Как раз в этот момент Ларри направил свет фонаря вверх и я увидел нечто такое, от чего мне стало совсем худо: платформа надо мной не была сплошной, а представляла собой сетку, через которую можно было разглядеть каждое движение человека. Улетучилась надежда подстеречь Ларри на платформе и попытаться столкнуть его вниз.
Я посмотрел вниз. Ларри был в трех метрах от меня. Пистолет и фонарь он направил прямо на меня. Я видел металлический отблеск света на дуле и темное отверстие, где таилась смерть. Одно лишь легкое нажатие спуска, и из этого черного отверстия в темноту ночи вырвется огонь. И Талбота не станет. Как в тумане, я подумал, успею ли увидеть эту вспышку, прежде чем навеки закрою глаза... И тут до меня дошло, что Ларри не собирается стрелять, что даже Ларри не так безумен, чтобы стрелять именно сейчас. Девяносто килограммов веса моего падающего тела смахнут его с лестницы, как муху, а падение с десяти-
метровой высоты на стальную палубу не оставит ему никаких шансов уцелеть.Я продолжил подъем и добрался до платформы. Если бы она была сплошной, мне бы не удалось взобраться на нее: я просто не смог бы зацепиться здоровой рукой за гладкую поверхность и, потеряв все силы, свалился бы с лестницы. Но сейчас мне удалось вцепиться в ажурную стальную сетку и подтянуться на платформу.
Ларри был у меня за спиной. Он взмахнул фонариком, и я понял, чего он хочет. Я подвинулся в сторону, мимо маленькой кабины на углу, где в небольшой нише слабо светила лампа, и остановился.
Ларри медленно, осторожно, ни на мгновение не сводя взгляда с моего лица, поднялся на платформу. Я передвинулся дальше вдоль «вороньего гнезда», лицом к Ларри. Справа я с трудом мог различить большие стеллажи для хранения труб, слева был край «вороньего гнезда», без перил, обрывающийся в пропасть глубиной более тридцати метров. Я остановился. Узкая площадка «вороньего гнезда», наверное, окружала всю буровую вышку. Ларри был бы даже слишком счастлив, если бы ему удалось оттеснить меня на северный край, где достаточно было одного выстрела или просто порыва ветра, чтобы сбросить меня в море, бурлящее внизу в пятидесяти метрах.
Приблизившись ко мне, он погасил фонарь. Слабый свет лампы, хотя и оставлял ноги в темноте, вполне его удовлетворял. Он хотел избежать риска, если кто-то заметит снизу свет фонарика и начнет интересоваться, кому пришло в голову забраться в «воронье гнездо», когда все работы прекращены. Он остановился в метре от меня. Тяжело дышал, но на лице его появился волчий оскал.
— Двигайся дальше, Талбот! — крикнул он. Я покачал головой:
— Дальше не пойду.
В действительности я не мог, его слышать, моя реакция была чисто автоматической, поскольку в этот момент я заметил нечто такое, от чего меня охватил ледяной холод. Внизу, в кабине радиста мне показалось, что Мэри Рутвин притворяется, теперь я знал, что был прав. Она, наверное, сразу бросилась нам вдогонку. Я ни с чем не мог спутать ее светлые косы, которые появились из темноты на самом верху лестницы.
«Она сошла с ума!» — решил я. Я даже не подумал, какой отвар потребовал от нее этот подъем, каким кошмаром для нее это было! Я не задумывался над тем, что ее
появление означает для меня надежду! Я ощущал только жалость и отчаяние и какое-то нарастающее предчувствие, что для Мэри Рутвин всё кончено.
— Двигайся! — снова крикнул Ларри.
— Для того, чтобы ты столкнул меня в море? Нет!
— Повернись!
— Чтобы ты мог стукнуть меня пистолетом, спуститься на палубу, и никто бы не стал подозревать, что это убийство? — Мэри уже была в полуметре за ним.— Ничего не выйдет, Ларри, мой мальчик. Посвети фонарем на мое
левое плечо.
Зажегся свет, и я услышал безумное хихиканье.
— Так значит, я достал тебя, Талбот?
— Достал.
Мэри стояла позади него, могучий ветер заглушил бы любое ее неосторожное движение. Я посмотрел на нее мимо Ларри широко раскрытыми, полными надежды глазами.
— Этот номер у тебя не пройдет, фараон! — захихикал Ларри.— Два раза меня не проведешь на одном и том же.
Обхвати его руками за шею или за ноги, заклинал я ее. Накинь ему плащ на голову! Но умоляю, не хватай за руку, которой он держит оружие!
