— Когда мы пришли к ней, в доме пахло дымом, под кроватью нашли пепельницу, полную окурков. Ваша жена до сих пор скрывает от нас, откуда появились окурки, кто курил. До сих пор молчит. Если бы рассказала все, как было, мы бы ее давным-давно оставили в покое. Заставила нас помучиться... Но мы сличили ваши отпечатки пальцев с теми, что остались на окурках. Это вы курили, зачем вам отпираться?
Мамедмурат, забился в истерике. На этот раз он не притворялся.
— Гражданин майор, что же вы сразу не сказали? Значит, с ней все в порядке? Был я дома, был... Ну виноват! — Он плакал навзрыд.
Хаиткулы и Талхат торопились вернуться в город. Майор был уверен, что сегодня вернется Бекназар. Кроме того, надо было отдать распоряжение о приостановке допросов Берды-евой и доктора.
ЧАРДЖОУ
— Товарищ майор, операция прошла успешно! — Бекназар вбежал в кабинет Хаиткулы.
Сюда сразу же стали заглядывать другие инспекторы, рассматривая его так, как будто он приехал не с задания, а с курорта.
Хаиткулы сразу понял, что Бекназар приехал на работу, лишь заглянув домой.
— Ты хотя бы дома чаю выпил... Бросил чемодан через порог — и сюда? Говори честно.
— Не беда, товарищ майор! У меня много новостей, отчитаюсь и поеду домой.
Он обстоятельно рассказал Хаиткулы обо всем, что касалось Ханум и Мегерема. Когда кончил, Хаиткулы спросил:
— Это всё?
— Так точно, товарищ майор.
Хаиткулы выдвинул ящик стола, вытащил из него моток телеграфных лент, протянул Бекназару:
— А это что?
По первым же словам на ленте Бекназар понял, что его начальнику известно то, о чем он умолчал в докладе,— о ранении в Цумаде и о больнице.
— Считаю все это не имеющим отношения к самому главному.
На ближайшей же оперативке командировка в Дагестан была отмечена как особо результативная. По предложению Хаиткулы подполковник Джуманазаров объявил в приказе благодарность Хасянову и Хайдарову, самому же начальнику угрозыска сказал:
— Теперь я знаю, как надо вас заставлять работать. Критика, оказывается, вас окрыляет и вдохновляет! Помните, вначале мы не сразу друг друга понимали? Теперь шь. нимаем: сколько нужно будет критики, пожалуйста, столько получите, дорогой Мегрэ.— Он рассмеялся.
Хаиткулы его ашхабадское прозвище в этих устах показалось совсем чужим.
— Кому обязан, что вы меня так величаете? Подполковник с улыбкой сделал движение указательным пальцем вверх, потом погасил улыбку:
— Когда встретитесь с Хакгасовой?
— Через полчаса.—Хаиткулы положил папку с делом Ханум на колени.— Сегодня кончаем вопрос с Ханум. Она избавится от нас, а мы от нее.
— А что с золотыми монетами?
— Вывод только один: скупала. Когда есть такие деньги, продавцы найдутся. В трудные времена люди, знаете, золото чуть не даром отдавали. Она и тогда пользовалась чужой бедой. Мегерем это подтвердил.
— Не очень-то верьте ему... Что с ним?
— Пока задержан за покушение на убийство, ведется расследование...
— Ладно, идите к Хакгасовой.
...Встретившись с ней, Хаиткулы высыпал весь ворох доказательств, которые собрал Бекназар. Присутствие самого Бекназара, который, она знала, ездил в Цумаду, сломало ее упорство. Она призналась, что в разные годы скупала монеты у разных лиц. Прятала их в тот самый кувшин, он таки разбился. На вопрос: «У кого покупали?» — она назвала фамилию человека, который ходил по аулам и «собирал» (так и сказала) для нее золотые монеты. Бекназар записал фамилию в своем блокноте, а Хаиткулы спросил:
— Кто он?
— Работал у меня шофером.
— Если сейчас устроим с ним очную ставку, он подтвердит, что скупал для вас золотые монеты? Сможете его убедить?
— Смогу. Если только сможете уговорить его прийти.
— Привезем.
— Не привезете. Вы хоть и милиция, но не все можете...
— Уехал куда-нибудь?
— Уехал.
— Куда уехал?
— Туда, откуда нет обратной дороги.
Хаиткулы вздрогнул, покраснел, в сердце вонзилась иголка, затылок начал наливаться свинцом. Никто никогда на допросах его так не разыгрывал. А в глазах Ханум прыгал злой огонь: «Ну что? Получил?»
В песках змея, ужалив, отскакивает назад и высоко поднимает голову. Ханум сорвалась с места, сделала шаг назад; никто не посмел ей сказать: «Садитесь». Бекназар только подвинул заполненные бланки протокола допроса на край стола. Она, не читая их, размашисто расписалась.
