Там, например, где будет двигаться кран —- а это полоса шириной более семидесяти метров,— не останется ни одного дерева. Могучие чинары, пышные акации — все они будут обречены на уничтожение. Их место займут горы вынутого грунта, а затем —нагромождения железобетонных конструкций.
Вазира представила, как решительно будет возражать против этого плана Аброр. Не удержала в себе мелкого мстительного довода: «Он же решил, не согласовав со мной, поселить в нашей квартире родителей, почему я должна, потакая ему, отвергать эффективный с экономической точки зрения проект?» Тут же одернула себя: «Дело, конечно, не в наших личных спорах! Эти деревья, сотни деревьев по берегам Бозсу близ стадиона — отрада для тысяч и тысяч горожан! Сколько раз мы сами отправлялись отдыхать туда в благодатную прохладу!» Это возражение самой себе прозвучало в ней голосом Аброра, будто он сейчас сидел у ее стола и смотрел прямо в глаза. «Опять эмоции,— тут же укорила Вазира себя.-- Близорукость, когда думают только о сиюминутных благах... близорукость... Если осуществить проект Шерзода, то... ведь можно в будущем вырастить деревья еще красивей и пышней. И до каких пор мы ради синицы в руках будем отказываться от журавля в небе?»
Номер телефона Шерзода, ей помнилось, был записан в карманном календарике. Вазира набрала нужные цифры.
Видимо, Шерзод поручал кому-то срочную работу, потому что и грубке еще до его «Алло, я слушаю» раздался сердито-решительный голос:
- ...Идите, и чтоб через два часа все было готово!
А потом Шерзод поднес трубку к уху и, едва заслышав, что это Вагира, разом изменил тон, обрадованно заворковал:
О, Вазира-хон? Неужели? Здравствуйте! Все ли у вас благополучно? Как дома? Сынишка поправился? Как, вообще говоря, на все это было необязательно: ритуал вежливости. Шертд и задавал все эти вопросы один за другим, без передышки, не дожидаясь ответов. Самое важное — тон голоса, обрадованный, немного игривый, но и уважительный, конечно. Как умелый певец, Шерзод вел мелодию, постепенно набирая высоту и усиливая звучность голоса, чтобы на самой ликующе высокой ноте задержать особое внимание слушателя.
— Ах, Вазира, Вазира! Признаюсь, вернувшись из Москвы, я ждал вестей от вас, звонка... хотя бы из управления... И вот... вы делаете меня счастливым.
— Я получила ваши документы, ознакомилась с ними,— постаралась Вазира вернуть Шерзода к делам, да и неудобно говорить об ином по служебному телефону.
— Бумаги?.. А... про увязку метро и канала? Ну и как? — словно между прочим спросил Шерзод, однако внутренняя тревога чуточку вопрос окрасила.
— Идея ваша... ну, раз уж вы признали, что я приношу вам счастье... мне понравилась...
— О, спасибо, Вазира-хон, спасибо
— Но есть в проекте такие места, что могут вызвать возражения. Потому-то я и хотела бы с вами их обговорить, прежде чем идти к своему начальству.
— Повторяю еще раз, Вазира, вы делаете меня счастливцем. Такой дружеский поступок — это... это... я не нахожу слов... А вы сегодня собираетесь идти к начальству, Вазира-хон? Может, и мое присутствие там необходимо?
— Было бы неплохо, я думаю. У Наби Садриевича могут возникнуть вопросы... Погодите! Я сейчас...— Вазира позвонила по внутреннему телефону в приемную начальника управления. Осведомилась у секретарши: — Тоня, Наби Садриевич у себя?.. Никуда не собирается уезжать?.. До которого?.. До двенадцати? Хорошо, спасибо. Шерзод, вы слышите?.. Наби Садриевич будет у себя до двенадцати часов. К одиннадцати сможете приехать? Сейчас?.. Нет, к одиннадцати... Сейчас десять. Хорошо-хорошо, тогда и поговорим обо всем. За оставшийся до одиннадцати часов срок ей надо успеть написать и отпечатать на машинке свое короткое предварительное заключение.. Только Вазира вернулась из машбюро в отдел, как раздался звонок внутреннего телефона и Тоня сказала, что Вазиру Бадаловну приглашает к себе Наби Садриевич. Вазира подписала перепечатанное заключение, прикрепила скрепкой к бумагам Шерзода, положила в специальную — для начальства — папку с позолоченным, весьма значительно звучавшим, хотя и не совсем понятным названием «К докладу»
— Я буду у Наби Садриевича,— сказала Вазира, проходя через первую комнату, мимо стола, за которым работал ее коллега, молодой архитектор.— Когда придет товарищ Бахрамов, Шерзод Исламович, вы его знаете, скажите, чтобы он поднялся в приемную товарища Садриева. Хорошо? У двери в коридор Вазира на мгновение остановилась перед зеркалом: в отделе работало немало женщин, да и из соседних комнат к ним забегали подружки «глянуть на себя в рабочем порядке».