Мэри схватила его за руку. Правой рукой за его правое запястье.На мгновение Ларри остолбенел. Если бы он подпрыгнул, повернулся или даже пошевелился, я бы бросился на него, но неожиданный шок как бы парализовал его -пистолет по-прежнему был наведен на меня.
Он оставался нацеленным прямо мне в сердце, когда Ларри левой рукой рванул правую ладонь Мэри и освободил пистолет. Потом подался немного влево, вытолкнул Мэри вперед, прижал к стеллажам и начал выкручивать ей руку. Теперь он уже знал, кого держит, и на его лице снова появился волчий оскал, а черные глаза и пистолет все это время были нацелены на меня. Она сопротивлялась пять, может быть, десять секунд. Страх и отчаяние прибавляли ей сил, но Ларри не уступал. Раздался приглушенный стон, Мэри упала на колени и осела набок, но Ларри не отпускал ее руку. Теперь я уже не мог ее видеть, слабый свет лампы не
доставал так низко, я различал только отблеск ее волос. Я видел бешеное лицо Ларри и свет, падающий из ниши в метре за ним. Я слегка оторвал от площадки правую ногу и,помогая себе левой, попытался незаметно стащить туфлю.
Шансов у меня не было.
— Подойди ближе, фараон,— сказал Ларри каменным
голосом.— Подойди, или я еще раз выкручу руку твоей подружке и оторву ее совсем.
Он не шутил, теперь ему было все равно. Он знал, что должен ее убить. Слишком много ей было известно.Я сделал два шага вперед. Мне удалось освободить пятку из правой туфли. Ларри, что было сил, ткнул меня пистолетом в рот. Я почувствовал, как ломается зуб, а потом соленый вкус крови из рассеченной верхней губы. Он воткнул мне ствол пистолета буквально в горло.
— Боишься? — прошептал он, но, несмотря на ветер, я хорошо его услышал. Наверное, правду говорят, что у человека, который должен умереть, обостряются все чувства... А ведь я должен был через секунду умереть!
Я боялся. Страх пронизывал меня насквозь. Рука начала болеть, подступала рвота: из-за того, что ствол пистолета вонзился в горло, меня захлестывало нарастающими волнами тошноты. Я отставил правую ногу назад как можно дальше, не теряя при этом равновесия. Пальцами правой ноги я придерживал язычок туфли.
— Ты не сделаешь этого, Ларри,— выдавил я. Гортань страшно болела, мушка вонзилась в нижнюю часть подбородка.— Если ты меня убьешь, вы никогда не поднимете клад!
— Плевать я хотел на это!.— Он захохотал.— Посмотри, как мне смешно. Я бы все равно этого клада не увидел. Ларри-наркоману он ни к чему. Белый порошок, вот и все, что мой старик дарит своему любимому сыночку!
— Виланд? — я уже давно догадывался об этом.
— Мой отец, да проклянет его Бог! — Он нацелился мне в живот.— Прощай, фараон!
Моя правая нога, невидимая в темноте для Ларри, с ускорением пошла вперед.
— Я передам Богу от тебя привет,— сказал я. В это же мгновение туфля с шумом врезалась в металлическую рифленую стенку кабины.
Ларри на какую-то долю секунды дернул головой, чтобы определить источник опасности, и открыл левую скулу точно так же, как несколько минут назад это сделал радист. Я ударил его. Ударил так, как будто он был искусственным спутником, который я собрался запустить на орбиту вокруг луны. Ударил так, как будто от этого зависела жизнь всех женщин, мужчин и детей на целом свете. Я ударил его так, как никогда в жизни никого не бил. Я знал, что больше никогда в жизни не смогу повторить такой удар.
Кольт выпал из его руки и стукнулся о сетку у моих ног. Две или три секунды мне казалось, что Ларри стоит вертикально, а потом медленно, окончательно и неотвратимо, как обрушившаяся заводская труба, он полетел в пропасть.
Ни крика испуга, ни дикого размахивания руками и ногами. Ещё не упав с тридцатиметровой высоты на стальную палубу, Ларри уже был мертв. У него была сломана шея до того, как он начал падать.
Глава 11
Через восемь минут после смерти Ларри и двадцать минут после того, как расстался с Кеннеди и Ройалом,я стучал в дверь своей комнаты. Она открылась и я проскользнул внутрь. Кеннеди тут же закрыл дверь на ключ. Ройал лежал на полу, он был без сознания.
— Как вел себя пациент? — спросил я. Весь обратный путь мне пришлось бежать, я все еще не мог отдышаться.
— Отдыхал,— улыбнулся Кеннеди.— Мне пришлось еще раз дать ему успокоительное.
