Им поделом попало... Но на этой улице я от края и до края всех знаю. Здесь никого не ищи...
— Если вы хорошо знаете свою улицу, наверное, помните, когда соседи сломали дом, чтобы построить новый?
Бекназар уже не рассчитывал на помощь этой женщины, но все же надеялся, что какие-нибудь сведения могут оказаться полезными, — уж очень хозяйка словоохотлива.
— У-у... Как сейчас помню! Старый дом так и стоит в глазах... Вон ту внучку видите... Вон — с куклой?.. Родилась в понедельник, рано утром, только начало све-
тать. А дядя Маххерем разломал свой дом тоже утром, только что чай попили. Меджиджан тоже помогал ему, полдня работал. Ему все равно делать было нечего, в отпуске был...
— Внучке лет пять-шесть?
— Новый год пройдет — шесть исполнится.
— Новый год недавно был...
— Мусульманский- Новый год; еще впереди. Если вы не знаете, что он в марте бывает, тогда какой же вы милиционер...
— Дом-то что, тесен был? Зачем надо мучиться — ломать, новый строить?..— Инспектор вроде бы не обратил внимание на «шпильку», пущенную хозяйкой, поэтому и задал свои вопрос, но, подумав, решил, что и это пустое замечание собеседницы может стать ниточкой для какой-нибудь темы их беседы, и с деланной серьезностью добавил: — Мы еще многого не знаем...
Если бы старуха не держала во рту конфету-батончик, она сразу бы ответила инспектору. Но ей пришлось сначала прожевать конфету, потом уже ответить:
— Старый дом Маххеремджана был глинобитным. Больше ничего плохого в нем не было. Они сначала жили втроем. А когда сын уехал учиться, он остался вдвоем с Ханумджан. Воздух в кирпичном доме лучше... Гостей много стало приезжать. Деньгам счета у них не было... Все эти приезжали... в высоких папахах. Как их там... лезгины. Когда приезжали, дядя Маххеремджан только Меджиджана всегда приглашал заколоть барана, больше никого. Меджиджан никогда не отказывается, он не из тех, кто важничает, хоть и сам человек не маленький. Он же у меня начальник паража 4.
— Если один сосед ломал дом, другой самый ближний к нему обязательно глотал пыль... Пока строительный мусор не уберут, пыль стоит столбом. Интересно знать, кто же еще из соседей приходил помогать?
— Обязательно помогали! — Старуха обдумывала вопрос и не торопилась отвечать на него. Взяла еще один батончик, зашелестела оберткой.
Бекназар решительно встал, старуха тоже поднялась, пошла провожать его. И только когда оба оказались за дверью, пряча глаза, она рассказала Бекназару, что дом Мегерема был сломан очень быстро, быстро очистили и
вор — к обеду того же дня не осталось и горсточки пыли т развалин. Соседский сын убирал мусор своим экскаватором и получил за это пятьдесят рублей, столько же получил шофер, вывозивший все со двора. Когда Бекназар попросил ее рассказать что-нибудь о «лезгинах», она сунула в рот конфету. Бекназар понял, что больше ничего не узнает от нее, и, пожалев про себя обитателей этого дома, наверное разорившихся на конфетах, простился с матерью Меджи.
В соседнем дворе его встретил суровый старик, опиравшийся на трость. Если бы он сразу не сказал: «Сын ушел к врачу, сейчас вернется», Бекназар ни минуты бы здесь не задерживался. Пришлось остаться. Подумал: «Может, и к лучшему — сразу отделаюсь, чтобы потом опять день не терять...»
Старик смахнул ладонью с завалинки снег, сел, закурил.
— Ты что, с Сулейманом вместе работаешь? Нет? Друг?.. Нет?.. Знакомый? Тоже нет? Интересно... Кто же ты такой?
Можно, конечно, поинтересоваться, кто ты, можно даже не приглашать в дом, ничего в этом зазорного нет, но приставать с вопросами вот так, настойчиво,— это уж чересчур... Бекназар,. не пряча глаз от сурового, холодного взгляда старика, ответил;
— Инспектор уголовного розыска, старший лейтенант милиции Хайдаров! — Он сказал это не без гордости. Вынул удостоверение, протянул старику.
Но тот и глаз не опустил на красную книжечку. Все так же сурово смотрел он На Бекназара, ни один мускул не дрогнул на его лице, и милиционеру стало не по себе под взглядом округлившихся и наливающихся кровью глаз. «Подождать на улице?» — подумал он, но что-то его удерживало в' этом дворе, рядом с нелюбезным хозяином. Чтобы разрядить атмосферу, сказал:
— Я не друг Сулеймана и незнаком с ним. Вместе не работаем. Он не знает меня, а я не знаю его. Но вас я знаю, Халлы Сеид, .очень хорошо знаю...
Теперь старик отвел глаза, швырнул на землю недоку-ренную сигарету, долго, топтал ее носком сапога, словно наступил на голову змее. Потом мрачно бросил Бекназару:
— Наконец... Добрались наконец и до меня... Сколько лет водил я вас за нос...
