— Он посмотрел на девушку и улыбнулся.— У Мери Блер Рут-вин нет соперниц. При таком отце можно обойтись без университетского акцента и прически от Энтони.
— А кто ее старик?
— Какое невежество! Блер Рутвин, генерал Рутвин. Ты слышал о клубе Четырехсот? Предки старого Рутвина были в числе первых переселенцев, прибывших на «Мейфлауэре!». Он нефтяной магнат, самый богатый человек в Штатах после Поля Гетти.
Мне трудно было что-либо ответить. Интересно, что он сказал бы, услышав о моих мечтах о домашних тапочках, камине и наследнице-мультимиллионерше? Поэтому я только сказал:— Ты слушал полицейское сообщение в машине на стоянке.
— Верно,— довольно согласился он.
— Кто вы такой? — Мери Рутвин заговорила впервые с тех пор, как незнакомец появился в комнате. Если вы пренадлежите к элите клуба Четырехсот, то не падаете в обморок, не вскрикиваете: «Слава Богу!», не заливаетесь радостными слезами и не обнимаете своего спасителя; достаточно мило улыбнуться, чтобы показать, что он ничем не хуже вас, хотя прекрасно известно, что это не так, и спросить: «Кто вы такой?»
— Яблонский, мисс. Герман Яблонский.
— Я догадываюсь, что ваши предки тоже прибыли на «Мейфлауэре»,— сказал я кисло. Потом бросил на девушку вопросительный взгляд.— Десятки миллионов долларов? Куча денег гуляет по городу. Теперь мне понятно, откуда взялся этот Валентине.
— Валентино? — Было видно, что она до сих пор. считает меня психом.
— Эта горилла со сломанным носом, которая сидела за вами в зале суда. Если ваш папаша так же покупает нефтяные прииски, как подбирает для вас телохранителей, то ваши дела плохи.
— Это не был мой постоянный...— Она закусила губу.— Я вам очень благодарна,— обратилась она к Яблонскому.
Яблонский снова улыбнулся, но ничего не ответил. Он вынул пачку сигарет, вытащил одну, взял спичку и бросил мне сигареты и спички. Так ведут себя профессионалы высокого класса! Культурные, предупредительные, воспитанные; бандитам тридцатых годов далеко до них! Именно поэтому человек вроде Яблонского еще более опасен: как айсберг, у которого семь восьмых опасности остается под водой.
— Надеюсь, вы готовы применить оружие,— продолжила Мери Рутвин. Она нервничала, на ее виске пульсировала жилка.— Значит, этот человек ничего плохого мне уже не может сделать?
— Абсолютно ничего,— заверил ее Яблонский.
— Благодарю вас,— вырвалось у нее вместе с тихим вздохом, будто она наконец поняла, что опасность миновала. Она направилась к телефону.
— Я позвоню в полицию.
— Нет,— спокойно сказал Яблонский.
Она остановилась как вкопанная: — Слушаю вас?
— Я сказал «нет»,— буркнул Яблонский.— Никаких звонков, никакой полиции. Власти в это дело лучше не вме-шивать.
— Что это означает? — На обеих щеках у нее снова появился румянец. Раньше он был результатом страха, теперь — гнева. Конечно, если ваш отец уже не может даже сосчитать, сколько у него нефтяных скважин, вы не привыкли, чтобы вам возражали.— Мы должны вызвать полицию.— Она сказала это медленно и терпеливо, как взрослый, объясняющий ребенку.— Этот человек — преступник. И убийца. Он убил в Лондоне человека.
— В Марбл-Спрингс тоже,— спокойно дополнил Яблонский.— Донелли умер сегодня в семнадцать сорок.
— Донелли... умер? — прошептала она.— Откуда вы знаете?
— Из радиодневника в шесть часов. Его передавали, когда я выезжал со стоянки вслед за вами. Врачи, переливание крови, но все напрасно.