Когда они вернулись к себе, подполковник сразу вызвал их. Узнав, что в деле Ханум Хакгасовой поставлена последняя точка, что теперь ей предстоит новый суд, облегченно вздохнул. Потом сказал:
— Вызвал вас, чтобы показать это...— Он вынул из стола радиограмму, полученную из Ташкентского управления внутренних дел.
Хаиткулы пробежал глазами ленту телетайпа. Узбекские коллеги сообщали, что розыск преступников по словесному портрету, объявленный не только по городу, но и по всей республике, пока результатов не дал, но будет продолжен...
Хаиткулы передал радиограмму Бекназару.
— Товарищ подполковник, я уверен — преступники наши, местные. К тому же, мне кажется, они не издалека, а из нашего города. Может быть, даже из ближайшего района. Думаю, скоро в этом убедимся. Стоило бы тщательно просмотреть старые картотеки областного управления внутренних дел. Что, если пригласить пенсионеров, которые прежде работали в милиции, посоветоваться с ними?
— Хорошая мысль...— Джуманазаров повернулся, нажал кнопку селектора, поручил своему заместителю по политико-воспитательной работе собрать на днях на чай всех вышедших на пенсию работников милиции. Потом набрал чей-то номер, почтительно поздоровался, расспросил о здоровье...
— Да, да... виноваты, имеете полное право ругать нас. Но если бы и вы кое-когда справлялись о своих работниках, они бы немало обрадовались... Им ваши советы очень пригодятся, верблюду если даже раз крикнешь «хайт» — и то польза бывает...— Подполковник стал объяснять причину, по какой обеспокоил пенсионера.— Не телефонный разговор... Вас очень хочет видеть начальник угрозыска... Да, вопрос важный... Вот как? Хорошо. Скажу... Придет... Он положил трубку.— Полковник милиции, бывший начальник областного управления внутренних дел. Вы не знаете его, еще ходили пешком под стол тогда, а я под его началом долго работал. Преданный делу человек. Он тебя ждет после работы.— Джуманазаров посмотрел на Хаиткулы.— Просил прийти к нему. Иди... Он человек хлебосольный, рассказчик что надо...
Хаиткулы отнесся к этому поручению как к приказу, оно не огорчило, но и не обрадовало его. Не лишенный наблюдательности Джуманазаров заметил, что майор не в восторге от его хлопот. Если бы здесь не было Бекназара, он бы извинился за бестактность: не поинтересовался, свободен ли вечером начальник угрозыска; дал себе слово сделать это потом, когда останутся наедине.
...Ветеран-полковник встретил Хаиткулы радушно, как старого знакомого. Он занимал квартиру в самом центре, в доме постройки конца сороковых годов, стоявшем почти впритык к старому зданию обкома. Из кабинета хорошо просматривались одна из главных площадей города и кинотеатра «XXX лет Октября». На противоположной от окон стене под самый потолок, очень высокий, поднимались стеллажи, тесно заставленные книгами. На просторном письменном столе, стоявшем под окном, если его освободить от бумаг и книг, можно было бы сыграть партию в настольный теннис. К столу придвинуты кресла с пологими
спинками,— видно, что хозяин любит встречаться и беседовать с людьми. На другой стене небольшой ковер, под ним стандартный журнальный столик с двумя мягкими креслами. Полковник усадил Хаиткулы, а поскольку чай и угощение были приготовлены заранее, разговор сразу принял деловой характер.
По всему было видно, что полковник умел ценить и свое, и чужое время. Это, пожалуй, было у него в крови. Иные его односельчане, побывав в этом доме, потом сокрушенно говорили другим: «Если поедете в Чарджоу, не особенно спешите к нему; придете, а он уставится на вас и сразу спросит: с каким пришел делом? Выкладывай!» Некоторые очень обижались: забыл полковник туркменские обычаи.
Манера вести себя, обстоятельность в разговоре, точность изложения мысли — все это подчеркивало, что полковник прошел настоящую профессиональную школу. Это сразу же бросилось в глаза Хаиткулы, но больше всего ему понравилось чувство собственного достоинства, с каким он держался.
Он оказался отзывчивым собеседником. Хаиткулы видел, как мрачнело его лицо и начинало подергиваться одно веко, если он, Хаиткулы, неудачно формулировал свою мысль или дважды к ней возвращался. Если же говорил складно, вовремя подхватывал мысль полковника, лицо его просветлялось, взгляд теплел. Заинтересованность, радость, огорчение— богатейшая гамма чувств сменялась на его лице.
Хаиткулы не старался нарочно завоевать расположение полковника, держался просто. Это понравилось его собеседнику, который сразу понял, что с майором о многих вещах можно говорить в открытую.
Сразу вникнув в суть дела, с которым пришел Хаиткулы, дал ему несколько практических советов, согласился, что надо тщательно просмотреть старые картотеки.
