Почему я так переживал и мучился во время этого подъема? Ведь в Чули, Кугитанге, мы поднимались еще выше, чем в этих горах. Нет сомнения, что эту высоту я мог бы взять при любой погоде самое большее за час, особенно если бы мы гнались не за джейраном, а за преступниками.
Высокое место всегда вызывает у человека беспокойство. Мы спешили туда, куда, как предполагалось, выйдет джейран. Вах-хей, если бы я знал, какой нас ждет там сюрприз!
ЧАРДЖОУ
Телефон прозвонил только один раз, а рука Хаиткулы, который секунду назад спал крепким сном, уже взяла трубку. Он услышал голос Талхата;
— Товарищ майор, докладываю: я приехал.
— Когда вернулся, дорогой? Привет, привет... Только что? устал? Ладно, встретимся у ГАИ.
Как оы ни хотелось остаться в приятном плену утреннего сна, Хаиткулы, стараясь не разбудить жену, выбрался из постели, оделся. Осторожно, чтобы не потревожить своих домочадцев, прошел на балкон, вытащил в прихожую велосипед. Плащ ему не понадобился, потому что он. был в шерстяном спортивном костюме. Он вышел из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь, щелкнул английский замок.
От их домов до ГАИ было одинаковое расстояние, поэтому они подъехали к будке автоинспекции одновременно, хотя и с разных сторон. Обнялись, снова сели на велосипеды, выехали на шоссе. Рассвет только занимался, поэтому на поднимавшейся в гору магистрали было пустынно. Подъехав к высокому холму на окраине города, на вершине которого вздымались руины древней крепости, они оставили у подножья свой транспорт и по тропинке, промытой первым теплым дождем, поднялись наверх. Огляделись...
Какой вид! С одной стороны — могучая Амударья, с другой — бескрайние барханы Каракумов, а посередине, упираясь в этот холм, уходил вдаль на многие километры самый большой, самый красивый город древнейшей провинции Лебаб, город «четырех дорог» — Чарджоу. Только отсюда, с этих развалин, можно оценить и красоту этого края, и размах современного строительства. Но... они поднялись сюда, не для того, чтобы любоваться видами или подышать освежающим морозным воздухом. Просто в этом уединенном месте никто их не потревожит и не прервет взволнованный рассказ Талхата Хасянова.
Талхат дошел до кульминации, остановился, набрал в легкие воздуха, положил руку на плечо Хаиткулы. Майор слушал его и не перебивал.
— ...Я уже шел к колодцу, обдумывая все, что увидел И услышал, как вдруг меня будто кто-то схватил за ноги и не пускает дальше. Сам не знаю, почему остановился... Затылком, что ли, дочувствовал опасность? Оглянулся — бежит ко мне его волкодав. Рычит, хрипит, не собака, а тигр или сам шайтан. Глаза страшные, огромные как фонари...
Я руку не успел сунуть в карман, чтобы пистолет вынуть, крикнул только: «Ах, Саран!» — а он и выстрелил два раза. Одна пуля попала в пса. Заскулил и ткнулся мордой в песок.
— А вторая пуля?
— Не знаю, товарищ майор. Я только звук выстрела слышал.
— Потом?
— Потом? Потом я пошел дальше, как шел.
— А Саран?
— А Саран остался за барханами... Я думаю, товарищ майор...
— Подожди, друг мой.— Хаиткуды встал, пошел к спуску.—Выскажешься в отделе при всех.
Они спустились к подножью холма, где уже вовсю кипела работа. Рабочие грузили на самосвалы обломки не то стен, не то кладки тысячелетнего фундамента этой крепости. Экскаватор вскрывал, лесчаную толщу холма, на котором покоились руины древней столицы. На видневшемся невдалеке малюсеньком кирпичном заводе ждали этот песок. Хаиткуды с сожалением бросил, взгляд на штабели готовых кирпичей... Совсем недавно в местной газете он прочитал статью О. Сайфи — чарджоуского журналиста. Содержательная статья была посвящена охране культурных памятников. Руководство кирпичного завода или не читало эту статью, или же не считало этот холм, эти руины памятником истории и культуры края...
Когда они пришли к себе на службу, Хаиткулы привел Талхата в свой кабинет, закрылся изнутри на ключ. Он перелистал абонентную книгу городской телефонной станции. Нашел номер телефона председателя городского народного контроля. Секретарша, узнав, откуда звонят, соединила его.
— Хотел бы знать, работают или нет в Ашхабаде в республиканском комитете Уруссемов и Ходжакгаев?.. Нет?.. Что?.. Уточните, пожалуйста. Да... Подожду вашего звонка.
Председатель городского комитета народного контроля поначалу сразу сказал ему, что таких людей в республиканском комитете нет, но потом засомневался — не новые ли. это работники? Сказал, что проверит непосредственно в Ашхабаде и сообщит позднее начальнику угрозыска.
