Преступники наверняка пользуются чужими или поддельными паспортами... Вы же знаете, что. во время квартирных краж воры паспорта забирают в первую очередь, как и золото. Сбывают их потом за приличную цену. До обеда будете работать одни, потом придут ребята из комсомольского актива. Передадим часть фамилий и адресов им. Задача ясна? Если возникнут вопросы, тем более ЧП, звонить мне!
Инспекторов как ветром сдуло, а Хаиткулы остался у себя, так как подполковник предупредил, что звонили из горкома партии и пригласили их обоих к себе. Через пять минут после ухода инспекторов подполковник по селектору пригласил: «Едем!»
Они сидели бок о бок на заднем сиденье «Волги», и каждый думал о предстоящей встрече. Но молчали они недолго. Подполковник повернулся к Хаиткулы:
— Учти, нас принимает первый секретарь. Обязательно спросит о последнем деле. Что будем отвечать?
Хаиткулы, держа на коленях толстую папку, не изменил позы.
— Все как есть, так и ответим. Откровенно. Скажем, что делаем все возможное. Думаю, надо будет попросить у него помощи...
— Стоит ли? Нам же дают комсомольцев, сам знаешь. Я только что звонил в горком комсомола, обещали прислать человек двадцать.
Хаиткулы промолчал, и Джуманазаров расценил это молчание как согласие с Ним.
Оказавшись в приемной, они поняли, Что в горком партии пригласили не только их. Прокурор города уже был здесь. Они поздоровались, но не успели перекинуться и словом, как их пригласили в кабинет первого секретаря.
Видный, с седой шевелюрой, в элегантном костюме, секретарь сразу располагал к себе. Гостей он встретил, встав из-за стола, поздоровался с каждым, не забыв осведомиться о здоровье их самих и их близких. Усадил их не за длинный рабочий стол, а за журнальный столик, предложив занять мягкие кресла. Прокурор и подполковник сели по бокам от секретаря, третье же свободное кресло напротив него пришлось занять Хаиткулы.
Свой первый вопрос хозяин кабинета задал именно ему:
— Уже майор? Хаиткулы кивнул. Секретарь улыбнулся:
— А я вас хорошо запомнил в капитанской форме... Ну, поздравляю от души! Служите, как служили раньше.
Хаиткулы сдержанно поблагодарил, от волнения провел рукой по волосам. А секретарь продолжал говорить, по-прежнему обращаясь только к нему:
— Я, между прочим, ваш должник, товарищ майор... Вот, кстати, и рассчитаюсь. Ваш министр лично вам просил передать привет. Встретились только что в Ашхабаде в ЦК. Иду вниз, а он наверх... Не буду скрывать: он просил чем можно помогать вам. Открою тайну, он даже пошутил: «Вы там выращиваете будущего министра внутренних дел...»
Секретарь говорил все это с улыбкой, а Хаиткулы не знал, куда деваться от смущения.
Вошла секретарша и поставила перед ними четыре чашечки кофе. После того как каждый сделал по глотку, секретарь спросил:
— Как дела?
— Дела, можно .сказать, и хорошие, и плохие. В последние дни в городе в целом ничего исключительного не произошло. — Прокурор говорил рассудительно, не торопясь.— Никаких хищений или мелких краж, аварий тоже не было. В общем, как говорится, тишь да гладь, товарищ секретарь... Но плохо то, что мы пока не можем раскрыть преступление, о котором вы знаете. С одной стороны, милиция, с другой — мы, с третьей — местные контрольные организации, общественность... Все дружно работают, но, к сожалению, до сегодняшнего дня преступление раскрыть не удалось...
Однако, заверяю вас, долго разгуливать на свободе мы им не дадим!
Секретарь, выслушав прокурора, посмотрел на подполковника. Тот расправил плечи, собираясь говорить, но секретарь уже перевел взгляд на начальника угрозыска. Хаиткулы подождал немного, не выскажется ли все-таки Джума-назаров, но секретарь выжидающе смотрел на него.
- Товарищ секретарь,— он говорил без всякого волнения, не громко и не тихо,—если кого-то и надо ругать за это, то только меня, потому что я руковожу оперативно-розыскной работой.. Искать и найти бандитов — прямая обязанность моего отдела. Но скажу кое-что и о конкретно принятых мерах, потому что формальная самокритика, думаю, вам не нужна... Розыск продвигается вперед, но впереди длинный путь, не буду этого скрывать. Очень длинный,- товарищ секретарь. Я побывал уже в Ташкенте, вернулся вчера. Один из старших инспекторов с весьма важным заданием находится в песках. Еще один тоже в дальней командировке. Мы не знаем фамилий преступников. Не знаем, почему юноша подпасок вдруг очутился в Чарджоу. Это особенно странно, потому что у него здесь нет никого родных. Самое главное, же, чего мы не знаем,— это мотивов преступления. Мотив — это психологическая ниточка, которая неизбежно выводит следствие к логову преступника... У нас есть словесные портреты преступников. Убежден, что они, к сожалению, жители нашего города, в крайнем случае — из каких-либо ближайших аулов. Розыск расширяется. Имена обоих преступников, другие сведения о них, думаю, сообщим вам на следующей неделе...
