..
Садриев посмотрел на снятые с запястья и положенные на стол наручные часы. Тридцать минут прошло.
— Будем закругляться, товарищи?.. Значит, Агзамов сдает все рабочие чертежи в прежний срок. Расходы, связанные с его предложением, надо покрыть за счет плановой экономии... Отдельные детали общего проекта поручить товарищу Яминову, еще и еще раз уточнить в самом институте в процессе работы. Когда увижу Сайфуллу Рахмановича, скажу ему о том же. Впредь не будем, товарищи, увлекаться дискуссиями — сроки не позволяют. Большие дела надо делать в согласии. Верно говорю, товарищ Агзамов?
Яминов ушел из главного управления в одиночестве.
В райвоенкомате второй отдел — а в его ведении находился призыв и армию молодежи, получившей высшее образование,— возглавлял, молодой, высокий, подтянутый человек с несколько усталым лица и внимательным взглядом.
Товарищ майор, я пришел к нам по делу... необычному.
11редетавившись, Аброр коротко рассказал о поведении Алибека, как переживает это вся семья.
Майор тут же нашел в картотеке документы Алибека Бадалова.
День был очень жаркий — сорок два градуса в тени. Аброр то и дело вытирал лицо и шею платком. А молодой майор в сапогах да еще в портупее через плечо, казалось, не замечал жары вовсе. Он спокойно перелистал бумаги в папке Алибека. Вытащил ту злополучную с просьбой не призывать его в армию из-за болезни матери.
— Алибек Бадалов, товарищ майор, хочет разводиться с женой.
Хотя жена и прописана в этой квартире, но она какое-то время не жила со свекровью, ушла от мужа. Но официально развода до сих пор нет. И, скорей всего, не будет. Невестка сейчас вернулась к свекрови, будет жить с ней вместе... Муж, Алибек, ушел сейчас из дому. Но думаю, что ненадолго... Отсрочка от призыва кончается. Невестка обязуется присматривать за Зумрад Садыковной... Спасая Алибека, сумеем, может быть, и семью спасти.
— Вы правильно сделали, товарищ Агзамов! Разрешите вам сказать это... Вы свой гражданский и человеческий долг правильно поняли! Отсрочка его вот-вот кончается. Так что на днях получит повестку.
...Спустя два дня в райвоенкомате появился Алибек, вызванный повесткой.
Майор бросил внимательный взгляд на длиннющие волосы парня, на его бородку и руки.
— Садитесь, Бадалов. Вот на этот стул... Где работает ваша жена?
— В школе. Учительница.
— Живете втроем, вместе с матерью?
— Да.
— Почему вы представили справку о том, что присмотреть за вашей больной матерью некому?..
— Не я представлял, мать представила.
— Вы заставили мать это сделать, а сами спрятались за ее спиной,— в голосе майора прозвенел плохо скрываемый гнев.
— Я не прятался! — с раздражением воскликнул Алибек.— У меня были особые обстоятельства, которые не хочу здесь излагать.
— Я знаю эти обстоятельства...
— Это мое личное дело!
Глаза майора словно огнем вспыхнули:
— Младший лейтенант запаса Бадалов! Встать!
Алибек проходил военную подготовку и, что такое воинская команда, знал.
Бадалов быстро встал со стула. Энергично поднялся из-за стола и майор. Еще более жестким голосом скомандовал:
— Смирно-о!.. В соответствии с советскими законами за уклонение от воинской службы вы, Бадалов, должны быть отданы под суд... Статью и срок знаете?
Наполовину заросшее бородой лицо Алибека побледнело.
— Товарищ майор, я не уклоняюсь от военной службы.
— А эта дезертирская справка?
— Я не дезертир!.. Товарищ майор, я... готов служить...
— Отставить разговоры! В течение двух часов постричься. Бороду сбрить. Приобрести облик людей, призывающихся в Советскую Армию! Как поняли?
— В течение двух часов... Обрести облик призывающихся в армию...
— Как надо отвечать командиру?
— Есть, товарищ майор.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Если бы вишневые «Жигули» могли говорить! Они бы в это лето непрерывно жаловались на свою судьбу и даже кричали «караул».
Ручной тормоз все еще не исправлен, искорежена выхлопная труба, померк блеск на крыльях капота. Аброр никак не мог выбрать время привести машину в порядок. Он гонял ее без отдыха, да и себя не жалел.
Раза четыре пришлось ездить из одного края Ташкента на другой, с юга на север, с востока на запад, пока наконец не удалось найти сносный участок для отца с матерью. Цена оказалась вполне доступной, сам участок располагался в довольно тихом и уютном месте, к тому же неподалеку от воды, на высоком берегу Бурджара1.
Сбросив с себя эти хлопоты, пожалуй самые тяжелые, Аброр поздно вечером вернулся домой, где его новыми заботами встретили дети.
— Папа, Алишер едет в «Первое мая». И я хочу в «Первое мая». А в «Зорьку» не поеду!
В детской комнате Вазира, просматривая заранее составленный список, собирала вещи Зафарчика для пионерлагеря. Малика свои вещи уже собрала.