«О чем он болтает? Я ведь его не обидел. Сказал, что знаю его. Мне не знать его? Когда-то был маклером, скупщиком кож на рынках и скотных дворах... Или снова занялся тем же? Едва ли. Вроде умом немного тронулся»,— так думал инспектор и виновато улыбнулся:.
— Халлы Сеид! Я к Сулейману на два слова зашел. Разговор о другом человеке. Вас же все знают... Если обидел, извините, Сеид-ага!
Глаза старика снова впились в Бекназара, он хотел что-то сказать, но в эту минуту появился Сулейман. Старик отвернулся и пошел в дом, волоча за собой трость.
Бекназар начал сразу с того, что рассказала ему свидетельница сноса дома. Сулейман не был расположен вдаваться в подробности, скомкал разговор:
— Вах-хей, молодцы люди, даже об этом не забыли! Сколько лет прошло... Да, я помогал соседу разбирать дом. Мегерем-ага предлагал деньги, это правда, но я не взял...
Инспектор ушел ни с чем. Оставался еще один двор. Вот что услыхал Бекназар от его хозяина — шофера:
— Нас интересует прежде всего свой дом, а что делается за дувалом, нас не касается. В гости мы не ходим и к себе н„е зовем. Хватает своих дел. На чужое не заримся и своего отнять не дадим... Про общественный долг не говорите. О таких людях только в газетах пишут, на нашей улице их не ищите. Есть производственные обязанности, и их надо выполнять. Мы это и делаем. И милиция обязана свое дело делать. Вы получаете зарплату, а мы должны за вас работать? Ваша забота искать преступников, и нас не впутывайте, и говорить нам больше не о чем.
Бекназар, выслушав парня, который был старше его, наверное, всего на год,, не ушел сразу же.
— Ты...— Бекназару не хотелось произносить имя собеседника.— Ты в армии служил?
— Служил.
— Пионером и комсомольцем был?
— Был. Ну и что? Зачем об этом спрашиваешь?
— Член профсоюза?
— Да. Ну и что? Иначе за бюллетень не платили бы... Если примут, и в партию вступлю. А почему бы не вступить? Я сознательный. Недостатков в моей работе нет, разногласий с начальством не бывает, ни Копейки у государства не украл. Совесть у меня чиста. Спросите
у соседей: разве я кому делал плохое? Или грубое слово они от меня слыхали?.. Кто ко мне с добром, к тому и я... А тронь меня — несдобровать такому человеку, оскорблений я не потерплю.
— А если воры залезут к соседу, а ты будешь видеть, что же — останешься в стороне?.. Или хулиганы на улице нападут на твоего знакомого? Девушку твою обидят?..
— Сами выкрутятся, сейчас народ крепкий пошел. Соседи, если не хотят, чтобы их обокрали, пускай, как говорит пословица, «на аллаха надеются, но осла покрепче привязывают».. У меня нет знакомых, которых могли бы избить, и девушек нет, которые разгуливают по улицам. Никто их не обидит, если дома сидят, как полагается порядочным женщинам...
Разговор этот происходил сначала у порога, потому что Бекназар столкнулся нос к носу с хозяином дома, когда тот выходил. Он торопился, и Бекназар не стал его задерживать, они пошли рядом по улице. Какая1 разница, где вести вот такой «принципиальный» разговор? Имена Ханум и Мегерема не произвели на парня никакого впечатления, и за спором, само собой, забылось такое событие, как снос чьего-то дома.
Время от времени они повышали голоса, привлекая внимание прохожих. На них оборачивались, пожилые женщины долго смотрели им вслед. Бекназар чувствовал себя неловко.
Он не верил своим ушам, когда все это услышал от симпатичного, модно одетого парня. Ему все казалось, что Зульпикаров (такой была фамилия еще одного соседа Мегерема и Ханум) вот-вот весело рассмеется здесь же на улице: «Вах-хей, дорогой, надеюсь, не принял всерьез все, что я говорил...» Он даже спросил его:
— Ты шутишь со мной?
— Меня не обучали тратить время на шутки,— отвечал тот.
— Мать и отец с тобой живут?
— Жили...
— В таком большом доме один живешь?
— Жили раньше вместе — три брата, три семьи...
— А теперь?
— Не ужились... Я нисколько не жалею. Без них спокойно, просторно. Вовремя разъехались... До вражды не дошло. Теперь я один, и это хорошо. Не нужны ни друзья, ни враги, так легче прожить!
— Ну, скажешь... разве можно жить без друзей?
— Не обманывай себя, инспектор... И у тебя ведь нет настоящих друзей. Друзья — это жена и дети, пока они не выросли. А остальные так, пока рука руку моет — друзья. Захочешь строить дом — становись другом заведующего лесоскладом. Идешь в торговлю — заводи знакомых в ОБХСС... Продолжать мысль?
— Нет, теперь я буду говорить, а ты слушай.— Бек-назар почувствовал, как закипает в нем злость.— Это у нас, кстати, было... Из Москвы приехал студент на каникулы. Пошел с другом на танцы, оба с одной улицы, в одном классе учились. Хулиганы набросились на одного, а другой, увидев направленный на друга нож, успел спасти его, подставил себя под удар...