Во многом из-за этого Вазира выбрала для себя вторую комнату, в глубине помещения. Сейчас она придирчиво оглядела себя, поправила ворот белой шелковой кофточки, рукой разгладила темно-серую юбку, чтоб складка к складке была прилажена... Выражением лица осталась довольна: деловое, целеустремленное... Один завиток волос падал на лоб. Зачесывать его Вазира не стала.
У Садриева очень просторный кабинет. На полу — огромный, яркой расцветки туркменский ковер. Кроме рабочего стола с телефонами в глубине комнаты вдоль окон протянулся длинный стол для заседаний.
Наби Садриевич сидел во главе этого стола, когда Вазира открыла дверь Вокруг склонились над большими листами чертежей пять человек. Один из них что-то записывал в блокноте, другой вел расчеты на логарифмической линейке, остальные внимательно изучали расстеленные листы сводного проекта. Наби Садриевич повернул голову на звук открываемой двери, кивком пригласил Вазиру подойти к своему рабочему столу, встал навстречу.
— Вы пока уточните проработку этих частей проекта,— сказал он сотрудникам.— Здравствуйте, Вазира Бадаловна!
Вазира уже привыкла к тому, что в этом кабинете всегда людно. Дел, которые требовали неотложного решения главного управления, много, очень много. Наби Садриевич (ему сорок пять, ранняя седина, однако, не старит, а, наоборот, естественно гармонирует с его живостью и энергией), чтобы успеть сделать все необходимое, решал более простые и легкие вопросы как бы между другими, более сложными.
Он поздоровался с Вазирой за руку, подвел ее к своему столу, достал из выдвинутого ящика вычерченные карандашом эскизы. Положил перед собой на столешницу. Это были изображения орнаментов для облицовочных плиток различного цвета, которыми предполагалось украсить стены одной из подземных станций метро.
Наби Садриевич был автором этих орнаментов. Вазира по возвращении из командировки подробно рассказала Наби Садриевичу о замечаниях москвичей, увидела, что его обещание подумать над советами коллег выполнено. Замечания эти, судя по эскизам, он принял. Вазира обрадовалась: вот так, по-деловому следовало бы всем работать, без амбиций двигать дело вперед.
Вы нашли очень удачное решение, Наби Садриевич! — сказала она искренне.— И плитки стали больше, и рисунок крупнее, и сохраняйся орнаментальные и даже каллиграфические традиции наших ташкентских мастеров.
Проницательность Вазиры и та быстрота, с которой она реагировала па сто работу, тронули Наби Садриевича:
Л вы сразу распознали ташкентский стиль! Но он же заметно отличается от стиля мастеров самаркандских и бухарских.
Л ведь та позолоченная ажурная резьба, которую вы предусмотрели колонн, тоже в стиле ташкентцев, не правда ли? Да. Им говорили, что интерьер каждой станции надо выдерживать в одном стиле. А мне пришлось как раз колоннами заниматься последовательности в стиле, там нет и не может быть совершенства!. Теперь эти эскизы следует просчитать в материале, превратить в рабочие чертежи.
«А это всегда требует времени и старательности»,— как будто услышала Вазира продолжение. И сама вызвалась:
— Пусть наш отдел займется этим.
Вазира собрала эскизы, сложила их стопочкой под бумаги Шерзода.
Наби Садриевич успел заметить в папке Вазиры бланк с собственной резолюцией:
— У вас, я вижу, ко мне и другое дело есть?
— Наби Садриевич, в ближайшем будущем нам придется столкнуться с вопросом, как прокладывать трассу метро через Бозсу, у стадиона. Я познакомилась с предложением по этой теме.
— Ну и как, заслуживает внимания?
— По существу это эскиз готового проекта, точнее — более подготовленного и обоснованного по сравнению с другими предложениями. Я написала на него предварительное заключение. И на недостатки указала.
Начальник управления посмотрел на работающих за длинным столом инженеров. Тихо переговариваясь, те продолжали заниматься своими расчетами.
Пробежав глазами заключение, Наби Садриевич сел в кресло, жестом предложил сесть и Вазире. Еще раз перечитал заключение Вазиры, задумался. Поглядел снова на инженеров. Чуть слышно побарабанил пальцами по своему столу.
Он лично придерживался мнения, что оба берега Бозсу должны стать своеобразными бульварами для отдыха, прогулок. Тихие набережные, без машин, ничем и нигде не пересекаемые... Сейчас концертный зал «Бахор» и расположенный рядом с ним трехэтажный дом занимают довольно значительную часть левого берега и настолько близко стоят к урезу воды, что не только для бульвара, но и для узенькой аллейки, по которой можно бы прогуляться, места не осталось. Сносить эти добротные здания жалко. Но если русло сдвинуть здесь метров на пятьдесят — шестьдесят ближе к стадиону, то искривленные его участки выпрямятся, край левого берега отодвинется от построек, и тогда людям привольно станет ходить вдоль канала — от самой Урды до парка Гагарина и дальше.