— Это что за «Первое мая»? Где это? — спросил Аброр сына.
— За Чимганом. Мама знает.
— Они хотят поехать в горы,— объяснила Вазира.— А в нашем управлении путевки только в «Зорьку», под Ташкентом. Туда Малика тоже не хочет ехать.
Малика подтвердила:
— Из этой «Зорьки» убежим! Что за лагерь — город и город... Издерганный за день Аброр прикрикнул:
— Хватит болтать! В какой лагерь есть путевки, туда и поедете!..— И пригрозил Малике: — Будете лето сидеть дома.
Дети притихли. Вазира почувствовала, что у мужа нервы на пределе, и поспешила на кухню.
Спасение наше от всех бед — чай. До еды — чай, после еды — чай, без еды, вместо еды... Прихлебывая душистый напиток, несколько успокоившийся после душа, Аброр рассуждал:
— Всем-то надо угодить! Всем что-то должны сделать, на просьбу чью-то откликнуться... Там родители выбирают участок... Здесь дети выбирают лагерь.
Вазира поставила перед мужем глубокую тарелку супа, заправленною кислым молоком.
Когда есть из чего выбирать, люди выбирают. Хуже, когда нет.
У нас с тобой нет выбора... Снова обивай пороги, проси! Наверное, и по твоему списку мы еще должны уйму вещей купим» в магазинах?
Бурджар —буквально: «Волчий яр» — приток Бозсу, проходит по части Ташкента.
Аброр-ака, не без этого... Приехали бы вы пораньше, еще
один маршрут пришлось бы сделать в «Детский мир». Одежда для походов... Парадная форма... Кеды, тапочки — все надо обновить.
— Как мне все это надоело!
Аброр, не доев супа, встал с места.
Душно, очень душно... Бетонные стены дома целый день впитывали жар, раскаляясь, будто поверхность печи, а вечером и ночью источали его — в квартире духота-духотища. Чуть ли не все двадцать четыре часа. Аброр открыл все двери и окна, долго проветривал комнаты. Но так и не смог заснуть до двух часов ночи. Двор на берегу Бурджара, помост во дворе под тенистым урюком — вот где прохладно! И в Чим-гане сейчас, куда собираются на отдых его дети, свежая, даже бодрящая прохлада. Самые дорогие люди стремятся в хорошие места, на природу — ну как же им не помочь? Кто, если не он, поможет?
Эта мысль незаметно примирила Аброра с предстоящими новыми заботами, и он заснул.
А на другой день, когда пришлось после работы бегать по магазинам, им снова овладело раздражение. На всех и вся. Даже машина раздражала. Ему казалось, не слушалась руля. Рычаг не переключался на нужную скорость. И руки не подчинялись шоферу... Машина вихляла, двигалась неровно, будто новичок сидел за рулем.
Как бы там ни было, а «жигуленок» и на сей раз выручил. Без него Вазира не закупила бы необходимого детям для лагеря всего за три вечера. Правда, будут или не будут путевки в Чимган, не было известно до последнего момента. Лагерь принадлежал другой организации, и лишь перед самой отправкой автобусов с детьми Вазире наконец продали две горящие путевки — их держали для детей каких-то важных товарищей, но они тоже, может быть, поменяли их на другие места отдыха.
Оформление путевок требовало времени, автобусы уже ушли, и Аброру теперь предстояло отвезти детей вдогонку опять же на безмолвном, многотерпеливом «жигуленке».
Путь неблизкий... Перевал через Чимган... Серпантин на двухтысячеметровой высоте. Уйдет весь остаток рабочего времени на поездку. А в мастерской его ждут неотложные дела, сроки сдачи рабочих чертежей поджимают. Он усадил в машину детей, поехал к себе в институт, отпросился там с условием, что дела, которые надо было сделать сегодня, он заберет домой и снова наверстает за ночь.
Подхватили по дороге маму — Вазира тоже отпросилась у своего начальства. Ну конечно, Наби Садриевич не может ей отказать! Поехали... Перевалы, жару, серпантин, плохое настроение — все преодолели, за два часа доехали до «Первого мая».
Здесь прохлада. Склоны гор блестят. В чистом воздухе будто каждый кустик, каждый камень излучает свет.
Вазира пошла с детьми к начальству лагеря. Аброр вытащил из багажника складной брезентовый стульчик, устроился в тени. Смотрел на снежные вершины гор, которые хранили тишину и вековое спокойствие... Напряжение, однако, не спадало. Во всем теле он еще ощущал скорость движения машины, ее нескончаемое кружение на серпантинах; суета города не отпускала его, хотя внешне казалось, он был спокоен и расслаблен.
Вазира возвратилась и, взглянув на часы, заторопила:
— О, уже больше четырех! Давайте-ка, Аброр-ака, поехали.
— Посидим немного, посмотрим на горы, ханум... В багажнике есть еще один стульчик. Достать?
— Я вдоволь налюбовалась горами по пути сюда. На обратном пути еще насмотримся.
— То мелькание, дорогая моя ханум...
