— Но, видно, иммунитетом обладают еще не все... Как иначе можно объяснить, что мое предложение считаться с природой различных деревьев, правильно сочетать растения общесоюзных видов распространения с местными видами вдруг квалифицируется как национальная ограниченность? Да, здесь сейчас произошел опасный перекос, вызванный действием вышеупомянутого гормона. Или вируса, уважаемый Сайфулла Рахманович, если вам угодно.
Рахманов резко встал, нервным движением схватил свою папку, выпятил грудь, как на трибуне.
— Я решительно отметаю эти голословные обвинения. У меня нет больше времени для словопрений с вами. Вы со мной не согласны? Можете обратиться в главное управление. Но при всех условиях буду требовать от вашей мастерской точного выполнения проектного задания и точного соблюдения графика сдачи рабочих чертежей...
Аброр не спеша собрал бумаги. Бледный и прямой, направился к двери. Не проронил больше ни слова.
Он вернулся домой с дикой головной болью и тяжестью в левой стороне груди.
Нервное напряжение не спадало, долго в ушах все звенели и звенели директорские попреки и поучения. Все рабочее время после посещения директора Аброр морщился, будто от занозы, которую никак не удается вытащить. Мысленно он продолжал спор с директором и в машине, по дороге домой. В центре нежданно-негаданно грубо нарушил правила обгона, его остановил милиционер, пробил «дырку» в талоне. Аброр сначала просил милиционера простить нарушение, потом вздорно пререкался с ним. Весь издерганный, проехал еще два квартала и опять неожиданно для самого себя решил остановиться около гастронома. Постараться бы забыть все к черту, найти способ расслабиться, разрядиться! И вот сейчас в портфеле позвякивают бутылки.
...В прихожей, куда он вошел, тихо открыв дверь своим ключом, Аброр постоял некоторое время молча, настороженно, ожидал, не выйдет ли кто-нибудь навстречу с плохой вестью о болезни Зафара. Неприятности, как правило, в одиночку не ходят. Но тут из кухни вприпрыжку выбежал Зафар. Завидев отца, метнулся обратно.
— Мама, папа пришел! — прокричал радостно.
На душе Аброра чуточку отлегло, и он различил приятный запах тмина и жареного мяса. Вперед, на кухню! Быстрее!
Зафар знал, что отец любит слоеную самсу1, и потому не замедлил громогласно возвестить:
— Сегодня у нас самса! А вы, папа, опоздали... Ох и наелись же мы!
— И папе ничего не оставили! Почти ничего,— пошутила Вазира, открыла духовку и стала вынимать из нее аппетитные румяные пирожки.
— Будто знал, что отменная закуска будет, купил кое-что...— Аброр устало опустился на глянцево-белую кухонную табуретку, раскрыл портфель. На свет божий выглянули бутылка грузинского коньяка «четыре звездочки» и еще одна — с какой-то малознакомой этикеткой
Вазира взяла эту бутылку в руки:
— Батюшки мои, «Старый замок»! Где это наш папочка сумел достать? Вы просто молодец, папа!
Вазира любила показать себя хорошей хозяйкой и в дни, когда она могла остаться дома, потчевала Аброра его любимыми блюдами. Обращение друг к другу на «вы» не отдаляло, воспринималось, напротив, как выражение особой, нежной уважительности. В узбекском языке «вы» повседневно и естественно. В случаях разлада между говорящими — а такое, как и во всякой семье, бывало и у них — вместо «сиз» звучало «сен» — «ты». Оно не равно русскому — означает высокомерное отношение одного человека к другому, явное неуважение к нему или даже стремление ударить словом.
Лброр собирался с силами, чтобы настроиться на тон Вазиры, будто хотел укрыть свои тяжелые впечатления сегодняшнего дня м какой-то мешок, который следовало потом выбросить вон.
Почему вы молчите, Аброр-ака? Опять неприятности?
Да нет, просто... по дороге домой нарушил правила и вот заработал «дырку» в талоне.
Ну, из-за этого еще расстраиваться!.. Лучше откройте тайну: |де у нас и Ташкенте продают это редкое вино?
Можно сказать, что этот «Старый замок» я взял с помощью военной хитрости. Знакомый продавец припрятал, оказывается, для себя, в уголок среди прочих бутылок затолкал, а я нечаянно разглядел. Л хитрость была в том, что пришлось в нагрузку купить коньяк.
1 Самса — треугольный пирожок с мясом, луком и пряностями.
— Так кто кого обхитрил? А раз так, надо было брать еще несколько бутылок «Старого замка».
— Ну и размах у вас, ханум!
— Для гостей, для гостей... Потом чтоб не искать.
— А чем мы сами хуже гостей? Вот сейчас и попробуем. Слава аллаху, Зафар здоров. Верно?
— Бегает как ни в чем не бывало. И ветврач не звонила.
Пока Аброр принимал душ, Вазира накрыла стол — поставила тарелку клубники, свежие огурцы, большое блюдо, полное аппетитной самсы.
Аброр разлил вино в бокалы — их только два стояло на столе,' только два. Дети в другой комнате увлеченно смотрели какой-то приключенческий фильм — от телевизора их теперь не оторвать... Два бокала, только два, и их тоже двое. Только двое.
