Мало того, даже голоса ее не должен был слышать чужой мужчина. Считалось, что тот может насладиться если не ее красотой, то нежностью голоса, а отдать хотя бы капельку нежности другому — значит нарушить обет верности.
Тьфу ты, наважденье! Уж к нему-то, Аброру, к его семье эдакое никак не относится... А вот поди-ка, внутри матрешки жил, оказывается, еще и старый, «восточный» Аброр. Вековой инстинкт... гены? Пусть так, но его жена должна быть безукоризненно честной, преданной. И чтоб никто не имел никакого, ни малейшего повода в том усомниться!
А Вазира летит сейчас в Москву вместе с Шерзодом, который (Аброр это знал наверняка) сделает все для того, чтобы поселиться с Вазирой в одной гостинице, повести ее в ресторан, в театр... Ну и что? Вазира может постоять за себя. Он верит ей! Но оса все жалила и жалила... Шерзод хитер, опытен, и сколько возможностей теперь у него будет, чтобы одержать победу над ним, над Аброром!
Растревоженный, въехал он во двор своего пятиэтажного кирпичного дома, «шедевра архитектурной мысли», как горько шутил подчас. А двор-то — еще лучше! Обломанные деревца, перекопанный, развороченный траншеями и ямами центр двора, громоздящиеся по его краям кучи земли, клубы пыли вокруг гигантов самосвалов. «Вот оно, лицо Шерзода без маски...» — подумал Аброр.
Два года назад Вазира могла еще добиться, чтобы Аброр, забыв давнее, пошел к Шерзоду, однокашнику, решать деликатный вопрос, который касался благоустройства целого жилого квартала. Это сейчас она и на аркане не смогла бы затащить Аброра в роли просителя в ответственный кабинет товарища Бахрамова. Но два года назад... Аброр подумал, что давнишнее соперничество безвозвратно ушло в прошлое, тем более что Шерзод женился на дочери министра и теперь сам стал солидным начальником, имеющим веский голос в делах коммунального городского строительства.
Живо припомнилось, как важно Шерзод сидел тогда в глубине просторного кабинета за большим столом с четырьмя телефонами. Перед ним, явно робея, двое проектировщиков разворачивали только что вычерченные эскизы. Шерзод, недовольный тем, что кто-то без доклада открыл дверь, хмуро глянул на вошедшего. Но, увидев Аброра, заулыбался, повернулся в удобном кресле, поднялся из него и шагнул навстречу. Одновременно — удивительное дело! — на лице его сохранилось и пренебрежение к подчиненным.
— Как освобожусь, вызову,— буркнул им Шерзод, пожимая руку Аброру.
Проектировщики забрали со стола чертежи, вышли из кабинета. К креслу Шерзод не вернулся. Он усадил Аброра по одну сторону приставного столика, а сам сел по другую.
«Принимает по всем правилам. Начальник!» — мысленно усмехнулся Аброр. Вслух сказал:
— Вот пришел, по делам нашей махалли...
— Ты... по делам махалли? — недоверчиво переспросил Шерзод. Аброр стал объяснять, что их микрорайон построен на месте
старой махалли. Прежние жители из глинобитных домиков переселились в современные дома. Но люди эти испокон веков привыкли к чистому воздуху, к жизни во дворе. Вот они и в новом микрорайоне стали устанавливать в общих, объединяющих по нескольку пятиэтажек дворах деревянные помосты, стелить на них одеяла и отдыхать в тени деревьев. Во двор ах, бывает, и шумные свадьбы играют, празднества справляют, как всегда, многолюдные, с карнаями и сурнаями, с грохотом бубнов.
— ...А для новых микрорайонов,— вставил Шерзод,— все эти кар-наи и сурнаи не совсем уместны, так?
— Ну, я бы так не сказал. Разве старые махалли не были, по сути, своеобразными микрорайонами своего времени?
— Были, разумеется... Но лучше старые обычаи похоронить под снесенными глинобитными стенами мазанок. Разве ты иначе думаешь?
— Плохие обычаи... да, их надо бы похоронить. Но ведь есть и хорошие. Я лично люблю бас карная. Напевы сурная, ритмы дойры1 — все это, по-моему, очень подходит Ташкенту. Где еще такое услышишь: А неповторимость звуков и красок... разве ими не должны мы дорожить? — в тон Шерзоду спросил Аброр.
— Да какая там неповторимость? Каждый летний день десятки свадеб во всех концах города. В ход идут микрофоны. Карнаи ревут — стекла дрожат. В Ташкенте и без них шуму хватает. Будь в моей власти, я бы эти карнаи просто запретил в больших городах!
— Ну да, я и забыл, ты ведь еще в студенческие годы увлекался джазом.
— Увлекался, а что? Сейчас вот весь мир увлекается поп-музыкой...
— Но зачем весь мир-то унифицировать под джаз или поп-музыку? Пусть там —джаз, здесь — карнаи и сурнай, пусть каждому — свое.