Эта встреча продолжалась недолго. Заканчивая ее, секретарь предупредил начальника милиции и прокурора, что будет ежедневно ждать их докладов о ходе расследования. Прощаясь с ними, он строго посмотрел на Хаиткулы:
— Прошу вас, ускорьте розыск! — Он проводил их через приемную.
Прокурор, уже сидя в машине, приветливо помахал Хаиткулы. По дороге на работу и подполковник Джуманазаров ласково потрепал его по колену... У Хаиткулы же мысли витали далеко от этой «Волги», даже от кабинета, в котором они побывали, — они неслись над барханами Каракумов, где в одиночку вел поиск один .из его подчиненных. Если бы он не уезжал в Ташкент, то ни за что бы не отпустил Талхата одного. С каким шофером поехал? Шофер — он всегда еще
и оперативный работник, верный помощник инспектора. Значит, Талхат все-таки не один в не всегда гостеприимных песках. Хаиткулы немного успокоился.
КОШ ЮЗКУЛАЧ
Талхату не повезло с шофером: парень хотя и молодой, но замкнутый не по летам. Он не то что сам не затевал разговора, но и собеседника не поддерживал.
— Долго еще ехать?
— Два-три.
— Чего два-три?
— Километра.
Вот и весь разговор. Если бы с этим молчуном ехал Бек-назар Хайдаров, то был бы очень доволен таким шофером. Веселый дома, всегда оживленный на работе, он, как только садился в машину, умолкал сам и не давал говорить другим, обязательно сделает замечание: «Да помолчите... перестаньте, не наговорились, что ли?» Что-нибудь в таком духе... Для Бекназара дорога была лекарством от волнений, для Талхата, наоборот, скучным занятием.
Шайтан побери эту машину, ничего с ней не делается, летит вперед, только барханы мелькают. А водитель сидит как изваяние: подбородок вверх, правая рука на баранке... Шофер, конечно, классный, но хотя бы разок посмотрел на него! Есть тоже не просит, и жажда его не мучает. Сколько он может так ехать? Наверное, вечность... Нет, хотя бы один раз, но остановиться они должны.
— Если только два километра осталось, сделаем, друг, остановку. Тебе же надо передохнуть... Чаю не против выпить? А? — Талхат очень вежливо спросил, но тот в ответ ни звука, однако машину остановил, аккуратно вывел ее на обочину.
Вокруг заросли саксаула. Если не знать, что ты точно в Каракумах, можно решить, что.попал в лесную чащу. Саксаул — это разве куст или деревце, как думают некоторые? Вон какие стволы! Почти в обхват. Стоят красавцы один к одному, настоящие стражи пустыни. Но саксаул не только украшение природы, он еще и наш помощник. В любое время года окажись в пустыне и если .найдешь саксаул, а в кармане у тебя есть спички, отломи ветку, зажги, и она разгорится и согреет тебя.
Талхат в пути сделал одно важное открытие: чем больше человек бездельничает, тем больше ему хочется есть. Если
он раньше только слышал, что чай, приготовленный в кум-гане на огне саксаула,— самый вкусный на свете чай, то теперь ему предстояло убедиться в этом на деле. Шофер и здесь оказался мастером на все руки — быстренько развел костер и приготовил чай. Если бы все зависело только от Талхата, он и после чая и их нехитрого обеда посидел бы подольше у костра, подбрасывая ветки саксаула в огонь. Шинель с поднятым воротником тоже грела и надежно защищала от студеного северного ветра.
Но после того как они выпили один кумган и ополовинили второй, инициатива снова перешла к тому, кто разжигал костер и готовил чай. Не имеет значения, кто ты сейчас — инспектор, следователь или даже министр; выше тебя сейчас тот, кому ты вверил свою судьбу. Таков обычай.
Не обращая внимания на то, что Талхат пригрелся у крстра и не собирается как будто ехать дальше, шофер, ловко сгреб в одну кучу горящие и тлеющие поленья и оставшийся в кумгане чай выплеснул на них, потом, набрав в обе горсти песку, стал засыпать этот временный очаг. У нет был такой невозмутимый, можно сказать, самоуверенный вид, что Талхат подумал: «Вот, наверное, ждет благодарности за то, что дал мне отдохнуть от ненужных разговоров. Ишь какой!» Но шофер не ждал никакой благодарности, просто все, что он ни делал, он делал без лишних слов...
Они проехали еще несколько километров. Впереди, за грядой барханов, открывалось большое плато. Они, по-видимому, поднялись высоко, потому что кош лежал перед ними как на ладони. Если ехать напрямик, то минут через пятнадцать — двадцать неутомимый газик доставит их на место к кибитке чабана Сарана.