Прежде чем вынести результаты поездки Талхата на обсуждение в отделе, Хаиткулы и Талхат попытались представить, что же все-таки могло произойти в коше чабана Сарана. Можно предположить следующее:
поначалу отношения между подпаском и Сараном сложились хорошо. И оставались такими почти до самого исчезновения подростка из коша. Никто никогда не слышал, чтобы они не поладили, никто не видел, чтобы чабан обижал его. Когда Саран приезжал в аул, то всегда говорил, что свой чабанский посох передаст только Акы. Такое заявление в селе значит .многое. Никакого умысла за ним не было скрыто, это очевидно..
В свою очередь, Акы был высокого мнения о чабане. Это хорошо известно... Но вот приезжает в кош неизвестный гость. На следующий же день после его приезда Акы приходит в смятение, бежит к подпаску соседней отары и несвязно говорит: «Надо разоблачить, надо разоблачить!» Кого разоблачить? Сарана или приехавшего человека? Все приезжавшие говорили, что они из Ашхабада. Так откуда они приезжали, из какой организации? Точно ли из комитета народного контроля?
Когда дело дошло до фамилии последнего приезжавшего, то память Сарану изменила. Или он о чем-то умолчал? Запомнил такие фамилии, как Уруссемов и Ходжакгаев, а здесь он почему-то запамятовал фамилию. Возможно ли это? Хаиткулы говорил: «Да, возможно», Талхат утверждал: «Невозможно». Небольшая несогласованность в их выводах. Хаиткулы готов согласиться с Талхатом, что приезжавший последним причастен к бегству подпаска, но это надо доказать. У гостя спрашивали документы? Нет. Но можно ли убедить чабана, что .ты приехал проверять факты, изложенные в чьем-то заявлении, не предъявляя ему своих документов? Можно. Разве поедет .кто-нибудь в пустыню в такое время года ради удовольствия? Никто. Чабаны — народ доверчивый и рассудительный. Лучше поверить на слово, чем обидеть гостя, кто бы он ни был, собственной подозрительностью.
Это были вопросы Хаиткулы и его же ответы. Талхат же ответы Сарана на подобные же его вопросы считал простыми увертками.
В конце концов они разработали план дальнейших действий и, чтобы не забыть деталей, записали его:
«а) С какой целью приезжал последний проверяющий? (Независимо, кто он л откуда приехал.) Возможно, что он приехал шантажировать чабана, а тот, испугавшись какого-то разоблачения, решил его подкупить. Подпасок слышит об этом или узнает другим каким-то способом и теряет доверие к Сарану, решает его разоблачить;
б) неизвестный человек побывал в коше Сарана, его видели, этого не отрицает Саран. Если это не был проверяющий, значит, Саран поддерживает с кем-то постоянную связь. С какой целью прибыл человек? Чтобы уговорить чабана Пасти лишнюю отару, не известную колхозу, или договориться, о покупке смушек?
в) гибель подпаска и его слова «надо разоблачить» тесно связаны между собой. Если это так, то последний побывавший в коше может быть одним из тех двух, следы которых потерялись в Ташкенте;
г) основательно изучить довоенную биографию Сарана;
д) кто автор рисунков на дверях работников милиции? Возможна ли.его связь с доктором и его любовницей? Носовой платок под подушкой женщины и пепел с окурками в пепельнице, найденной под кроватью,— кому они принадлежат?
е) Аташгиров и Темиров, на которых были выданы авиабилеты в Ташкенте, не настоящие фамилии преступников. Кто они на самом деле? Как их фамилии? Откуда достали паспорта?..»
Хаиткулы отпер кабинет, вышел в коридор, заглянул в соседние комнаты.
— Все ко мне! - Оперативное совещание, началось. Талхат. рассказал о своей поездке. Его дрклад вызвал множество вопросов. Каждый (из инспекторов вносил свои предложения, касающиеся дальнейшего розыска. Одни предложения принимались, другие отвергались... Совещание проходило бурно. Когда же работа отдела на ближайшие дни была расписана и можно было расходиться, раздался телефонный звонок. Все разом замолчали.
Это был звонок, которого с нетерпением ждал Хаиткулы. Положив после короткого разговора трубку, он выпрямился.
- Товарищи, мы напрасно недооцениваем себя.. Еще не кончилось наше совещание, а один пункт мы можем вычеркнуть из нашего протокола... А может быть, и не один. Председатель городского комитета народного контроля сейчас подтвердил, что никакого Уруссемова и никакого) Ход-жакгаева из Ашхабада в пески де посылали. Очевидно, что те двое состоят в преступной связи с Сараном. В какой, надо выяснять.— Он повернулся к Талхату: — Поездку Хай-дарова считаю весьма успешной. А сейчас прошу каждого приступить, к выцолнению своего задания. Главное — достать тех двух хоть из-под земли...
Когда все разошлись, в дверь постучали. Это Омаркулы принес объяснение, написанное по просьбе Хаиткулы. Майор взял объяснение и отпустил студента.