— Ну вот, опять вы недовольны. Раньше люди на конях добирались сюда за два-три дня из Ташкента. А вы...
— А я завидую им. Они двигались с утра до вечера, не спеша, наслаждались красотой природы, на привалах размышляли о жизни, о вечности... А мы теперь мчимся, мчимся, мчимся, и эти горы проходят стороной.
— Ну ладно, ладно, философ, я должна успеть на работу, а вечером сходим к матери.
— Вот и вы, ханум, все куда-то мчитесь, мчитесь.— Аброру не хотелось подыматься и снова садиться за руль.
— Уже без малого пять, мама ждет. А вечером вы ведь еще хотели поработать дома!
И снова в путь, снова помчались по горным дорогам.
Когда они спустились к Бостанлыку, руль вдруг начало тянуть вправо. Аброр остановил машину на обочине, вышел посмотреть, не ослабло ли крепление переднего колеса. Нет, с креплением было все в порядке, но с левого переднего колеса потихоньку стекала тормозная жидкость. Понятно. Из-за того, что тормоз левого колеса не держал, машину при нажиме на педаль заносило вправо.
— Нашей спешки не выдерживает даже железо! — буркнул Аброр жене, которая тоже вышла из машины.
Аброр осмотрел и остальные колеса. Тормоза их еще держали, только сильно перегрелись. Аброр поднял крышку капота, в пластмассовом цилиндре тормозной жидкости оставалось на донышке... Если не держит один из тормозов, но держат другие, ехать можно.
Аброр залил цилиндр тормозной жидкостью из бутылки, припасенной для подобных случаев, и, махнув рукой, сел за руль. Двинул дальше.
Он надеялся как-нибудь добраться до Ташкента.
Вдруг перед машиной (дорога шла по высокому берегу реки Чирчик) выскочил теленок и побежал, задрав хвост, поперек дороги, мо диагонали. Аброр со всей силой нажал на тормоза. И сразу: ошибка, он сделал ошибку! Когда выходит из строя тормоз одною колеса, никак нельзя жать так сильно. Машина качнулась, краем пратно борта зачиркала по земле, сошла с асфальта и продолжала к обрывистому речному берегу... Слава аллаху, гравий движение, вцеплялся в шины. Аброр резко отпустил тормоза, уцепился «а руль, завертел-завертел им. Теперь стоп!
Машина остановилась у края обрыва.
В лице Аброра ни кровинки. Еле слышным голосом попросил:
— Дайте воды
Вазиру бил озноб. Она обернулась, из чехольного кармана, приделанного к спинке переднего сиденья, вытянула бутылку. От той воды, что они утром взяли в путь для детей, осталось совсем чуть-чуть. Вазира зубами (руки не слушались) вытащила пробку.
Аброр глотнул и ладонью вытер губы.
— Еще метр — и мы бы полетели в Чирчик.
— Но почему так... вдруг?
— Это все из-за тормозов.
— Что же будем теперь делать?
— Если хотим жить, надо тут же исправить тормоза. Поищем мастера. Бостанлык тут рядом... райцентр.
Аброр осторожно повел машину. Въехали в райцентр. Пока они нашли мастерскую, расспросив множество людей, солнце склонилось к закату. Мастер по ремонту уже ушел домой. Аброр посадил в машину молодого парня, согласившегося показать дорогу к мастеру, и еще долго, осторожно и медленно, ехал, пока добрался куда было нужно. Пожилой мастер осмотрел колеса.
— Тормозами заниматься не имею права,— сказал он поначалу.— В Ташкенте это сделают в мастерских, куда вы прикреплены. А тут... Видите, пломба. Ежели кто-то ее сорвет, то потом мастерские вас обслуживать не станут.
— Знаю... Но не могу же я эту колымагу на плечах нести до Ташкента. Там ведь тоже люди. Объясню, что случилось это на дальней дороге. Сделайте, пожалуйста, прошу вас.
Наконец мастер сдался. Что надо — сделал.
Теперь машину вправо не заносило. Но Аброр ехал с чрезвычайной осмотрительностью. «Хватит мчаться! Хватит вечной спешки!— говорил он себе.Г—Доберемся домой благополучно, так разобьюсь в лепешку, но в эту же субботу займусь машиной всерьез, отдам в мастерскую».
Осуществить это благое намерение Аброру, однако, не удалось: переезд родительской семьи в квартиру сына пришелся как раз на субботу
Боже ты мой, сколько же всего накопилось во дворе за десяток лет! Всякие ведра, казаны, корыта, железные кровати, столы и столики, деревянные лестницы, даже старые коромысла, уже не нужные при водопроводе,— ничего не хотела оставлять в покидаемом дворе Ханифа
— Ну что вы будете на третьем этаже делать с коромыслом, мама? — раздражался Аброр.— Зачем нужна керосиновая лампа?
— Делай свое дело, а я буду — свое... Мало ли что? Все это может понадобиться,— возражала Ханифа-хола, загружая машину.
Родителям Аброра Вазира отвела комнату с балконом; диван, стол и стулья выносить в другие комнаты не стали, так что старики въезжали, в общем-то, на готовое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39