— Ужасно! — Она посмотрела на меня, но сразу отвела взгляд, потому что не могла вынести моего вида.— А вы говорите, что не нужно звонить в полицию. Что все это означает?
— То, что я сказал. Обойдемся без полиции.
— У мистера Яблонского свои планы, мисс Рутвин,— объяснил я ей.
— Приговор суда по твоему делу давно известен,— бесстрастно сказал мне Яблонский.— Если учесть, что жить тебе осталось максимум три недели, ты хорошо держишься. Ну-ка, барышня, не трогайте телефон!
— Не будете же вы в меня стрелять.— Она находилась уже в противоположном углу.— Ведь вы не убийца?
— Не буду,— согласился он.— Это не потребуется. Он в одно мгновение вырвал у нее телефон, схватил за руки и потащил к креслу, стоящему рядом с моим. Она пыталась освободиться, но Яблонский не обращал на это внимания.
— Мне кажется, ты не в ладах с полицией, приятель,— сказал я задумчиво.
— Значит, ты считаешь, что я не решусь выстрелить?
— Точно.
— Я бы на твоем месте на это не очень рассчитывал,— улыбнулся он.
Но я рискнул. Ноги я поджал под себя, руки находились на поручнях кресла. Кресло упиралось в стену. Я мгновенно прыгнул, целясь головой ниже солнечного сплетения Яблонского сантиметров на пятнадцать.
Цели я не достиг. До этого я только предполагал, что он может делать правой рукой, а теперь в этом убедился. Он молниеносно перебросил пистолет из правой руки в левую, выхватил из кармана кастет и ударил меня по лбу. Он, вероятно, ожидал от меня каких-нибудь штучек, но все равно проделал это прекрасно.
Кто-то облил меня холодной водой, я сел постанывая и попытался пощупать голову. Но, сами понимаете, если у вас две руки связаны за спиной, то такое трудно проделать. Я медленно поднялся, опираясь на стену, у которой лежал, и поковылял к ближайшему креслу.
Я взглянул на Яблонского — он привинчивал к стволу маузера черный цилиндрик глушителя. Посмотрел на меня и улыбнулся. Он всегда только улыбался.
— В другой раз тебе может так не повезти,— сказал я несмело.
— Мисс Рутвин,— сказал Яблонский,— с вашего разрешения я воспользуюсь телефоном.
— Зачем вам мое разрешение?
— Я собираюсь позвонить вашему отцу. Дайте мне номер телефона, он наверняка засекречен.
— Зачем вам ему звонить?
— За вашего приятеля назначена награда. Это объявили в радиосообщении о смерти Донелли. Власти штата заплатят пять тысяч за любую информацию, которая может помочь в задержании Джона Талбота.— Он улыбнулся мне.— Джон Монтег Талбот? По крайней мере, для меня это имя звучит приятной музыкой.
— Валяй дальше,— сказал я сухо.
— Они хотят иметь Талбота живого или мертвого. А генерал Рутвин обещал удвоить эту награду.
— Десять тысяч долларов? — спросил я.
— Десять.
— Скупердяй.
— По последним данным, старый Рутвин стоит двести восемьдесят пять миллионов. Мог бы пожертвовать немного больше.— Подумав, Яблонский признал мою правоту.— Хотя бы пятнадцать тысяч. Разве для него это деньги?
— Что же дальше? — спросила девушка.
— Он может получить свою дочь обратно за пятьдесят кусков,— спокойно сказал Яблонский.
— Пятьдесят тысяч! — Если бы она была такой бедной, как я, эта сумма ее наверняка бы ошарашила.
Яблонский кивнул.
— Плюс, конечно, пятнадцать тысяч за Талбота, это долг каждого порядочного гражданина.
— Кто вы такой? — дрожащим голосом спросила девушка. Похоже было, что она вот-вот потеряет самообладание.
— Я человек, который хотел бы получить шестьдесят пять тысяч.