— Вазира, давайте забудем про все и станем сегодня снова женихом и невестой!
— Вернемся на пятнадцать лет назад? — Вазира рассмеялась.
— Нет, не вернемся—вознесемся на высоту, на которой мы пребывали пятнадцать лет назад. Мы тогда всем были довольны, по-настоящему счастливы.
— А сейчас? —посерьезнела Вазира.
— Ну, не будем уточнять. Мой тост за то, чтобы и сейчас у нас было как раньше.
— Согласна,— сказала Вазира, приподняла бокал до уровня глаз, а потом поднесла его к губам.
Аброр был голоден, и вино подействовало быстро; он почувствовал, как проходит усталость, как появилось доброе настроение, когда хочется кого-нибудь или что-нибудь расхвалить, говорить красноречиво, быть остроумным. Аброр взял с блюда пирожок, надкусил, воскликнул в восторге:
— Вот это да! Эдакую самсу одним только счастливым женихам готовят!
— Но и невесты пускай отведают,— отозвалась Вазира и тоже взяла пирожок.
В прихожей зазвенел телефон. Дети, конечно, от телевизора не отойдут. Аброр встал из-за стола, поспешил к телефону.
— Алло! —Подождал ответа, спросил: — Кто это? —Ответа не последовало, Аброр стал дуть в трубку и уже громче повторять: — Алло! Алло!..— Никто не отвечал, хотя Аброр отчетливо слышал в трубке чье-то дыхание.— Почему вы молчите? Надо было посмелей!
Наконец ломающийся юношеский басок спросил:
— Малика дома?
— Дома... А вы-то кто?
— Я хотел у нее спросить, что нам на дом задали.
— А не кажется ли вам, молодой человек, что для таких справок время неподходящее?..
— Извините. Но мне необходимо поговорить с Маликой...
— Малика! — позвал Аброр дочь и, понизив голос, добавил: —
Передай своим одноклассникам-кавалерам, чтобы в такое позднее время больше не звонили. И вообще...
Малика покраснела. Не поднимая глаз, прошептала:
— Хорошо, папа!..
Потом взяла трубку, поспешно предупредила звонившего: «Сейчас, сейчас» — и унесла аппарат к себе в комнату, благо это позволял сделать длинный провод.
Дочери-то скоро пятнадцать! Аброр покачал головой и вернулся на кухню. Шутливое, доброе настроение оставило его почему-то.
— Кто это звонил? — спросила Вазира.
— Эстафету любви хотят подхватить наши дети. Только не слишком ли рано?
Аброр рассказал про стеснительного и одновременно настойчивого одноклассника Малики.
— Не мешало бы матери поговорить с дочерью! Пусть не спешит... Вазира промолчала. Аброр переменил тему:
— Замечательное вино... Признаться, давно не пил такого.
— Да,— односложно согласилась Вазира. После паузы добавила: — Только наш «Гулоб» ему, пожалуй, не уступит.
— «Гулоб», «Гулоб»... Название есть, а самого-то вина нигде не купишь. Постоянно в магазинах спрашиваю, и все напрасно. А вы его где видели в последний раз?
Сказать — где? Переполох поднимется: как? С Шерзодом? В ресторане?! Ответила нарочито спокойно:
—- В Москву, оказывается, иногда его привозят.
Аброр на миг приумолк, будто ожидая, что жена добавит еще что-то. Взглянул Вазире в глаза, понял: в Москве она по какому-то поводу отведывала «Гулоб», но сказать об этом сейчас не решается. Или не хочет?
Вазира перехватила настороженный взгляд мужа.
— Я вам потом... расскажу... во всех подробностях... Обычное наше узбекское гостеприимство. С одним знакомым москвичом, метростроевцем, мы обедали в ресторане «Узбекистан». Там нам и подали «Гулоб».
«Мы обедали...» Аброру вспомнился утренний неприятный разговор с Вазирой, когда упоминался Шерзод.
Ну, обхаживать нужных людей Бахрамов, конечно, мастер! Солгать: «Бахрамова с нами не было»,— на это идти Вазира по могла и не хотела.
Можете успокоиться, Отелло. Каким бы ловким на такие дела ни был, я в его силки не попала. Ну, а знакомый наш москвич самом доле ташкентцам нужен.
Гели вы употребили слово «силки» в смысле... любовных со юн... измены... я об этом и мысли не допускаю. Я не Отелло, но одно могу сказать: видеть больше не желаю этого ловкача! И, разумеется, прошу, чтобы вы тоже от него подальше держались.
Прикажете безропотно исполнять все ваши желания? — Важра нарочито кротко улыбнулась.
Нет, зачем же! Вы ведь тоже самостоятельный человек.
— Замечательно и великодушно! Еще вопрос: обязан ли «самостоятельный человек», если этот человек — женщина, жена, ненавидеть всех тех, кого не любит муж?
— Я не хотел бы сейчас говорить о делах, о заказах, об архитектурных спорах и неприятностях. Но что же делать, если моя любимая жена все шутит, шутит и не видит коварства человека, желающего подрубить под корень лучшие мои замыслы,— придется ей это объяснить.
