Дома нас ждут не дождутся дети.— И уже в машине, на большой проезжей улице, Вазира добавила: —Для меня дискуссия закончилась, разговор о работе пускай и остается на работе. Терпеть не могу мужей и жен, которые без конца спорят о работе и дома, и на улице. Дома хватает домашних забот!
— И все же...
— И все же я не могу отказаться даже ради вас от своих идей, от проекта, который уже, кстати, утвержден управлением!
И Аброр, и Вазира всю дорогу молчали. Поставили машину в гараж, пошли к дому. Все молча.
Кооперативный дом напротив родного подъезда снова напомнил Аброру о Шерзоде Бахрамове.
Еще прошлой осенью были возведены стены и крыша дома. Правда, темные провалы, предназначенные для окон и балконных дверей, зияли еще целый месяц. Деревянный забор вокруг строящегося здания — помеха и пешеходам, и автомобилистам — искривился и долго мозолил глаза. Наконец сравнительно недавно окна и двери были вставлены на свои места, закончились внутренние отделочные работы, сняли и надоевший деревянный забор. Двор очистили от строительного мусора, посадили цветы и деревья, так что теперь двор приобрел несколько более приличный вид. Дети начали играть во дворе, не опасаясь грузовиков и падающих кирпичей. Во все квартиры нового дома вселились жильцы, и стало в общем дворе многолюдно до тесноты. Два дома оказались слишком близко друг к другу, и это становилось причиной многих неудобств, хотя бы потому, что шум из окон одного дома наслаивался на шум из другого.
Аброр каждый раз раздражался при виде дома-соседа, назойливо близкого и к тому же архитектурно не вписывающегося в комплекс. Но что поделаешь — приходится к нему привыкать, как привыкают, например, к родимым пятнам.
Сегодняшний спор с Вазирой разбередил старую рану. Бездарный, халтурно сооруженный «шедевр» нашел «посадку» в их дворе благодаря Бахрамову. И это еще больше раздражало и настраивало Аброра против Шерзода и против Вазиры.
Он не касался теперь ее соавторства. Но ее согласие войти в бах-рлмовскую группу громоздилось меж ними невидимой стеной даже им да, когда они были наедине.
И мужа, и жену мучила бессонница.
— Запомните, Вазира,— сказал как-то ночью Аброр,— мы можем крепко столкнуться с вами на рабочей тропинке нашей жизни! Я ведь не отступлю...
— Не стоит меня пугать. Лучше не вмешивайтесь в это дело, советую.
— Ну что ж, посмотрим.
На другой же после их спора на берегу канала день он разыскал знакомых инженеров, проектирующих метрополитен. Они работали в тесном одноэтажном здании напротив «Детского мира». В конце длинного коридора в малюсеньком кабинетике нашел голубоглазого Фарида Галиева. Аброр знал, что именно Галиев занимался проходкой тоннеля по дну канала и что именно Галиеву управление передало все чертежи и документацию бахрамовского проекта.
— Вы согласились принять проект нового русла Бозсу?
— Принять-то приняли, но, говоря откровенно, сейчас нам не до него. Вопрос практической его реализации будет рассматриваться в будущем году.
— Вот как... Значит, сроки снова отодвинулись?
— Да, не хватает бетона. А там ведь предлагают забетонировать новое русло длиной с километр. Зачем тратить столько, когда у нас и другие работы уже стоят из-за недостатка бетона.
— Выходит, ты против бахрамовского проекта?
— Да я-то что... У него много противников. Я вон разговаривал с ирригаторами. Новое русло ни к чему, говорят. Шутка ли, двинуть с места Бозсу? Целую реку, в общем-то.
— Фарид, дружище, я тоже придерживаюсь такого мнения! — И Аброр рассказал Фариду все, что накопилось на душе.— Давай встретимся после работы. Ты пригласи своих ирригаторов. А, Фарид? Посоветуемся!.. Мы все-таки ташкентцы! Нельзя же позволять наш город портить!
— Вообще мнение моих друзей очень близко к твоему.
— Ну вот видишь... Где встретимся? У меня, а?
— Нет, лучше к нам приезжай домой. Запиши адрес...
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Агзам-ата, Ханифа и Шакир переехали наконец на новый участок.
Рановато, конечно. С крыши дома свисали султаны камышового покрытия, стены оштукатурили наспех, только в одной комнате были настланы полы. Воду приходилось таскать со двора ведрами. Газ не подведен.
Ханифа разжигала дрова, дула на робкое пламя, и в глазах ее вскипали слезы.
Когда Аброр приехал навестить родителей, он увидел, что все трое новоселов сидят в одной комнате, согреваются у танчи1. Ханифа-хола принялась тут же упрекать старшего сына:
— Сами в раю живете, а мы тут... умрем от холода, так вам, видно, все равно будет!
— Сами же мне уши прожужжали: поедем на свой участок да
1 Танчи —земляная печь, накрытая сверху ватным одеялом.
