ему старшим дядей Нигоры. Он должен был ответить не иначе как вежливо:
— Будем делать все, что от нас зависит.
А возвращаясь домой, думал: «Шерзод намекает на то, что может испортить дело со свадьбой... Как было бы хорошо, если бы те проекты полежали без движения еще месяца два-три. Мы бы успели сыграть свадьбу до того, как начнется схватка с Бахрамовым! Пусть бы молодые успели до этого пройти загс! А схватки ему все равно не избежать...»
Вазира, услышав от Аброра, что свадьба назначена на август, встревожилась:
— Ай, как неудачно выбрали время! Надо было назначить или на июль, или на сентябрь. Первая половина августа — время, когда Малика будет сдавать приемные экзамены в институт. Конкурс страшный!
Аброр, поглощенный разными заботами, почти совсем об этом забыл.
— А вам до сих пор не удалось поговорить с проректором?..— спросил он жену.
Малика закончила десятый класс, получив похвальную грамоту. Уже перегнавшая ростом мать, она от тревог, что надвигались на нее, стала по-взрослому серьезной. Веселый смех, детская игривость совсем исчезли. Лицо вытянулось, шея удлинилась. А глаза расширились, смотрели на мир тоскливо и тревожно.
Аброр жалел дочь, глядя, как она днем и ночью, без устали и отдыха, с отчаянием каким-то готовилась к экзаменам.
Аброр с Вазирой, не откладывая визита, постарались побывать у проректора и у декана. Таких, как они, «просителей» оказалось много, и обещать им никто ничего не стал. Оставалось одно: создать для дочери все условия для занятий, следить, чтобы она вовремя ложилась и вовремя вставала—тогда голова будет всегда свежей.
Вазира отдала дочери самую тихую комнату в квартире, утром и вечером следила за ее питанием, ложилась спать после того, как засыпала Малика. Первый экзамен — письменная работа по математике. Результата ждали четыре дня. Вазира не спала две ночи. Узнали наконец, что Малика по письменной математике получила тройку. Если она все остальные экзамены не сдаст на пять, то в институт не попадет.
Вазира так расстроилась, что у нее начались постоянные головные боли, в глазах стали мелькать черные мушки. Поднялось кровяное давление, и пришлось принимать таблетки,прописанные врачом. Вскоре давление сбили, но головные боли не исчезли. Снова записаться к врачу Вазира не удосужилась, никак не могла выкроить время: приближалась свадьба Шакира, собралась на совет родня — решать, кто какую долю расходов, подарков возьмет на себя.
В сундуке Ханифы лежали несколько отрезов на платья из шелка и атласа. По обычаю, все наряды невесте должна была подарить сторона жениха, а все наряды жениху — сторона девушки. Штук восемь самых лучших отрезов из сундука будущей свекрови будущая невестка должна отнести к портному, сама выбрать фасоны, какие ей захочется, а стоимость шитья обязан оплатить опять-таки жених. Предназначенные для Нигоры пальто, плащ, кофты и другие вещи решили купить сестры Шакира и их мужья. Достать дефицитные белые туфли на высоком каблуке и сапожки на платформе выпало на долю Аброра: у него же машина, ему поискать легче будет.
В разгар всех этих хлопот пришел в движение проект нового русла Бозсу, подготовленный бахрамовской группой, строительство метро подошло близко к Бозсу, вопрос о прокладке трассы через канал стал неотложным.
— Вазира-хон, вы слышали неприятную новость? — Шерзод позвонил Вазире на работу. Голос его звучал встревоженно.
— О чем это?
— Ну как же... Ваш супруг вместе с несколькими метростроевцами готовит, оказывается, свой проект, противоположный нашему. Подводит, так сказать, мину.
Таким образом открылось Вазире, что значили долгие разговоры Аброра с метростроевцем Фаридом Галиевым, его уходы из дому вечерами на долгие часы. Аброр не говорил Вазире, какими делами занят. Мало того, однажды, когда Вазира обиделась на него, что, мол, у вас за военные тайны от ревнивой жены, Аброр вполне серьезно ответил ей злым встречным: «Когда вы стали соавтором Бахрамова, вы разве не скрыли этого от мужа?»
Вазира чувствовала, что Аброр намеренно не выходит в разговорах с нею за пределы домашних забот, что в отместку ей он готовит что-то, к их домашней жизни не относящееся. Подозревать мужа в том, что он, как говорят иные дамы, «завел себе женщину», у нее не было оснований. Значит? Значит, Шерзод попал в самую точку.
Спокойным голосом Вазира ответила Шерзоду:
Пусть они даже и подготовят что-то... проект все равно придет в главное управление. А Наби Садриевич одобрил наш. Почему вы беспокоитесь?
- Строители метро наш проект не одобряют. А у них очень большие права. Не считаясь с решением главка, они могут пойти прямиком в весьма высокие инстанции, где к мнению строителей метро прислушиваются.
— Если вам мало мнения Наби Садриевича...