— Да слышал, слышал...
— Слышал? Так вот еще пример: один мой товарищ накопил вместе с братом деньги на «Жигули», подошла очередь, но все скопленное они отдали другу, чтобы он сыграл свадьбу...
— Да, да...
— А вот еще пример, слушай...
Бекназару пришлось ускорить шаги, чтобы не отстать от Зульпикарова. Когда он кончил, шофер молча окинул его взглядом и исчез среди прохожих. Хотелось догнать его и крикнуть прямо в лицо; «Ты — мой классовый враг! Таких, как ты, надо отправлять на, свалку, и общество от этого ничего не потеряет». Гнев застилал Бекназару глаза, он остановился посреди тротуара. Куда идти? Решил не возвращаться домой, пока не поговорит с сыном сладкоежки Марьям-апы.
Меджи был таким же словоохотливым, как и его мать. Именно от него первого Бекназар узнал важную деталь: в тот день, когда ломали дом Мегерема, Ханум не было здесь. «Еду готовил Мегерем, сам угощал нас и завтраком, и чаем». Но где была Ханум, он не знал.
На следующий день Бекназар поднял документацию винзавода и выяснил, что в те именно дни главный бухгалтер и директор вместе выезжали в командировку в Ашхабад. (Тогда был другой главбух, не тот, которого осудили.) Вот и приказ по винзаводу...
Бекназар навел справку, где работает сейчас бывший главбух винзавода. Набрал номер, но в учреждении, куда он позвонил, ответили: «Почему вы вчера не позвонили? Даже два часа назад был еще здесь, а сейчас он, к сожа-
лению, высоко в воздухе. Летит отдыхать, мы его проводили в отпуск...»
Отсутствие главного бухгалтера ничего не меняло — факт отъезда Ханум из дома во время ломки ее жилища почти доказан. Бекназар сделал в блокноте несколько заметок: по возвращении бывшего главбуха встретиться с ним; что делала Ханум во время командировки в Ашхабаде — в какой гостинице жила, с кем встречалась, куда ездила?
...Во второй половине того же дня отдел уголовного розыска заслушал доклад Хайдарова. Мнение было единодушным: следует еще раз допросить владелицу золотых монет. Начальник отдела решил провести этот допрос сам.
Участковый не знал убитого.
— Не здешний!
Жители ближайших домов качали головами:
— Не наш... Может, из колхоза?
Хаиткулы, выйдя из домика с тремя окнами, подозвал шофера и участкового:
— Вот что: найдите веник и сметите весь снег вокруг жертвы. Но только верхний слой, и очень осторожно. Понятно?
— Понятно, товарищ капитан!
Он осторожно стал пробираться туда, где лежал убитый. Все, кто только что были заняты осмотром трупа, молча поглядывали на Хаиткулы: «Слово за тобой»..
Хаиткулы подвел первые итоги:
— Конкретного мало, но кое-что есть. Ясно, что преступление совершено именно здесь. Как раз перед тем, как пошел снег. До двух часов ночи. Сторож точно заметил, когда он начал идти, когда кончился. Начался в два пять, кончился в пять двадцать... Сторож уверяет, что ему сообщили о том, что здесь лежит человек. Думаю, это верно. Думаю также, надо верить сторожу, что он не встретился с человеком, сообщившим о происшествии. Тот исчез, сам же сторож пошел к участковому. Вдвоем они пришли сюда. Смахнули с трупа снег, приподняли, положили к стене... В доме живет старуха с невесткой. Основываясь на их показаниях, можно судить, что человек погиб при наезде автомашины.
Эксперт Мыйманов сразу после Хаиткулы высказал свое мнение:
— Похоже, что так и было. Чтобы температура тела понизилась до настоящей, должно было пройти несколько часов. Смерть наступила около двух часов пополуночи... Передние ребра раздроблены. На стене дома есть свежие царапины. Учитывая все это, можно согласиться с версией, что преступник убил свою жертву, используя автомашину.
Слушавший внимательно Мартирос Газгетдинович Та-макаев сразу .же отдал распоряжение:
— Отправьте на экспертизу одежду убитого и все, что есть у него в карманах. На одежде должны остаться следы.— Он огляделся по сторонам, увидел следователя Нокерова, обратился к нему: — Вы, я вижу, составляете протокол, пойдемте с нами, скоро увидим нечто существенное — следы от колес... Эй, осторожней!
Он крикнул .это шоферу и участковому, с вениками в руках двигавшимся по снегу навстречу друг другу. Просить их об осторожности было излишним. Они походили сейчас на археологов.
Нокерод, увидев, что Карапетян закончил съемку и собирается уйти, остановил его:
— Карэн, сдай, пленки в лабораторию и сразу же возвращайся. К твоему приезду, думаю, откроются следы протекторов. Скажи, чтобы фотографии убитого размножили в пятидесяти экземплярах. Если сделают при тебе, штуки три-четыре захвати сюда.
Положили в «уазик» труп. На этой же машине оба эксперта, Карапетян и Мыйманов, уехали в город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34