поедем! Вот вам и свой участок! Не нравится, вон машина стоит, садитесь, отвезу опять на квартиру.
— Да поди-ка ты со своей квартирой! У нас тут свои заботы есть, глянь, сколько саженцев тянется!
Ханифа-хола любила груши. Осенью Агзам-ата посадил четыре грушевых деревца, а между ними (когда-то еще груши дадут плоды!) разместил персиковые саженцы.
— Персики начнут давать плоды раньше, а постепенно войдут в силу и груши,— объяснял он жене.
— Да будь они неладны, персики твои да груши! Доживу ли до них? Сначала вы газ проведите! Жить не могу из-за дыма этого! — сказала Ханифа, закашлявшись.
— Потерпи, жена, потерпи, насчет газа Аброр хлопочет! Агзам-ата не оставил во дворе ни клочка пустой земли. Посадил
клубнику, высеял даже ячменно-люцерновой смеси немного. «Летом люцерна хорошо пахнет».
Любил Агзам-ата заниматься крестьянским трудом, не говоря уж о труде мираба, а вот прокладывать железные трубы, провести в дом газ, настилать полы, застеклять окна, оборудовать разные двери — это для него было сущим наказанием. Не потому, что очень уж тяжело всем этим заниматься, а потому, что такие работы пожирали массу денег. И материалы влетали, как говорится, в копеечку. И газовщики с плотниками не скромничали, запрашивали втридорога. Шакир отдавал отцу почти всю свою зарплату. Помогал каждый месяц деньгами и Аброр. Но денег все равно не хватало.
Агзам-ата всю зиму проработал сторожем на соседней стройке. Весной строительство значительно расширилось, и ему потребовался еще один сторож. Агзам-ата ухитрился вторым сторожем оформить свою Ханифу, а подменять ее сплошь да рядом приходилось самому. Чуть ли не каждые сутки с шести часов вечера до восьми утра он был занят теперь там, а потом придет и, не зная отдыха, вкалывает на участке.
К тому же Ханифа каждый день еще и пилила его насчет газа. А что тут сделаешь, коли на их улицу газ еще не дали, труб ждут не дождутся. Аброр побывал в разных учреждениях, ему пообещали, он поверил, ждал до самой зимы, но ничего не вышло. Тогда он на свои деньги взял и купил баллоны с привозным газом. Тот день, когда Ханифа-хола начала готовить пищу на газе, был просто праздником. Мать на редкость щедрой оказалась в благодарностях:
— Спасибо тебе, Аброр-джан, милый ты мой сынок, спасибо. Дай бог, чтобы и ты увидел добро от своих детей, а я так прямо ожила!
В субботу Аброр снова навестил родных. Заехал на стройку за отцом. Тот вышел к машине, заложил руки назад, согнулся, еле-еле на ногах держится.
Аброр остановил машину рядом с отцом, изнутри открыл заднюю дверцу.
— Ух! Совсем из сил выбился... Не знаю, что со мной случилось. Давеча вышел из сторожевой будки, голова странно как-то закружилась. И задыхаться начал... Испугался, что упаду. Присел на штабель досок, слава аллаху, отошло.
С тревогой и жалостью смотрел Аброр на отца. Щеки просто провалились, лицо пожелтело.
— Зачем вам все это надо, отец? Хватит сторожить. Посидите спокойно дома.
— Я и сижу в сторожевой будке... спокойно. Изредка обхожу площадку строительную. Работа не тяжелая. Оплачивается хорошо.
— Недосыпаете вы — вот в чем дело.
— Что же делать, Аброр-джан? Неналаженная жизнь — это как пещера, там живет ненасытный дракон, все проглатывает... Ты помогаешь нам. Шакир хорошо зарабатывает. А денег все равно не хватает. Еще Шакира надо женить. Можно ли привести в неустроенный дом невестку?
Свадьба Шакира должна была, по родительским расчетам, состояться еще в прошлом году. Но переезд и строительство нового дома заставили отодвинуть сроки еще на год.
Весной, когда созрел урюк, Ханифа-хола приготовила лагман1.
Агзам-ата сидел вместе с сыновьями, ел да похваливал.
— Э-эх! — воскликнул он внезапно, схватился за щеку, потом вытащил изо рта двумя пальцами маленькую косточку.— Вот те на! Оставалось у меня всего-навсего три зуба, так один из них выпал. Разве от лапши зуб может сломаться?
Лагман был съеден. Приступили к чаю. Агзам-ага заговорил грустно и тихо:
— Сыны мои, кажется, подходит срок... За семьдесят уже... Сожалеть мне не о чем, все, что можно, уже сделал. Почти все. Вот участок до конца не обиходил. Да это уж вы как-нибудь сделаете без меня. Но давайте-ка побыстрей сыграем свадьбу Шакира. Коль умру, то ведь свадьба-то опять отложится.
— Не говорите так, отец. Вы еще будете нянчить детей Шакира.
