Через город мы проехали молча. Улицы были почти пусты, мы заметили лишь несколько пешеходов. На двух перекрестках мы попали на красный свет, в обоих случах дуло маузера отдыхало на моем затылке. Скоро мы выехали из города. Лило как из ведра. «Дворники» не справлялись с потоком воды. Я вынужден был снизить скорость до тридцати, но и теперь почти ничего не видел, когда нас ослепляли фары едущего навстречу автомобиля. Еще меньше было видно, когда нас кто-то обгонял, заливая все лобовое стекло. В общем, я ехал по таким волнам, которыми мог бы гордиться любой капитан.
Уткнувшись в лобовое стекло Мэри Рутвин вглядывалась в ночь. Она, очевидно, хорошо знала дорогу, но в этот вечер не могла ее узнать. Грузовик, мчащийся навстречу, закрыл нужный нам поворот.
— Туда! — Она схватила меня за плечо так крепко, что «форд» пошел юзом и мы успели проехать метров пятьдесят. Дорога была слишком узкой, чтобы развернуться, я дал задний ход и свернул. Страшно подумать, что случилось бы, вздумай я делать поворот на полной скорости. Я и так с трудом едва затормозил перед железными воротами из прутьев, такими солидными, что они выдержали бы и бульдозер. Мне показалось, что ворота закрывают туннель с почти плоской крышей. Слева находился забор из белой глины, высотой больше двух метров и длиной метров семь. Справа — белый домик с дубовыми дверями и выходящими в сторону туннеля окнами, закрытыми шторами. Между домиком и забором была крыша. Я не мог определить, из чего она сделана. Мое внимание приковал мужчина, вышедший из домика еще до того, как я остановился.
Вот идеал шофера, о котором мечтает богатая вдова: настоящая симфония коричневого цвета! Даже его сапоги для верховой езды были коричневыми. Яркие бриджи, рубашка, застегнутая под самую шею, перчатки, идеально сложенные под погончиком; околыш фуражки — все одного оттенка. Когда он снял фуражку, оказалось, что его волосы густые и черные, с пробором справа. У него было загоревшее, гладкое лицо с широко расставленными глазами. Сложен он был так же крепко, как и я.
Мэри Рутвин опустила стекло, и шофер наклонился, чтобы ее рассмотреть, опираясь мускулистой рукой на край двери. Когда он узнал ее, на лице его появилась широкая
улыбка, и если радость в его глазах была ненастоящей, то он был лучшим актером среди всех шоферов, которых я когда-либо встречал.
— Мисс Мэри! — Он несомненно был англичанином: имея двести восемьдесят пять миллионов долларов, можно позволить себе нанять шофера-англичанина для трех «роллс-ройсов». Шофер-англичанин придает шик.— Я рад вас видеть. Все в порядке?
— Я рада, что вернулась, Саймон.— С минуту ее ладонь покоилась на его руке.— Как папа?
— Генерал ужасно беспокоился, мисс Мэри. Но теперь все будет хорошо. Сейчас я ему сообщу.— он наклонился вперед и заглянул на заднее сиденье. Видно было, что он буквально окаменел.
— Да, это пистолет,— сказал Яблонский.— Я просто держу его в руке, сынок, потому что сидеть с ним в кармане дьявольски неудобно. Ты сам никогда этого не замечал? — Я посмотрел на шофера и действительно заметил небольшую выпуклость на его правом бедре.
— Правда, это портит вид? — продолжал Яблонский.— Поэтому выбрось из головы глупые мысли о том, чтобы им воспользоваться. Уже слишком поздно для этого. В конце концов, ты можешь подстрелить Талбота. Он сидит за рулем. Пятнадцать тысяч долларов живого веса; хотел бы доставить его в хорошем состоянии.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр.— Лицо шофера потемнело, тон был ледяным.— Я позвоню генералу.— Он вошел в домик, поднял трубку и нажал кнопку. Тяжелые ворота бесшумно открылись.
— Не хватает только рва и моста,— пробурчал Яблонский.— Ничего не скажешь, генерал сторожит свои миллионы. Электричество, собаки, охрана, не так ли, мисс?
Девушка не ответила. Мы ехали мимо большого гаража. Он был открыт. Я убедился, что относительно «роллс-ройсов» был прав. Их было два: один бежевый, другой темно-серый. И еще «кадиллак». Это для прислуги.
Яблонский спросил:
— Где вы взяли этого несчастного беднягу-англичанина?
— Я хотела бы видеть, как вы повторите это ему в лицо без пистолета в руке,— спокойно ответила девушка.— Он работает у нас три года. Девять месяцев назад на нас напали три бандита, когда я ехала только с Кеннеди. Все были вооружены. Одного из них уже нет в живых, двое других сидят в тюрьме.
— Повезло бедняге,— сказал Яблонский и снова воцарилось молчание. Асфальтовая дорожка, по которой мы ехали, была узкой, густо заросшей с обеих сторон. Наконец, мы увидели дом.
