Когда я вернулась в гостиную, Нико с интересом просматривал какие-то брошюры.– Пожалуй, я пойду на работу, – сказала я. Сегодня была пятница, и на работе меня никто не ждал, но я решила, что лучше будет пойти.– Хорошо, – ответил Нико. – У меня тоже сегодня встреча с клиентами.– Спасибо за чудесный ужин вчера вечером.– Не стоит. – Он едва оторвался от своих брошюр.– Ты мне позвонишь?– Сегодня я играю в "Дон Кихоте". Может, завтра? – Он перевернул страницу в одной из брошюр.– Хорошо, завтра. – Я подхватила свою сумку. – Поеду на метро.Он встал.– Я бы тебя подвез, Изабелла, но, к сожалению, я уже опаздываю.– Ничего.Он слегка улыбнулся.– Желаю тебе удачного дня.– И тебе, Нико.Он поцеловал меня в щеку.– Я позвоню, – пообещал он.
Внезапная холодность Нико меня несказанно уязвила, точно так же как факт существования бывшей подружки. Я сама не понимала, что меня так сильно опечалило. И понятия не имела о том, что делать дальше. И даже не знала, чего хотеть, чтобы приложить усилия к воплощению этого "дальше".В пятницу вечером я сидела на балконе своей мадридской квартиры и слушала звуки города: шелест автомобильных шин, резкий рев клаксонов, людские голоса. Зайдя в комнату, я достала из сумки документы по конференции и попыталась вникнуть в расписание семинарских занятий, в списки организаторов конференции, в списки предоставляемых отелем услуг, в программы занятий "на дому", в развернутые планы лекций специалистов.Кипы бумаги лежали у меня на коленях, но я даже не пошевельнулась, когда полились дурацкие слезы, так что буквы запрыгали перед глазами, и больше уже я ничего не могла прочитать.
На следующее утро очень рано зазвонил телефон, так что я вскочила, как ошпаренная, так и не отдохнув после короткого и беспокойного сна, в который провалилась после долгих верчений и вздохов. Сильно болела голова.– Алло! – прохрипела я в трубку.– Изабель? Это ты?– Алисон. – Я несколько раз моргнула и посмотрела на часы. – В субботу, в девять часов утра – что-то на тебя не похоже.– А у нас только восемь, – взволнованно сказала она. – Но у нас несчастье. Вчера вечером умерла бабушка.– Что? – беспомощно заморгала я. – А что случилось?– По всем признакам сердечный приступ. Похороны в понедельник.– Я буду. Как мама?– Ничего, держится. Отец сделал ей успокоительное питье, и она сейчас спит. Просто не могу поверить, что бабушка умерла! – Голос у нее задрожал. – Только что была жива – и вдруг, через минуту, ее уже нет. Это просто в голове не укладывается.– Я позвоню тебе попозже.Бабушка Бехан была маминой мамой. Мы не особенно часто с ней виделись. А вот в детстве проводили с ней много времени, хотя она мало напоминала классическую сказочную бабушку – толстенькую, гостеприимную старушку с седыми волосами и в очках. Наша бабушка была худой и угловатой женщиной, она не играла с нами в салочки на заднем дворе, не разрешала устраивать в своем доме шумные игры. Гренни Бехан относилась к нам как к маленьким взрослым, и когда мы приходили к ней домой, то именно так себя и вели. Но если с нами случалось что-то нехорошее, если мы падали или начинали драться или если матери нужно было уйти из дома по каким-то делам, то бабушка тут же оказывалась рядом, всегда готовая помочь или с нами посидеть.– Ужасные дети, – строго говорила она, но в ее глазах было столько доброты, что эта строгость совершенно нас не пугала. Бабушка перевязывала нам болячки, убеждала прекратить дурачиться, утирала нам слезы, давала рассматривать картинки в энциклопедии.Жаль, что в последний свой приезд в Ирландию я к ней не зашла. Целиком погруженная в собственный мирок, я просто про нее забыла. И теперь уже было поздно об этом сожалеть. Я бросилась к телефону. Мне надо было срочно поговорить с Нико. Он все поймет. Он всегда меня как-то хорошо понимал и успокаивал. Но в трубке слышались только монотонные длинные гудки. Нико не было дома. Глава 28ПЛАЧУЩАЯ ЖЕНЩИНА (Пабло Пикассо, 1937)
День был солнечным и безоблачным, легкий ветер шелестел листвой кладбища, и пока мы молились за упокой души бабушки, я поплотнее запахнулась в свой хлопчатобумажный жакет.Мать первая бросила на крышку гроба комья глины, послышались глухие, щемящие душу удары. Мы отвернулись и медленно пошли к своим машинам.– Она прожила долгую жизнь, – позже говорила мать, разливая чай и подавая гостям сэндвичи. – И ушла из жизни легко и быстро.Люди всегда так говорят. Впрочем, возможно, они и правы.– Жаль, что я не успела ее повидать, – говорила Рейчел, подавленная и бледная, совершенно не похожая на себя саму в обычном жизнерадостном настроении.– Она знала, что ты про нее думаешь, – успокаивала ее мать.– Ничего я не думала! – Рейчел сокрушенно помешивала чай. – Я вообще про нее забыла!