— Да ладно, хватит об этом. Я тебя слушаю... давай по делу. Аброр снова стал говорить, что его дело-то и состоит в том, чтоб их микрорайон приобрел своеобразие. Архитектурные шедевры — коробки— уже возведены, тут ничего, как говорится, не попишешь. Но общий двор можно еще решить более интересно. Сухие бетонные лотки, по которым не текла вода, со двора уже убрали. Сделали небольшие арыки с живыми зелеными берегами. Рассадили по двору цветы и деревья, этакий традиционный для восточного землеустроения чорбог — «четыре сада». В определенной его точке — клумбы с четырьмя разновидностями цветов. На краях взметнулись тенистые деревья — пирамидальные тополя и чинары: двор-то немалый по площади. Нашлось в нем место, как велит обычай, и для фруктовых — черешни, персика, айвы. И в середине спортплощадка —там дети резвятся целый день. И все это было сделано методом хашара — своего рода субботник древности, когда бескорыстно, безвозмездно вся махалля благоустраивает общий двор, или, как шутя сказал Аброр,— «хашарили».
— Все? — На лице Шерзода изобразилось вежливое удивление.
«Не все, увы, не все». Были, конечно, и такие, кто не признает никакого хашара, закроется в своей квартире и живет так, что даже соседей по лестничной клетке знать не хочет... Но большинство жителей привыкли в нашем сухом и жарком климате проводить свободные часы во дворе, под открытым небом, они-то и работали сообща.
— Да,— еще добавил Аброр,— в прежней махалле был свой знаменитый хлебопек — отличные умел делать лепешки, и тандыр его славился. Землетрясением его хозяйство было разрушено, хлебопек сменил профессию, сел за баранку поливомоечной машины. А как только в новом-то дворе соорудили тандыр, нынешний водитель «поливалки» тут как тут, занимается теперь хлебопечением по совместительству...
Чего ты мне без конца ваш двор расписываешь? — перебил его Шерзод.
— Потому что сейчас весь этот двор — и чорбог, и площадка, и помосты, и тандыр — под угрозой.
1 Дойра — вид бубна.
— Это еще почему? Кто тебе сказал?
— Кооперативщики... Они хотят в нашем дворе построить еще один свой шедевр. И это не проекты. Уже бурили шурфы во дворе, образцы грунта брали. Я стал выяснять, вот ниточка и привела меня к тебе.
Шерзод сосредоточенно потер лоб:
— Точно?.. Ну что ж, давай проверим.
Он встал из-за маленького столика, зашел за свой рабочий стол, выдвинул один из ящиков. Порылся в нем, извлек план микрорайона, где жил Аброр. Развернул. Быстро прочитал большой розоватый план-скатерть, обвел пальцем кружок на нем.
— Ага... понятно... вот здесь, между этими тремя пятиэтажными домами, в самом деле много свободной земли.
Зазвонил телефон. Аброр глянул на красного, черного, голубого и стального цвета аппараты, но который из них звонит — не разобрал. Шерзод различал их по «голосам», сразу поднял голубую трубку.
— Перезвоните минут через десять,— приглушенно сказал он, положил трубку на место. Обернулся к Аброру: — Понимаешь, прежние проектировщики в суматохе после землетрясения не особенно задумывались об экономии земли под застройку... (Вряд ли это было справедливо, но Аброр промолчал.) Город, таким образом, растянули на огромную площадь. Теперь мы по возможности сокращаем интервалы между зданиями. Сейчас каждая пядь городской территории, как говорится, на вес золота. На этот счет, сам знаешь, вышло специальное постановление. Так что приходится... уплотнять.
— Уплотнять надо, но с умом,— не вытерпел Аброр.— Учитывая и другие постановления. Надо строить так, чтобы в каждом общественном дворе были площадки для зелени, для детей, для спорта... Теперь куда нам их девать?
— Они... останутся. Двор-то у вас во-о-он какой! Кооперативный домик займет только часть двора.
— Да какую там часть! Вот посмотри расчеты — я прикинул.
На листочке, извлеченном Аброром из внутреннего кармана пиджака, было точно указано, сколько места займет сам новый дом, сколько площади двора окажется под колесами машин и строительных механизмов, уйдет на коммуникации подземные и наземные.
— Да, невеселая картина,— вынужден был признать Шерзод и не удержался — в сердцах ругнул своего предшественника, главу учреждения, в котором было столько разноцветных телефонов.— Чем они только в свое время думали, недотепы?! А теперь вот мучайся, ломай голову. Нет ничего хуже, чем чужие ошибки исправлять!
— Исправить их можно, Шерзод. Я готов тебе показать, где в микрорайоне можно кооперативный дом поставить.
Шерзод склонился над планом-скатертью:
— А ну, покажи.
Аброр взял со стола карандаш, показал.
— Вдоль магистра-али,— протянул Шерзод разочарованно.— Кооператив не согласится.
— Почему?
— Шумно очень. А кооператив государству наличными шиши. Сейчас кооперативам во всем идут навстречу.
— Создавать удобства одним ценой неудобств других?
— Вообще-то говоря... ты прав... Примерно... Я-то был бы не против... Но...