Когда их профессиональные заботы становились предметом разговора, они чаще всего переходили на русский, на русское «ты».
— Аброр, ты преувеличиваешь опасности,— суховатым тоном возразила Вазира.— Я с Бахрамовым в Москве говорила о тебе. Старые обиды он давно забыл. Относится к тебе вполне корректно, понимает твои творческие намерения.
— Вот как! Он теперь не навешивает на меня ярлыков? Не обвиняет, например, в национальной ограниченности?
Вазира вспомнила эти слова, услышанные от Шерзода еще в самолете. С деланным удивлением спросила:
— Откуда ты это взял?
В свою очередь, Аброр не хотел рассказывать жене о сегодняшнем своем столкновении с директором, знал, что рассказ испортил бы ей настроение. Но не смог сдержаться и все ей выложил. Вазира действительно расстроилась. Но иначе, нежели ожидалось:
— У тебя трудный характер, Аброр! Директор доверил тебе такой важный, почетный проект, а ты с ним ссоришься. Зачем ты идешь на явный конфликт?
— Да послушай, мы с ним очень мирно разговаривали. Но потом он начал бог знает что плести о серебристых елях и березах. Защищал их от меня, хотя я больше болею душой за эти деревья, чем он! Я хочу, чтобы они росли там, где им будет лучше. А ему все равно, лишь бы на самом видном месте, на показуху, отрапортовать, а потом пусть хоть чахнут.
— Может, ты и прав, но надо же уметь в тактичной форме доказать свою правоту. А Рахманов директор, ему очень многое доверено, к его мнению прислушиваются...
— Пусть и ко мне прислушиваются. И Рахманов, и другие! — Аброр даже пристукнул ладонью по столу.— Хорошо, что сегодня Рахманов открыто высказал мне свои взгляды, ну и я в долгу не остался. Открыто! Я знаю, они с Бахрамовым нередко бросают на меня тень за закрытыми дверями. Подозрительность — оружие их защиты, а защищают они свои служебные кресла от более достойных и талантливых.
— Так ты не давай им повода для подозрений...
— Легко сказать! Что ж ты хочешь, чтоб я постоянно ловчил, хитрил? Нет, лучше уж держаться подальше от этого Бахрамова. И... я, наверное, обращусь в ваше управление. Оно ведь главное, оно одно над Рахмановым. Хоть какую-то часть своих предложений я должен пробить. Иначе уйду от Рахманова.
— Куда?
— Звали же меня преподавателем в институт. Я ведь все-таки кандидат наук.
— Неужели так далеко зашло? Нет, я думаю... спешить не стоит.
Вазира тщетно подыскивала возможность развеять чем-то агрессивность мужа, вызванную — она с болью осознавала это — тяжелым напряжением в работе Аброра, неурядицами вовсе не шуточными. И т>т внезапно Малика пришла на помощь матери — открыла дверь кухни. В передней названивал телефон.
— Папа, вас спрашивают!
Аброр чертыхнулся — ни днем, ни вечером от этих звонков нет спасенья!—вышел в прихожую. Звонил старшему брату Шакир.
— Ну как, у вас все в порядке? Вазира-апа вернулась? Теперь поспокойней, наверное?
— Да какой там покой... Вчера я был в райисполкоме.
— Будут сносить?
— Да.
— Ас участком как?
— Придется новый покупать... Начнем искать. Как отец?
— Да все так же. Расстроенный, подавленный...
— Как-нибудь все образуется, Шакир. Успокой стариков. Выберу время — приеду. А пока передавай наш привет.
Житейские трудности и так не дают ему покоя. А вот когда переедут родители к ним на квартиру, жизнь будет еще более осложнена... Аброр решил пока ничего не говорить Вазире. Он знал, что приезд родителей расстроит Вазиру, начнутся споры со свекровью, взаимные обиды. Пусть пока хоть с Зафаром все уладится, пусть хоть в этом душа угомонится.
— Шакир тебе привет передавал,—с деланной бодростью сказал Аброр.
Вазира тотчас почувствовала: муж что-то утаивает от нее. Но все-таки этот телефонный звонок отвлек Аброра. Не стоит выпытывать, какие еще неприятности ждут их с Аброром. Кстати, и ей самой было что до поры до времени скрывать: говорить сейчас Аброру о том, что Шерзод тоже собирается работать над проектом, имеющим отношение к обновлению канала, она не считала нужным. Резко отрицательно настроен Аброр против любых проектов выпрямить и шил истое русло Бозсу. Стоит ему услышать, что Шерзод Бахрамов ^ обирается вот-вот переделать русло, одеть его в бетон и мрамор... ох, это все может кончиться ссорой. И между Аброром и Шерзодом. II между Аброром и ею, Вазирой,— идея-то Шерзода показалась г и и интересной, и легко осуществимой, и вполне стыкующейся с ее собственной работой. Так не хватало еще дома мужу и жене служебными вопросами отношения портить! Придет время — Аброр сам все узшкт, а будут с его стороны возражения, тогда и она свое мнение выскажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39