— По-моему, настала пора пригласить из Москвы...
— Павла Данииловича?! — Вазира тут же эту идею подхватила, подумав, что Бахрамов в самом деле человек ловкий. «И умный администратор»,— добавила она мысленно.
— Конечно. Я только что звонил ему. Если главное управление пригласит, то он приедет.
— Фамилия его Катинов, да?.. Хорошо, что вы напомнили мне о нем, Шерзод. Я сейчас же зайду с этим к Наби Садриевичу.
Вазира положила трубку, взяла бумагу и ручку.
Коль приглашать за счет управления специалиста из Москвы, надо письменно обосновать необходимость вызова, с готовым текстом приказа идти к Садриеву. С красиво оформленной заявкой все в той же красивой папке, на которой вытиснено: «К докладу».
Садриев внимательно прочитал текст приглашения. Прикусив нижнюю губу, посидел минуту молча, не глядя на красивую Вазиру — на сей раз лишил себя этого обычного удовольствия.
— М-да, ваш проект в своем деле не нравится строителям метро,— сказал Садриев.
— Видимо, потому, что есть другой проект, который сбивает их с толку, Наби Садриевич.
— Кто же смеет переступить вам дорогу? Кто сии храбрецы?
— Точно не могу сказать. Один из них, кажется, инженер-метростроевец. Другой — из ирригаторов...— Вазира не решилась сказать начальнику об Аброре — язык не повернулся. Вместо этого заверила: — Наби Садриевич, если из Москвы прибудет Катинов, очень и очень^авторитетный специалист, вопрос будет решен... с пользой для нашего общего дела.
— Вы уверены? Приглашенный специалист будет на вашей стороне?
— Мы разговаривали с Катиновым еще в Москве...
— Да, перед вами трудновато устоять, Вазира Бадаловна...— усмехнулся Наби Садриевич. Помолчал. Решил: — Ну что ж, будем защищать честь своего мундира.
В тот же день в Москву на имя Катинова ушла телеграмма-приглашение.
Только возвращаясь домой, вспомнила Вазира, что сегодня ее дочь ушла сдавать второй экзамен.
Вазира открыла дверной замок, вошла в квартиру. Первым, кого она увидела, был Аброр, который чистил в коридоре брюки. — Малика вернулась?
Из кухни появилась Малика. Устало улыбающаяся. Аброр обернулся к Вазире:
— Можете ее поздравить.
— Четыре? — спросила мать, боясь произнести «пять».
— Нет, пять,— ответила Малика.
Вазира обняла дочь, начала целовать ее. И почему-то расплакалась.
Оказалось, что и Шакир у них в квартире; он вышел из гостиной,
раскрыл кожаную папку, которую держал в руке, достал пригласительный билет с рисунком розы и свадебными золотыми кольцами.
— Ишь ты, уже раздаете пригласительные билеты? И папка шикарная, прямо «к докладу». И билеты очень красивые, Шакир-джан.
Вазира не смотрела на Аброра. Не могла повернуть к нему свое заплаканное лицо.
— Если не начать сегодня, Вазира-апа, потом не успеем всех пригласить. Через пять дней уже в загс.
— Давай, Шакир, пошли...— это сказал Аброр. Ему непон-ятно было, отчего вдруг пролились слезы Вазиры, но спрашивать ее не хотелось.
Машина вишневого цвета стояла у дома. Братья спустились вниз. Пока садились в машину, что-то говорили друг другу. Вазира грустно наблюдала за ними с балкона.
В самом деле, отчего это она пустила слезу? Аброр, ее Аброр, муж ее, спокойно и буднично разговаривает дома об экзаменах Малики, о заботах, связанных со свадьбой брата, а исподтишка готовит таран, нужный ему, чтобы разбить, разгромить проект, ее проект, и все это держит в тайне от жены. И Вазира в свою очередь не хотела даже намекнуть мужу о том, какие они в главке приняли сегодня меры, чтобы перечеркнуть его замыслы, его проект. Тайная схватка между ними приобретала все более непримиримый характер, занимала все больше места в душе, наполняла Вазиру равнодушием ко всему иному. Она была и хотела радоваться пятерке дочери, но радость эта не трогала души, не доходила сегодня до сердца. Нет, нет, нельзя и дальше жить так: дома они одни, а на работе другие. Взрывное напряжение копилось в ней. Казалось, нервы, как струны, беспрерывно натягиваются. Может произойти взрыв, могут лопнуть струны. Однако ослабить их напряжение было уже не в воле Вазиры. Соавторство с Шерзодом, поддержка Садриева, на которого она имела определенное влияние, телеграмма в Москву — относило Вазиру все дальше и дальше от мужа, и течение событий, казалось, неостановимо, как неостановимо течение реки.
Она знала, что и Аброр уже не может отступить,— проект, подготовленный им вместе с ирригатором и инженером-метростроевцем, поддержали строители метрополитена, однако Садриев еще идет против них, защищая проект Вазиры (или ее, Вазиру?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39