К огорчению Талхата, шофер круто повернул баранку — дорога резко уходила в сторону. «Петляет дорога, и конца этому не будет»,— подумал Талхат и тут же увидел кош, к которому между барханами протянулась узкая белая ниточка не то тропы, не то дороги. Он устало махнул рукой туда: «Сворачивай, и там будет дело...»
Газик тяжело, как жук, пополз вверх по песку. Наконец, оставив позади бархан, он уперся радиатором в склон. Еще пятнадцать шагов, и он въехал бы в зияющую дверь черной кибитки.
Это был кош чабана Гарагола. Не прошло и пяти минут, а они уже сидели внутри кибитки на устланном матрасиками
и кошмами полу за дастарханом, на котором дымились неприхотливые яства, а чайнички с зеленым чаем были выставлены поближе к утомившимся гостям.
— Я еще вчера сказал: завтра нам ждать двух гостей, надо готовиться к встрече. Сказал: ограничимся ковурмой или заколем барана? Так и есть...— Чабан Гарагол не снял бурку, хотя пот заливал ему лицо. Он сказал, повернувшись к подпаску,, сидевшему у очага на корточках и подбрасывавшему дрова: — Ну-ка, Муратберды, разве получилось по-другому, чем сказал Гарагол?
Муратберды, шестнадцатилетний подросток, повернул к нему голову, кивнул и снова стал смотреть в огонь.
— Я ему сказал: один гость будет длинный, другой короткий. Готовься к этому, я ему сказал, стели корпече г по габаритам гостей. Если не верите, посмотрите, на чем сидите, каждому еще вчера было приготовлено.
В самом деле, они полулежали на матрасиках, соответствующих их росту. Шофер пробормотал что-то непонятное. Талхат так и не понял, разыгрывает их чабан или говорит всерьез.
— Хорошо быть пророком. Очень удобно. Жаль, что аллах не всех награждает этим даром...
— А ничего здесь особенного нет.— Чабан с глубокомысленным видом взял пиалу с чаем, поставил перед Талха-том.— Смотрите туда. Что плавает в пиале, то и сбудется. Это не только старики туркмены знают. У всех народов так, мне говорили. Вчера утром из термоса налил себе чаю, хотел выпить, да вижу — две чаинки плавают стоймя. Одна длинная, другая короткая. Потом они набок.легли... Заранее знал, что вы не. проездом будете, а с ночевкой.
Напившись чаю, Талхат с Гараголом вышли посмотреть овчарню. Шофер с подпаском разговорились в кибитке.
Порывистый ветер проносился над обледеневшими снежными буграми. На северных и западных склонах барханов, между сухими стеблями травы, снег не таял, — обветренный студеным зимним ветром, он постепенно превратился в комья льда. Ветер отшлифовал их до зеркального блеска, и солнце отражалось в них, разбрасывая во все стороны слепящие блики.
У самой овчарни остановились, и Талхат поведал Гара-голу, кто он. Чабан присел на корточки, взял за голову собаку с обрубленными ушами и хвостом, которая послушно
следовала за ними от самой кибитки, раскрыл ей пасть, стал по очереди пошатывать каждый зуб — крепок ли? Не глядя на Талхата, сказал:
- И так ясно, кто вы, форма сама за себя говорит. Если есть разговор, начинайте, я...
— Скажу прямо, Гарагол-ага, заочно я с вами знаком, поэтому и решил свернуть сюда. Мне приятно познакомиться с ветераном войны, имеющим три боевых награды, который прошел фронт с первого дня войны до победного ее конца, с передовиком труда, тоже трижды отмеченным правительственными наградами... Ведь это так?
— Так.
— Вы тот человек, у которого на глазах, тогда вам было пятнадцать лет, басмачи расстреляли отца и мать. Не так ли?
— Так.
— Знаю, что стою перед человеком, который отказался от должности председателя сельсовета — ее ему предлагали — и, заочно окончив институт, с образованием ветеринарного врача ушел работать чабаном. Верно?
— Верно.
Талхат чувствовал, что. надо бы находить слова попроще, но знал — по-другому говорить сейчас не способен. Величественная красота окружавшей их пустыни как бы располагала к этому. Но, кроме того, знал: старикам, таким, как этот яшулы, всегда бывает приятно, когда им говорят хорошие слова. Он продолжал, как и начал:
— Мне рассказали, что в позапрошлом году в невиданные здесь морозы вы сберегли весь скот. Я читал статью и о том, как еще до морозов вы пять дней ходили по барханам и не вернулись в кош, пока не собрали всю свою отару, разбежавшуюся во время неожиданного бурана... Автор очерка, правда, не отметил еще одно примечательное событие, случившееся в Юзкулаче. Старший мастер, занятый здесь у вас рытьем колодца, заболел в последний день работ, а народ уже собрался в ожидании такой нужной для них влаги. Никто не осмеливался спуститься в колодец. И вот на эту глубину в сотню вытянутых человеческих рук спустился Гарагол-ага и поднял наверх первую миску воды...
Талхат говорил, а у чабана увлажнились глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34