Обычный дом, говорила девушка. Действительно, обычный, для семьи человек эдак из пятидесяти! Огромный белый дом времен еще войны за независимость: высокое крыльцо с колоннами, много стекла. На крыльце выстроился приветственный комитет.
Я ожидал традиционного приема высокого класса: дворецкий церемонно проведет нас в библиотеку, где перед камином, в котором трещат сосновые поленья, генерал потягивает шотландское виски. Конечно, это было довольно глупо с моей стороны. Если человек ждет возвращения дочери с того света, он не будет сидеть и прислушиваться к дверному звонку. Шофер предупредил О нашем прибытии: вот и встреча.
Дворецкий все же присутствовал. Он спускался с крыль-. ца, неся большой зонт, каким обычно пользуются игроки в гольф. Ни на одного дворецкого в моем представлении он не походил. Пиджак тесно облегал его, как у гангстеров времен «сухого закона», а лицо только подтверждало это впечатление. Он выглядел, как двоюродный брат Валентине, той гориллы в суде. Может родство было более близким? У него был даже точно такой же сломанный нос. Генерал обладал странным вкусом в подборе дворецких, если их сравнивать с выдержанным шофером.
И все же дворецкий производил неплохое впечатление. Так мне казалось до той минуты, пока он не увидел, кто сидит за рулем. Он проводил на крыльцо Мэри Рутвин, которая бросилась на шею генералу. Яблонский и я поднялись сами. Мы промокли, но никого это особо не волновало.
Старик был высокий, стройный, но не худой, одет в серебристо-белый костюм. Оттенок костюма идеально гармонировал с цветом его волос. Лицо его напоминуло Линкольна, оно было изрезано морщинами, половину лица закрывали пышные седые усы и борода. Он не был похож на человека, который стоит двести восемьдесят пять миллионов. Именно таким я представлял себе судью-южанина.
— Прошу вас, господа,— любезно пригласил генерал. Я не был уверен, относится ли это приглашение и ко мне, однако вошел в дом. Впрочем, выбора у меня не было. Маузер Яблонского упирался в мою поясницу, к тому же к нему присоединился пистолет еще одного типа, вынырнувшего из темноты.. Торжественной процессией мы прошли через
широкий холл, еще какие-то комнаты и оказались в библиотеке. В камине горели сосновые щепки, а запах книг в кожаных переплетах приятно гармонировал с ароматом дорогих гаванских сигар и отменного шотландского виски. В настоящий момент курильщик сигары в библиотеке отсутствовал. Стены, не заставленные полками с книгами, были обшиты полированным вязом. Кресла и кушетки обиты золотистой кожей и бархатом. Коричневый пушистый ковер покрывал пол до самых стен.
— Виски, мистер..? — обратился генерал к Яблонскому.
— Яблонский, господин генерал. С удовольствием выпью. И до сих пор ожидаю.
— Чего вы ждете, мистер Яблонский? — Генерал Рут-вин говорил тихо и спокойно. Если человек стоит двести восемьдесят пять миллионов, ему не нужно повышать голос, чтобы быть услышанным.
— Ну вы и шутник.— Яблонский также сохранял полное спокойствие.— Я ожидаю маленького чека с вашей подписью. На пятьдесят тысяч.
— Ах, да.— Казалось, генерал несколько удивлен тем, что Яблонский напоминает об уговоре. Он подошел к камину и вытащил из-под пресс-папье на каминной полке желтый банковский чек.— И не беспокойтесь, что я позвоню в банк и объявлю этот чек недействительным. Я не такой человек.
— Я знаю это, генерал.
— Моя дочь значит для меня гораздо больше. Я благодарен вам за то, что вы вернули ее мне.
— Не стоит благодарностей! — Яблонский взял чек, взглянул на него и тут же уставился на генерала.
— Вы ошиблись, генерал,— заявил Яблонский.— Я просил пятьдесят тысяч, а не семьдесят.
— Все верно.— Рутвин посмотрел на меня.— Я предложил вам десять тысяч за информацию об этом человеке. Кроме того, я морально обязан взять на себя пять тысяч, назначенные властями. Согласитесь, легче предъявить один чек на всю сумму и на одного предъявителя.
— А еще пять тысяч?
— За удовольствие, которое я получу, сдав этого человека в руки властей лично. Могут у меня быть собственные капризы?
— Благодарю вас, генерал. Мне пора. Я уверен, что вы справитесь с этим негодяем.
— О нем позаботятся мои люди.— Генерал наверняка имел в виду не дворецкого. Он позвонил и обратился к появившемуся в дверях мужчине, похожему на слугу:— Флетчер, попросите сюда мистера Виланда и мистера Ройала.
— Почему бы вам самому не пригласить их, генерал? — Я считал себя главным действующим лицом, однако до сих пор никто ко мне не обратился, поэтому я решил, что пришло время включиться в беседу и мне. Я склонился над вазой с искусственными цветами, стоящей на столе, и вытащил оттуда микрофон.— Комната прослушивается. Ставлю сТо против одного, ваши друзья слыхали каждое слово. Для миллионера и аристократа, Рутвин, у вас странные обычаи...— Я прервал фразу, потому что в этот момент в комнату вошли три человека.— И еще более странные приятели.