– Разумеется, тебе казалось, что ты забыла, – рассудительно вразумляла ее мать. – Но в подсознании у тебя она постоянно присутствовала. Люди мысленно никогда не расстаются со своими родственниками.Мать всегда беспрекословно верила в семейные связи и была неутомимым защитником семьи. Когда Рейчел, плача, ушла в сад, мать пробормотала ей вслед: "Все драматизирует!", а потом переключила свое внимание на меня.– Выпей это, – сказала она, передавая мне чашку чая. – У тебя совершенно потерянный вид.– Голова болит, – отговорилась я.– Прими что-нибудь.– Уже приняла.Мать внимательно на меня посмотрела.– С тобой все в порядке?– В порядке, – пожала плечами я. – Просто устала.– Ты слишком много работаешь.– Да нет, не слишком. – Я вымученно улыбнулась. К нам подошла соседка, которая убедила мать немного отдохнуть и самой выпить чаю.– А я пока позабочусь о гостях, – сочувственно проговорила соседка.Мать тоже вышла в сад и села рядом с Рейчел. До чего же они похожи, думала я, глядя, как они сидят рядом, плечом к плечу. Только у матери в волосах больше седины. Но у обеих те же черты, то же выражение лица, та же манера во время разговора слегка приподнимать бровь. Ничего не поделаешь – семья…Словно перехватывая эстафету, соседка тут же пристала ко мне. "Странно, почему у них у всех в запасе один и тот же дежурный набор вопросов? – думала я с тоской. – О работе, о том, хорошо ли я провожу время, о друзьях и есть ли у меня кто-то особенный на примете". Разумеется, есть, подумала я, злясь на соседку, только Нико не ответил в субботу на мой звонок. А бежать к нему домой и ломиться в его квартиру мне не хотелось.– Попадаются время от времени, – уклончиво ответила я.– Как хорошо быть молодой, когда мужчины так и пляшут вокруг тебя и штабелями укладываются у ног! – провозгласила соседка.– Не знаю, может быть.Ее расспросы решительно становились мне в тягость.– Не лги мне, Изабель Кавана! – рассмеялась соседка. – Я по глазам вижу, что у тебя кто-то есть!Я снова улыбнулась, но у меня было такое чувство, словно я вот-вот упаду в обморок. "Почему они все не оставляют меня в покое? – обреченно думала я. – Почему не дают мне хоть немного побыть одной?"– Изабель!Ко мне быстрыми шагами приближался Ян. Извинившись, он увел меня от соседки, за что я ему была несказанно благодарна.– У тебя был совершенно затравленный вид, – сказал он.– Спасибо.– Однако ты такая бледная!– Голова болит, вот и все.– Это кошмарное мероприятие кого угодно доведет до головной боли. – Он осмотрелся. – Столько народу! Кто бы мог подумать, что у бабушки было столько знакомых!– Не думаю, что все это ее знакомые, – возразила я. – Большинство людей – это знакомые матери. Они пришли ее поддержать, выразить свои соболезнования.– Поддержать! – фыркнул Ян. – В чем заключается их поддержка? В поедании сэндвичей и питье чая? Или виски? – Некоторые мужчины в гостиной действительно заливали в себя изрядные порции виски.– Почему бы и нет? – снова возразила я. – Они пришли на похороны. Может, у них сегодня были совершенно другие планы, и они ни сном ни духом не ведали, что попадут сюда? Мы просто обязаны их хотя бы накормить и напоить.– Что-то ты стала слишком рассудительная, – сказал Ян. – Или, может быть, ты уже стареешь?– Заткнись! – Я дружелюбно ткнула его в плечо, в ответ он столь же дружелюбно обнял меня за плечи.Подружка Яна Хани пришла только на мессу, а потом быстро вернулась на работу, объяснив, что никто ее там сегодня подменить не сможет. Они с Яном снова были вместе.– Мне показалось, что я не могу без нее жить, – объяснил мне Ян. – Что-то в ней есть такое особенное, Иззи.– Ноги до ушей – вот что в ней особенное, – поддразнила я его.Алисон и Питер сидели рядышком – склонив друг к другу головы и погруженные в собственный мирок – и выглядели в таком состоянии совершенно естественно… Словно были созданы друг для друга.– Ты уверена, что с тобой все нормально? – спросил Ян.– Господи, Ян, когда наконец люди перестанут задавать мне этот дурацкий вопрос? – спросила я со вздохом.– Мать говорит, что в Мадриде тебя заездили, как рабыню на плантациях.– Что она знает об этом? – воскликнула я. – И к тому же меня не заездили. Мне самой нравится работать.– А Алисон говорит, что у тебя есть бойфренд.– И есть, и нет…– Значит, ничего серьезного?Я с ужасом взглянула на брата. Раньше мы с ним никогда не обсуждали личную жизнь. Я всегда считала его слишком юным для таких обсуждений. Конечно, свое отношение к Тиму он высказывал всегда: сперва симпатизировал ему, а потом – солидарно с Алисон – предупреждал меня против его непорядочности.– Ничего, – я решила не вдаваться в объяснения.