— Но ведь это шантаж!
— Шантаж? — Яблонский поднял бровь.— Тебе надо немного подучить уголовное право. Шантаж — это угроза что-нибудь выболтать. Разве генералу Рутвину есть, что скрывать? Сомневаюсь. Можно еще сказать, что шантаж — это вымогание денег угрозами. Но где угрозы? Я вам ничем не угрожаю. Если старик не заплатит, я просто уйду и оставлю вас с Талботом. Кто мне поставит это в вину? Я боюсь Талбота. Это опасный человек, убийца.
— Но... в этом случае вы ничего не получите.
— Получу,— ответил весьма довольный собой Яблонский. Я попытался представить его, потерявшим уверенность в себе, но это оказалось невозможным.— Старик не будет рисковать. Он заплатит.
— Похищение — это преступление,— начала девушка.
— Конечно,— радостно согласился Яблонский.— Электрический стул или газовая камера. Для Талбота. Это он вас похитил. Я говорю, что просто мог бы уйти. При этом никакого похищение не произойдет. В каком отеле живет ваш отец? — спросил он твердо.
— Он не живет в отеле.— она, очевидно, капитулировала.— Он на Х-13.
— Говори понятно,— жестко прервал ее Яблонский.
— Х-13 — одна из буровых. Она находится в заливе, в двадцати-двадцати пяти километрах отсюда. Точно не знаю.
— В заливе? Вы имеете в виду буровую вышку в море? Я думал, что все они находятся в заливах у побережья Луизианы.
— Теперь они везде есть. Во Флориде, Миссисипи, Алабаме.
У папы есть одна такая около Ки-Уэст. Сейчас он на Х-13.
— И там нет телефона?
— Конечно, есть. По подводному кабелю. И радиотелефон из кабинета на суше.
— Радио меня не интересует. Слишком много ушей. Так что... достаточно попросить центральную дать Х-13?
Она молча кивнула. Яблонский заказал разговор с Х-13 и стоя ожидал, насвистывая что-то исключительно немелодичное.
Вдруг что-то пришло ему в голову.
— А на чем вы туда добираетесь?
— На катере или вертолете. Чаще на вертолете.
— А когда он здесь, в каком отеле он живет?
— Он живет не в отеле. В обыкновенном доме. В трех километрах от Марбл-Спрингс.
Яблонский покачал головой и снова начал насвистывать. Казалось, он разглядывает какую-то точку на потолке, но когда я передвинул ногу на несколько сантиметров, его глаза молниеносно нацелились в мою сторону. Мэри Рут-вин заметила мое движение и реакцию Яблонского, и на мгновение ее взгляд встретился с моим. В глазах ее не было сочувствия, но отражалось понимание общности наших судеб. Мы с ней сидели в одной лодке, которая быстро шла ко дну.
Свист прекратился. Я услышал слабый треск, какие-то звуки, потом Яблонский сказал:
— Я бы хотел говорить с генералом Рутвином. Очень важно. По делу... Повторите. Понятно.
Он положил трубку и посмотрел на Мери Рутвин.
— Ваш отец уехал с Х-13 в четыре и еще не вернулся. Они говорят, он не вернется, пока вас не разыщет.— Он позвонил по новому номеру, который ему сообщили с Х-13, и еще раз попросил к телефону генерала. Тот подошел почти сразу, и Яблонский не стал начинать издалека.— Генерал Блер Рутвин?.. У меня есть новости для вас. Плохие и хорошие. Ваша дочь со мной. Это хорошая новость. А плохая — это то, что ее возвращение будет вам стоить пятьдесят тысяч.— Яблонский замолчал и теперь слушал. Маузер он крутил на пальце.— Нет, господин генерал. Это говорит не Джон Талбот. Он здесь. Мне удалось его убедить, что он поступит не по-человечески, если продлит разлуку отца и дочери. Вы ведь знаете Талбота, хотя бы понаслышке. Я порядком намучился, пока мне удалось его убедить. Пятьдесят тысяч будут достаточной компенсацией за мои мучения.