Нет, Аброр-джан, нет. Неважно себя чувствую, неважно. Пока глаза мои не закрылись, хочу увидеть, как Шакир обзаведется семьей... Ты разузнай у него насчет невесты,— сказал он Аброру совсем тихо, почти шепотом на ухо. (Шакир деликатно отвернулся.)— На будущей неделе и посватаем, а?
Шакир стеснялся рассказывать родителям о Нигоре. Иное дело — старший брат. Аброр с прошлого года, с того самого часа, когда он отвез младшего брата на свидание, успел немало узнать о невесте Шакира, оказавшейся — увы, но ничего не поделаешь! — племянницей Шерзода Бахрамова. Впрочем, Нигора самостоятельная и разумная девушка. Бахрамов не сможет помешать ее свадьбе, даже если бы захотел: родители девушки знают Шакира и одобряют выбор своей дочери.
— Кажется, тут проблем нет, Шакир? — спросил Аброр, когда младший брат провожал его до калитки к машине.
— Оно-то так, но вот свадебные обряды... обычаи всякие... их,
Лагман — мучное блюдо вроде лапши, с мясом, овощами, под соусом.
Оказывается, так много, и все они такие канительные... Как подумаю, сколько чего надо учесть, голова кругом идет.
— Да, тут старое с новым переплелось накрепко, наслоилось друг на друга, так что и не оторвешь. Со старыми обрядами и расходов и хлопот становится вдвое больше. А пользы никакой. Вы с Нигорой должны избежать ненужной показухи.
— Но как избежать? Все ведь зависит от родителей,— заметил Шакир.
— Ну, не все... Пусть-ка Нигора поговорит со своими родителями. Я с отцом поеду сватать. Если они дадут согласие, то никаких промежуточных обрядов делать не станем. Фатыха-той, помолвка, к примеру, зачем? Резать барана, везти мешок риса, печь до двухсот лепешек — кому все это нужно задолго до свадьбы? А вот такой обычай, как «аксолор» — «белый знак», мне лично нравится. Это когда сторона невесты посылает жениху кусок белого шелка и сладости. Сладости раздаются соседям жениха, а белый шелк означает пожелание светлого пути будущей семье. В этом есть какая-то поэтичность.
— Ну, не уверен. Не возьму в толк, зачем каждый раз привлекать к нашему делу соседей, чуть ли не всю махаллю?
— Тут есть своя логика, Шакир. Строится новая семья. Вот вы и должны видеть и помнить: множество рук клало кирпичи в это новое здание. А то ведь как бывает? Четыре человека соберутся, поставят на стол две бутылки, и все. Семью, создаваемую столь легко, боюсь, разрушить тоже нетрудно. В иных городах половина всех молодых семей оказывается непрочной. А в наших махаллях разводов, сам знаешь, мало бывает, из десяти семей, может, одна рушится. Так ведь?.. А трудностей,— Аброр решил закончить разговор шуткой,— трудностей на собственной свадьбе не пугайся. Испытаешь их вдоволь, тем верней будешь: не захочешь вторично жениться.
А Нигора, оказывается, жила в кооперативном доме, так неуклюже поставленном в их дворе. С тех пор как Аброр об этом узнал, сам этот «шедевр архитектурной мысли» стал пробуждать в нем иногда и теплые чувства.
Однажды вечером Аброр вошел в этот дом вместе с отцом и старшим зятем, мужем старшей своей сестры; празднично одетые, степенные, хотя и немного смущенные ролью сватов, они медленно поднялись на третий этаж.
И одним из первых, кто вежливо вышел им навстречу, кто учтиво ожидал их на лестничной площадке, был Шерзод Бахрамов. Дядя Нигоры. Младший дядя, но, видимо, пользуется уважением в доме.
Все вошли в гостиную. На одной из стен висел большой красивый шелковый ковер. Сервант, до отказа заполненный японским фарфором и чешским хрусталем, сверкал вовсю. На мягких стульях бросались в глаза красные бархатные накидки. Белоснежность скатерти подчеркивали умело расставленные по столу виноград, урюк и груши; здесь же зажаренные целиком куры, нарын с тонко нарезанными кружками конской колбасы; на приставленном к углу большого стола маленьком столике сгрудились бутылки боржоми, армянского коньяка, водки.
Принесли шурпу. Шерзод обернулся к старшему за столом:
— Агзам-ата, если разрешите... по маленькой...
— Наливайте спокойно, сынок. Всем, кто хочет и может. Я попью чаю. Не стесняйтесь... Дай бог всем радости!
После второй рюмки у всех языки подразвязались. Начали говорить о молодых.
— Звезда вашей дочери сошлась со звездой нашего братишки,— начал витиевато Аброр.— Иначе мы не смогли бы встретиться за этим прекрасным дастарханом. Как говорится, если суждено, то в скором будущем станем и родственниками.
Отец девушки — среднего роста, полный, представительный мужчина лет сорока пяти — приложил ладонь к сердцу, склонил курчавую голову:
— В добрый час!
Съели плов. Посуду унесли на кухню. После этого заговорил старший дядя девушки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39