– Но ты такая грустная!– Господи, Ян, мы же на похоронах! Здесь и положено быть грустной.– Ничего подобного. Посмотри кругом. Народ смеется и рассказывает друг другу смешные истории.– Ты ужасный тип!Но в сущности он был прав. Под влиянием виски ли или чего другого, но люди чувствовали себя совершенно свободно, улыбались, даже шутили понемногу. Мать оживленно беседовала с Рейчел, та подкрепляла свои доводы энергичной жестикуляцией."Почему же я чувствую себя, словно замороженная изнутри? – думала я. – Почему мне хочется пойти в свою комнату, броситься на постель и завернуться, как в детстве, с головой в одеяло?" Наверняка эта боль, неописуемая, необъяснимая боль, осталась у меня, как отголосок детского ужаса перед смертью, думала я, и ей не место в жизни тридцатилетней женщины.Преуспевающей, кстати сказать, женщины.Женщины, которую некому обнять, шептал мне изнутри какой-то другой голос, как обнимает Питер свою Алисон. Женщины, которой некому довериться, как доверяет Ян своей Хани…Не будь идиоткой, злобно одернула я себя. Ты независимая женщина. Замужество больше не является целью твоей жизни. И если тебе так уж хочется поцелуев и объятий, то позвони Тиму Мэлону прямо сейчас. Он будет счастлив сослужить тебе такую службу. Тебе даже не придется его об этом просить!Вокруг продолжали шуметь людские голоса, но я себя чувствовала словно меня заперли в собственном мирке, отделили непроницаемой стеной от всех остальных. Я разговаривала с людьми, которых очень давно не видела: с соседкой, с владелицей мясного магазина в Сутоне, где мать и бабушка покупали продукты, с преподавательницей вечерних курсов по английской литературе, которые посещала бабушка. Я даже не знала, что бабушка в семьдесят семь лет ходит на такие курсы. Чему она могла там учиться? Но преподавательница сказала, что бабушка была замечательной ученицей – неутомимой, заинтересованной, остроумной, заражающей весь класс своей энергией.Какая же я дура, что тоскую по ней сейчас, думала я, споласкивая чашки и блюдца на кухне и расставляя их на сушилке. Я налила себе "Южного комфорта". Это я познакомила бабушку с "Южным комфортом". Лет пять или шесть тому назад. И он ей понравился. Я проглотила сладкую жидкость и позволила ей себя согреть.Мне очень хотелось уйти. Я очень устала от такого количества людей вокруг. Мне необходим был покой.– Иди, я тебя прикрою, – сказал Ян, когда я пожаловалась ему на свое состояние. – И с матери глаз не спущу.– Спасибо.– У тебя правда страшно усталый вид. А завтра вечером тебе уже лететь в Испанию.Я из последних сил улыбнулась.– Ну и что? Я женщина реактивная. Перелеты, переезды – это как раз для меня!– Иди выспись, реактивная женщина! Я матери не скажу, что ты ушла!И я пошла домой. Дорога шла по берегу моря, дул сильный бриз. Меня едва не сбили с ног какие-то подростки на роликах, которые неслись со страшной скоростью по велосипедной трассе. В Ретиро-парке дети на роликах больше любят разные замысловатые прыжки и повороты, нежели скорость. Но и эта мысль меня не вдохновила. Мне нестерпимо хотелось спать, и с каждой минутой чувство отделенности от внешнего мира во мне только нарастало.Но и дома я не могла уснуть. Ворочаясь на кровати, я мысленно считала корабли на горизонте, сперва до ста, потом до тысячи, но сон все равно не шел. Я пыталась дышать медленно и ровно, но только спровоцировала этим приступ кашля. Я зарылась с головой в подушку, но все равно слышала громкое чириканье птиц за окном и детский смех.Наконец я встала и спустилась вниз. Посидела в саду. Выполола пару сорняков. Потом вернулась в дом и позвонила Тиму на работу.– Алло! – услышала я в трубке голос Тима, после того как его подозвала к телефону секретарша.– Привет, Тим.– Изабель! Как я рад тебя слышать, Изабель!– Я тебя тоже, Тим.– С тобой все в порядке? У тебя такой странный голос.– Я дома, прилетела на похороны бабушки.– О Изабель! Какое несчастье!Мы поговорили немного о бабушке.– Ты надолго? – спросил он.– До завтрашнего вечера.– Мало для такого события.– Большего я не могла себе позволить.– У тебя усталый голос, – констатировал Тим.– Так оно и есть.– Ты где?– Дома.– Хочешь куда-нибудь пойти?Я заколебалась, не зная, что ответить.– То есть я хотел спросить, ты не хочешь со мной встретиться? – поправился он.– Да.– Хочешь, я к тебе приеду, или, может быть, ты приедешь в город?Я сама не знала, чего я хочу.– Пожалуй, я приеду, – сказал Тим. – По всей видимости, ты в шоке.– Ни в каком я не в шоке, – ответила я. – Это же моя бабушка, а не мать или отец.– Все равно. Я буду у тебя через полчаса.Через полчаса. С похорон через полчаса никто не вернется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56