Улыбка исчезла с лица Яблонского, теперь оно было холодным и злым. Это был настоящий Яблонский! Он продолжил мягким голосом, будто убеждал ребенка:
— Послушайте, генерал, я только что услышал какой-то странный треск. Обычно это происходит, когда какой-то ловкач подключается к линии или включает магнитофон. Я не желаю, чтобы меня подслушивали. И никаких записей частных разговоров. Вы тоже этого не хотите... Если, конечно, снова хотите увидеть дочь... Ну, вот, уже лучше. И, еще, генерал. Пусть вам не приходит в голову глупая мысль узнать номер моего телефона. Через две минуты мы исчезнем отсюда. Ну так как? Поспешите.
После короткого перерыва Яблонский засмеялся:
— Шантаж, генерал? Похищение? Глупости. Ведь нет такого закона, который запретил бы человеку удрать при виде опасного преступника? Даже в том случае, если этот убийца похитил девушку. Я уйду и оставлю их одних. Вы торгуетесь за жизнь собственной дочери! Разве она не стоит одной пятидесятой процента всего вашего состояния? Она все слышит, генерал. Интересно, что она про вас подумает после этого?! Конечно, вы можете с ней поговорить.— Он кивнул девушке, которая буквально вырвала трубку из его руки.
— Папа! Папочка!.. Да, это я! Я никогда не думала...
— Пока достаточно.— Яблонский своей огромной квадратной лапой закрыл мембрану и забрал у нее трубку.— Вы удовлетворены, генерал? — Воцарилось короткое молчание, потом Яблонский расхохотался.
— Спасибо, генерал. Мне не нужны никакие гарантии. Слово генерала Рутвина всегда было достаточной гарантией.— Он некоторое время слушал.:— Кроме того, вы ведь знаете, что если денег не будет, а вместо этого вы позовете фараонов, ваша дочь никогда уже вам ничего не скажет. Не беспокойтесь, я обязательно приеду. У меня есть для этого много причин. Точнее говоря, пятьдесят тысяч причин.— Он повесил трубку.— Двигайся, Талбот. У нас встреча в высшем обществе.
— Так.—Я не вставал с кресла.— А потом ты выдашь меня фараонам и получишь свои пятнадцать тысяч.
— Почему бы и нет?
— Я мог бы представить двадцать тысяч причин.
— Гм? — Он задумчиво посмотрел на меня.— Они при тебе?
— Дай мне неделю времени или...
— Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Двигайся. У нас впереди тяжелая ночь.
Он перерезал веревки на мне, и мы вышли через гараж. Яблонский держал девушку за руку, а пистолет в метре от моей спины. Я пистолета не видел, но это было не обязательно. Я знал, что это так.
Уже была ночь. Шел холодный дождь, громко барабаня по асфальту. Около ста метров отделяло нас от того места, где Яблонский поставил свою машину, но мы успели промокнуть до нитки. В такой дождь на стоянке не было ни души, но Яблонский все же поставил машину в самом темном углу. Это было на него похоже. Он открыл обе правых дверки «форда», а сам стал у задней.
— Вы садитесь первой, с той стороны. Ты, Талбот, будешь вести.— Когда я сел за руль, он захлопнул за мной дверь, потом сел на заднее сиденье. Ствол маузера прижал к моей шее.— На автостраде свернешь на юг.
Мы проехали через пустынный двор мотеля и свернули вправо. Яблонский обратился к девушке:
— Дом вашего отца находится возле автострады?
— Да.
— Туда можно проехать по другой дороге?
— Да, можно объехать город и...
— Ага.— Поедем прямо. Я думаю на два хода вперед, как Талбот, который выбрал мотель «Ла Контесса»: в окрестности ста километров от Марбл-Спрингс его никто не будет искать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30