— ...Работе милиционера вредит вспыльчивость. Если дело попадает в руки несдержанного человека, оно быстро запутается и попадет в тупик. Говорю это, потому что знаю примеры. Но и хладнокровию должны быть границы, чтобы слишком не затянуть розыск... Вообще-то говоря, нераскрытых уголовных преступлений не должно быть. Любое может быть раскрыто. Ведь нас, работников милиции, вот какая армия, да мы и не одни трудимся. Кроме милиции и прокуратуры есть дружинники, а партийные и комсомольские организации руководят нашей деятельностью. Каждый трудящийся — наш помощник... Преступник, по существу,
сразу оказывается в изоляции, никогда не знает покоя, а ведь это страшно для человека. Это, собственно, и есть конец! Чуть криво ступил — все, попался. Дома, в пути, на улице, в кино, даже в пустыне — везде надо остерегаться, ни на ком лишнюю секунду нельзя задерживать взгляда: вдруг заподозрят, вдруг узнают!
Но я отвлекся... В конце пятидесятых годов был у нас случай. Может быть, слыхали... На улице Пушкина убили женщину с дочерью. Они жили в коммунальном доме барачного типа. Убили летом, ночью. Свидетели были, но все равно Мы не смогли раскрыть тот случай. Недалеко от дома, в том же дворе, старики играли в лото до позднего часа. Они люди чуткие, при них лишнее слово скажешь — запомнят, а ночью закашляешь — на следующий же день уже скажут, сколько раз ты кашлянул,— «всю ночь не давал спать». Но и они ничего не могли рассказать путного. Видели, как перед заходом солнца во двор вошли двое, видели, как около десяти часов их провожала до ворот та, которую зарежут этой ночью. В милиции и тогда были хорошие кадры... Все силы бросили на поиски убийцы. Я сам не спал и другим не давал лишний час отдохнуть. Работали как одержимые. И... ничего не вышло! От стыда был готов сквозь землю провалиться... Почти весь двор видел, что пришли двое с мешками, но как они выглядели, никто, видите ли, «не обратил внимания»! Короче говоря, те двое оставили нас с носом... Когда после такого слышишь в автобусе, что-де «милиция не работает, зря хлеб ест», становится не по себе. Были и такие, что не стесняясь говорили в лицо: «Вы с ними заодно, что ли?» Ну, это плевки злобных людей, но все же приятного мало. После этого происшествия я больше месяца провалялся в больнице.
Почему я тебе привел этот пример из моей практики? Ты не должен торопиться, надо работать абсолютно спокойно. Пусть сроки тебя не очень подгоняют. Твоя цель — не срок, а раскрытие преступления. Чтобы не ослабить ход расследования, чтобы оно не пошло на самотек — вот для чего ставятся сроки.
Последние слова полковника Хаиткулы пропустил мимо ушей, мысли его стали сбиваться на другое: представил себе большой двор, в него входят два человека с грузом на спине. Жильцы дома не запомнили их лиц. Значит, они были здесь в первый раз. Вот мать с дочерью встречают гостей, вместе пьют чай, едят плов. Летом солнце заходит в де-вять-десять часов. Пришли они, по-видимому, около семи.
Провожает она их примерно в десять. Три часа — немалый срок... Что они делали все это время? Только отдыхали?..
Хаиткулы увидел, как потемнело лицо полковника, веко стало дергаться, сразу же прогнал навязчивую картину.
— Извините, товарищ полковник. Вы говорили об очень важных вещах... Но меня, как начальника уголовного розыска, сразу заинтересовал тот случай. Убийц было двое. Подпаска скорее всего убили также два человека...
— Какие основания считать тех двоих убийцами? Мне интересно знать ваше мнение, но не делайте скоропалительных выводов!
— Основания, по-моему, есть. Они ушли на глазах соседей, но могли вернуться потом, когда все легли спать.
— Эту версию мы проверяли. Никто не видел, чтобы они вернулись. В летнее время многие спят во дворе под навесом — дома слишком жарко. Они бы слышали стук в дверь, проснулись бы.
— А если те предупредили хозяйку, что вернутся, если, скажем, не сумеют достать билеты на вечерний или ночной поезд? Попросили не запирать дверь...
— Только очень близкие родственники могут просить об этом женщину. Просто знакомых ночевать она не пустит. А дальних родственников у нее не было.
— Муж у нее был?
— Был.
— Где он тогда находился?
— В колонии.
— В какой?
— В Магаданской области.
— Да-а, я понимаю ваше положение, товарищ полковник, неудачи, конечно, не помогают следствию.
— Нет, майор, нам помешали успехи, а не неудачи, как ты сказал.
— Разве успехи могут повредить?
— Да. Могут привести к ошибкам.
— Первый раз узнаю об этом.
— Вот и знай. У нас так и получилось... Если успехи собьют тебя с правильного пути, то, оказывается, вернуться на него очень нелегко... У дверей мы нашли каблук от мужского ботинка. Выяснили: от ботинка одного пьянчужки, не раз судимого, а тогда пропивавшего все, что можно было,.— и свое, и чужое. Когда деньги кончались, ходил по дворам и клянчил старье или милостыню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34