Вазира вздохнула и облегченно, и сожалеюще:
— Как мне самой все это в голову не пришло?.. Очень убедительно, Наби Садриевич! Разрешите, я перепишу заключение и первым пунктом обозначу в нем вашу идею.
Наби Садриевич передал Вазире бумаги, еще раз бегло просмотрев их.
— Значит, пойдет по вашему отделу?
Было в этом вопросе и некое предостережение. Вазира усмехнулась:
— Ответственность берем на себя!
Наби Садриевичу нравилась в Вазире смелость. Да и сама она, эта миловидная женщина, нравилась, было в ней особое очарование: по-современному раскована в слове, а держится сдержанно-застенчиво...
— Устоять перед вами, Вазира Бадаловна, очевидно, невозможно. Зайдите в плановый отдел и от моего имени передайте, чтобы они тоже занялись этим вопросом. Пусть и они на нас поработают... Но продолжайте собирать и изучать мнения других компетентных лиц. И передайте, пожалуйста, Бахрамову — пусть к работе подойдет со всей серьезностью и осмотрительностью. А то он иногда скользит по поверхности, с кондачка решает... Я надеюсь на вас, Вазира Бадаловна.
— Наверное, Бахрамов и сам сейчас в приемной. На всякий случай я пригласила его.
Зашумели за длинным столом. Видно, там действительно без обсуждения было не обойтись. Посматривают с нетерпением, когда начальник освободится от настойчивой собеседницы. Наби Садриевич развел руками:
— Мне пора к ним. А вы поговорите с Бахрамовым от моего имени. Будьте требовательной. Спуску ему не давайте! Он должен быть окружен и взят в плен на наших условиях! — Садриев улыбнулся, помахал рукой.
— Спасибо за доверие!
Вазира не успела закрыть дверь в кабинет Садриева, а Шерзод, мыкавшийся в приемной, подскочил к ней и, здороваясь, уже целовал ей руку. Тут же заметил, что у Вазиры вид строгий — пальцы так и норовят выскользнуть из его руки.
— Ну как дела? Порядок? Ажур?
— Пойдемте в отдел,— суховато ответила Вазира, непроизвольно убирая руку за спину и с облегчением убеждаясь в том, что Тоня куда-то вышла из приемной.
По пути, в коридоре, заметила только, что товарищ Садриев предъявил к проекту «бо-о-ольшие требования».
— Но все-таки отнесся к нему со знаком плюс? — спросил Шерзод, когда они уселись друг против друга за рабочим столом Вазиры.
— Плюс, плюс... только всю ответственность за обоснованность проекта мне пришлось взять на себя. Так что учтите...
Вот и славно!.. А я, вообще-то говоря, боялся, сильно боялся!
Шерзод широко улыбнулся. Пытался острить. Но потом вдруг примолк и принялся сосредоточенно потирать лоб, будто размышляя над тем, как же ему отблагодарить свою собеседницу — уважаемую, редкостно самостоятельную, умеющую, как никто другой, осчастливить человека.
Вазира-хон, недавно вы мне подали прекрасную идею: для будущего сооружения мрамор и каменную крошку. Вы приобрели, вообще-то говоря, большой опыт по интерьерам. А я много лег подряд занимался только проектированием жилья. Гранит, мрамор— все это материалы весьма каверзные. Вот я и подумал: не возьметесь ли за эту часть проекта вы сами?
Куда клонит Шерзод, об этом Вазира пока не догадывалась, но он затевал, судя по всему, серьезный разговор.
— Не скромничайте, Шерзод,— возразила она.— Вы архитектор, как и я. Мы с вами вместе изучали, как использовать крошку, гранит и мрамор...
— Все верно, но теоретические знания — одно, а опыт — совсем другое.
— Ну, если потребуется, я готова быть внештатным консультантом.
— Одними консультациями не обойтись, Вазира... Я прошу вас стать соавтором.
Вазира не сразу ответила. Конечно, быть одним из авторов крупного сооружения в самом центре города — лестно. Верно и то, что вряд ли в группе Шерзода есть достойный специалист по облицовочным материалам и интерьерным украшениям. Ее творческое честолюбие получало возможность проявиться заметно, крупно. А муж? Она и так пошла, можно сказать, против заветной мечты Аброра, поддержав проект Бахрамова. Впрочем .. Она, Вазира, самостоятельный человек. В служебных обязанностях, в творческих вопросах — тем более... И опять она не могла убить, задавить в себе чувства обиды на мужа, раздражало ее и то, что он потакал капризу своих стариков; ее-то он в расчет не принял, с нею не посоветовался! Это тягостное ощущение будто оправданной мести мужу, которое почти рассеялось после того, как предложение Бахрамова она сумела провести через Садриева, теперь вновь будоражило душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39