В обеденный перерыв майор вышел на улицу, предупре-див дежурного, что скоро вернется. Он заглянул в книжный магазин на улице Ленина, задержался в «Радиотоварах», поинтересовавшись, не поступили ли в продажу магнитофоны «Весна». После того как усатый продавец сказал деловито: «Нет!» — он вышел из магазина. У гастронома он собрался было перейти улицу, чтобы вернуться в милицию, как кто-то преградил ему путь... Как Хаиткулы ни изворачивался, человек с чемоданом в руке не давал ему пройти. Майор поднял глаза и сразу же обнял этого человека:
- Словно сердце что-то чувствовало, Палта Ачилович, не хотелось сидеть в кабинете!
— Я тебе загородил дорогу, а ты хотел проскочить, сделал вид, что не узнаешь! — Палта Ачилович весело рассмеялся.
Следователь был проездом из Ашхабада, летел К себе в Керки. Времени у него не было, поэтому Хаиткулы смог лишь на считанные минуты зазвать его к себе. Друзья вспомнили прошлое, договорились видеться почаще и снова простились.
Встречу с Палтой Ачиловичем Хаиткулы почему-то считал добрым предзнаменованием, поэтому, Когда дежурный доложил ему по телефону, что пришли два художника, Хаиткулы обрадовался:
— Не задерживайте, поскорее пусть идут, подскажите им, как меня найти.
Майор усадил резчика и Ярмамеда на диван, хотел расспросить их о здоровье, о доме, но резчик не дал ему и слова сказать, перебил:
— Мы, товарищ майор, привыкли выполнять заказы досрочно. Не так ли, Ярмамед? — Он подмигнул спутнику,— Если бы вы, товарищ майор, пришли бы не вчера, а пораньше, мы, может быть, встретились с атим парнем уже сегодня утром.— Он широко открыл свои черные глаза, улыбнулся л протянул Хаиткулы плотный лист бумаги.
— Да ведь мы — туркмены,— стараясь попасть в тон резчику, отвечал Хаиткулы, пристально рассматривая того, кто был изображен на этом листе.— ...Мы — туркмены.. пока в бок не дадут, не понимаем намеков. Видно, и меня надо под бок...
Он уже не улыбался. С белого листа на него смотрел человек в ушанке, левое ухо которой свисало и закрывало щеку, а правое оттопыривалось в сторону. Под широким воротником старомодного пальто — небрежно подвязанный шарф. Лицо вытянутое, невыразительное, с большим ртом. Человек весьма странный.
Хаиткулы минуты две рассматривал портрет, потом сделал выводы:
— Пьяница. Холостой или женатый, но основательно помучивший семью тип. Тридцати еще нет. Того, кто его превратил в такое посмешище, зовут известным именем — «Водка»! В кармане всегда пусто... Трафарет, конечно, ему ни на черта яе нужен. Заказывал не для себя; десятки, которые оставил вам, тоже не его, не заработанные. Тех красных купюр у него было, конечно, не две, а гораздо больше... А вы, между прочим, хороший художник.— Хаиткулы наконец бросил взгляд на автора.— Знаете, какое вы у него выражение подметили? Как раз то, с каким он сидел у вас: «Уж сегодня буду пить досыта».— Хаиткулы продолжал фантазировать, как будто он сам нарисовал, причем с натуры, этот портрет.— ...Публика известная. От таких людей никто уже не ждет ничего доброго, их вообще никто и нигде не ждет. Иногда только подвернется какой-нибудь делеЦ, тогда за бутылку водки он мать родную продаст. Закрывает глаза на все — кто ты, за что ллатишь деньги? Дай только на опохмелку и быстро говори, что сделать, куда пойти... Знает, что за выполнение задания получит хороший куш, чтобы пить несколько дней подряд... Если вы, профессионалы, считаете, что рисунок сделан натурально точно, могу спорить, что и я ошибся не больше чем на один процент!
Они смотрели на него с уважением, майор же был доволен сегодняшним днем больше, чем многими предыдущими.
— Теперь дело за нами. Большое спасибо... и ждите моего вызова.
Он отнес рисунок начальнику милиции, тот передал его эксперту, и портрет начал путешествие по кабинетам, пока не очутился в фотолаборатории с пометкой: «Срочно». Па следующий день отпечатки портрета раздадут участковым и инспекторам, которые начнут обходить участок за участком, район за районом до тех пор, пока кто-нибудь из них не остановится перед незнакомым гражданином и не скажет себе: «Это он», а вслух: «Предъявите документы!»
МАХАЧКАЛА
(Из записей Бекназара Хайдарова)
21—25 февраля 197... г.
Сейчас я пишу не в гостинице «Каспий», не в ее крохотном, но удобном номере на верхнем этаже с видом на море, сидя в мягком кресле и разложив книги и тетради на широком столе, а в больнице, на втором этаже, в палате № 19.
Больные наконец утихомирились, кое-кто даже заснул, хотя еще не поздно. Неудобно писать на тумбочке, но кое-как корплю. Самая большая радость для меня, что блокнот со мной. Передали врачу, а он вернул мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34