Мое утверждение было не совсем верным. Первый из троицы производил впечатление человека, чувствующего себя в этой роскошной обстановке, как рыба в воде. На нем был смокинг, роста он был среднего, а изо рта торчала сигара длиной с мою руку. Это был именно тот дорогой запах, на который я обратил внимание, войдя в библиотеку. У него были черные волосы, слегка седые на висках и черные же аккуратные усики. На вид ему было немного более пятидесяти. Сильно загоревшее гладкое лицо, без единой морщинки. Своеобразный идеал для голливудского актера. Когда он приблизился, я понял, что это сильный физически человек, а по глазам было видно, что он умен и тверд. У актера таких черт быть не могло. С ним надо было держать ухо востро.
Второй производил еще более необычное впечатление. Это трудно сразу выразить словами. На нем был светлосерый фланелевый костюм, белая рубашка и серый галстук. Роста несколько ниже среднего, крепкого телосложения, с бледным лицом и гладко прилизанными волосами почти такого же цвета, как у Мэри Рутвин. Только присмотревшись к нему внимательнее, я понял, в чем состояла его необычность. Никогда в жизни я не видел такого лишенного всякого выражения лица и пустых глаз.
Замыкающий это шествие был более чем необычен. В этой библиотеке он был к месту так же, как Моцарт в рок-клубе. Высокий, стройный, примерно двадцати двух лет. Лицо бледное, как у мертвеца, а глаза как угли. Эти глаза бесспокойно бегали, как будто неподвижность причиняла им боль. Я не смотрел на его одежду, все внимание привлекало лицо. Лицо хронического наркомана. Достаточно на сутки лишить его белого порошка, и он завоет от адских мук.
— Прошу вас, мистер Виланд,— обратился генерал к мужчине с сигарой.— Это Талбот, тот, которого ищут. А это мистер Яблонский, он доставил сюда Талбота.
— Рад познакомиться, мистер Яблонский.— Виланд улыбнулся и протянул руку.— Я управляющий и главный инженер нефтяного концерна генерала.
Если он был главным инженером и управляющим у генерала, то я в таком случае был президентом США!
— А это мистер Ройал.— Виланд указал на мужчину в светло-сером костюме.
— Яблонский! Яблонский! — прошипел третий из вошедших, с бегающими глазами. Он быстро сунул руку под пиджак, и в его дрожащей руке появился пистолет. Глаза стали бешеными, он грязно выругался.— Два года я ждал этой встречи! Черт возьми, Ройал! Почему ты..?
— Ларри, веди себя прилично в обществе дамы!.— Готов поклясться, что Ройал даже не пошевелил рукой, но в ней оказался пистолет. Стволом пистолета он ткнул в запястье Ларри, и тот выронил оружие на стол. Даже в цирке мне не приходилось видеть такого ловкого фокуса! Мы знакомы с мистером Яблонским,— продолжил Ройал спокойным тоном.— Я верно говорю, Ларри? Ларри отсидел шесть месяцев за наркотики. А посадил его Яблонский.
— Яблонский..? — начал генерал.
— Яблонский,— улыбнулся Ройал.— Герман Яблонский, лейтенант из отдела расследования убийств нью-йоркской полиции.
Глава 4
Наступившая тишина, казалось, будет длиться бесконечно. Первым пришел в себя генерал. Холодно и сухо он обратился к мужчине в смокинге:
— Как я должен это понимать, Виланд? Ты привел в мой дом человека, который является хроническим наркоманом, носит при себе оружие и к тому же сидел в тюрьме. Что же касается служащего полиции...
— Успокойтесь, генерал,— привычно спокойно сказал Ройал.— Я не совсем точно выразился. Мне следовало сказать «бывший лейтенант». В свое время он был самым способным сотрудником отдела наркотиков, потом отдела расследования убийств. На его счету было больше арестов и обвинительных приговоров, чем у любого другого полицейского на всем восточном побережье. Но можно споткнуться и на ровном месте, не так ли Яблонский!
Яблонский молчал, лицо его ничего не выражало. На моем лице тоже ничего не отражалось, однако я лихорадочно размышлял, как мне отсюда смыться. Движением руки генерал отпустил слуг, и какое-то время все перестали мной интересоваться. Я осторожно обернулся и понял, что ошибся. Кое-кто не спускал с меня глаз. Это был мой старый знакомый по залу суда Валентино. Он стоял у открытой двери в библиотеку и очень внимательно следил за мной. Я с удовольствием отметил, что правую руку он держит на перевязи. Его левый кулак скрывался в кармане пиджака. Наверняка там находилось и еще кое-что, кроме этого огромного кулака. Если бы я попытался удрать, это доставило бы ему большое удовольствие.
— Яблонский был главным действующим лицом самой громкой аферы в нью-йоркской полиции,— продолжил Ройал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30