Еще в студенческие годы Шерзод очень часто вставлял в свою речь «вообще-то говоря» и «примерно». Аброр вспомнил об этом, по-товарищески усмехнулся:
— Давай, Шерзод, побоку стародавнее «вообще-то говоря», а? Мы же с тобой сами с усами, как-никак специалисты. Оба мы понимаем: будет вопиюще неверно, и по-человечески, и по-архитектурному говоря,— Аброр чуть не засмеялся,— если дом этот окажется посреди нашего общего двора. Так ведь?
— Примерно...
— А раз так, тебе по плечу предотвратить ошибку. Доводов достаточно. А дом кооперативный найдем где поставить —- не обидим их, не бойся.
— А проект готовый пересматривать, привязку менять — разве это легко?
— Понимаю, и без того у тебя забот полон рот. Поэтому я пришел специально. Прошу от имени всей махалли. Вазира меня уверяла, что только ты спасешь наши деревья, наш чорбог, наш уют. (Сколько раз потом Аброр казнил себя за это упоминание имени Вазиры!)
— Ну, уж я от роли спасителя не в силах отказаться. Постараемся убрать от вас кооперативный дом...
— Не «примерно», не «вообще говоря»? Шерзод тоже заулыбался:
— Нет, точно.
— Значит, по другим инстанциям могу не ходить?
— Зачем? Если не осилю этого вопроса, тогда дам ,знать, вместе пойдем.
Обменялись сокурсники крепким мужским рукопожатием, и Аброру подумалось, что отношения их теперь будут безоблачными, что когда-нибудь позовет он Шерзода с женой, министерской дочкой, к себе домой в гости.
Прошло с того дня лето, минула осень, пролетела зима. Выкопанные во дворе траншеи завалили, разговоры о строительстве дома вроде бы сошли на нет. «Молодец, Шерзод, сдержал-гаки свое слово!» — л умял Аброр.
Но прошлой весной, когда листва на деревьях только начала распускаться, Аброр увидел однажды, как в их дворе, оглушительно I уди мотором, деловито трудится экскаватор. От игровой площадки — он и сам иногда в редкие часы отдыха становился рядом с молодыми под волейбольную сетку — следа не осталось, там котлован глубиной уже в человеческий рост. Одна из траншей почти добралась до тандыра, земля из-под его основания осыпалась, и законченная печь беспомощно накренилась, готовая рухнуть. Неподалеку, в саду-чурбоге, строители подготавливали место для установки подъемного крана,— бедная трава, бедные деревья! Рельсы под кран хотели проложить там, где в этом году впервые должны были дать плоды черешня и айва.
Рабочий в брезентовой спецовке уже взял в руки топор, направился к деревцам, но его остановил подбежавший жилец:
— Эй, погоди, погоди!.. Я член домкома, слышишь? Мы столько труда положили, чтобы деревца прижились, зазеленели, а ты их рубить собрался...
— Интересные люди! Кто же это разбивает сады на строительной площадке?
— Закончилось строительство, понимаешь? Откуда вы тут взялись? — Член домкома оглянулся, заметил Аброра, махнул рукой в его сторону.— Вот он пускай подтвердит... Аброр-ака, вы же связывались с тем учреждением. Говорили: «Убедил я их». Мы вам поверили и успокоились. А что же получается?!
— Уринбай-ака, меня твердо заверяли...
— Так бегите поскорей к тому, кто заверял, пусть он остановит несправедливость, пусть топор отведет.
Аброр видел, насколько далеко зашла подготовительная работа и каким быстрым темпом она вдруг пошла,— ее теперь не остановишь. Тем не менее поднялся к себе на третий этаж и сразу позвонил Шерзоду в управление. Никто не ответил. Аброр разыскал по справочнику номер домашнего телефона Шерзода Звонок оторвал Бахромова от хорошо приготовленного плова, и плов этот, как тут же заявил Шерзод «уважаемому Аброру Агзамовичу», хозяину приятно было бы с ним, уважаемым, разделить.
Аброр рассказал о случившемся. Шерзод сначала помолчал, пытаясь удалить языком застрявшие меж зубов кусочки мяса.
— Вот тебе и раз, неужели?. — произнес он наконец.— Ну и ну!.. А я-то всю зиму, вообще говоря, тормозил это дело! И надо же, уехал в отпуск, а заместитель мой дал делу ход... Ну да ты знаешь этих пайщиков, люди наличными платят...
— Но почему ты раньше мне ничего не сказал? Я бы мог пойти в другие инстанции! Ты ведь тоже хотел действовать...
— Толку не было бы. Проект прошел утверждение в верхах.
— Но ведь и «верхам» можно было разъяснить положение, они же тебе поручили строительные дела.
— Не получилось, не получилось... Теперь ничего уже изменить нельзя Вмешались люди, с которыми шутки шутить не стоит.
— И среди этих людей твой свояк?
— Какой свояк?
— Тот, кому нужна в этом доме трехкомнатная квартира'
— Я бы не советовал вам, товарищ Агзамов... ставить вопрос таким образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39