Только теперь он посмотрел на меня и, когда увидел кровь на подбородке, а потом и дыру в штормовке, улыбка медленно начала сползать с его лица.
— Ты ранен. Попал в переделку? Я кивнул:
— Теперь все позади.
Я старался как можно быстрее снять штормовку; нельзя сказать, что это было очень приятно.
— Я установил радиосвязь. Все идет как по маслу.
— Чудесно! — Мое сообщение обрадовало Кеннеди, но ему совершенно не понравилось мое состояние. Он осторожно помогал мне снять штормовку и увидел оторванный рукав рубашки и испачканную кровью повязку. Когда мы спустились с лестницы и на минуту задержались в кабине радиста, Мэри перевязала рану с обеих сторон. Пуля прошла навылет, не задев кости, но вырвав часть трехглавой мышцы.— Господи, но ведь это же больно!
— Не очень.— Еще бы! По обеим сторонам раны сидели два гномика и перепиливали мне кость с таким азартом, будто от этого зависела их жизнь! Во рту было такое же ощущение, на месте сломанного зуба остался открытый корень, лицо и голову ежесекундно дергала пульсирующая боль. В обычных условиях я бы полез от боли на стенку, но сейчас всё было нормально.
— Рану нельзя оставлять в таком виде,— сказал Кеннеди.— Ты потеряешь много крови и...
— Видно, что я получил по зубам? — вдруг спросил я. Кеннеди подошел к умывальнику, намочил платок и вытер мне лицо.
— Вроде нет,— подумав ответил он.— Завтра верхняя губа будет раза в два больше, но пока еще не опухла.
Он грустно улыбнулся:
— Если боль не заставит тебя громко смеяться, никто не увидит, что выбит зуб.
— Прекрасно. Больше мне ничего и не нужно. Я должен закончить свои дела.— Я передвинул пистолет за поясом. Кеннеди заметил мое движение.
— Ларри? Я кивнул.
— Он тебя так обработал? Я снова кивнул.
— А что с Ларри?
— Он отправился туда, где ему больше не понадобится героин.— Я с трудом втиснулся в свой плащ.— Я сломал ему шею.
Кеннеди уставился на меня: . — Ты грубо шутишь, Талбот.
— Не так грубо, как пошутил бы ты,— хмуро ответил я.— В «вороньем гнезде» буровой вышки, в тридцати метрах над палубой он поставил Мэри на колени и собирался спустить ее вниз без помощи лестницы.
Он прекратил застегивать штормовку, двумя прыжками преодолел комнату и схватил меня за плечи, но когда я взвыл от боли, сразу отпустил.
— Извини, Талбот. Это глупо с моей стороны.— Его лицо было не таким смуглым, как обычно, глаза и губы выражали смятение.— Она цела?
— В полном порядке,— ответил я устало.— Придет сюда через десять минут, и ты сам в этом убедишься. А теперь тебе пора уходить, Кеннеди. В любую минуту они могут вернуться.
— Ты, прав,— сказал он.— Полчаса, говорил генерал... они уже почти истекли. Ты уверен, что всё в порядке?
— Совершенно уверен,— ответил я с раздражением, но сразу об этом пожалел. Этого человека мне следовало полюбить и как можно сильнее. Я широко улыбнулся ему.— Никогда еще я не встречал шофера, который так беспокоился бы о своем хозяине.
— Исчезаю,— ответил он. Ему было не до смеха. Он взял кожаный блокнотик, лежащий на столе рядом с моими бумагами, и положил его во внутренний карман.— Мне нельзя об этом забывать. Посмотри, нет ли кого в коридоре.
Я открыл дверь, убедился, что путь свободен, и кивнул ему. Он взял Ройала под мышки, выволок его в коридор и без всяких церемоний уложил на пол рядом с перевернутым креслом. Ройал дергался и стонал: в любую минуту он может прийти в себя. Кеннеди глядел на меня несколько секунд, как бы раздумывая, что сказать, потом протянул руку и легко похлопал меня по здоровому плечу.
— Удачи, Талбот! — сказал он.— Я много бы дал, чтобы быть с тобой.
— Мне бы тоже хотелось, чтобы ты был рядом.— Я был тронут его словами.— Не волнуйся, уже почти все кончилось.
Даже самого себя я не убедил, и Кеннеди прекрасно об этом знал. Я кивнул ему, вошел в комнату и захлопнул дверь. Услышал, как Кеннеди поворачивает ключ и оставляет его в замке. Я прислушался, звука удаляющихся шагов не донеслось. Для человека такого могучего телосложения, Кеннеди был не только быстрым, но и тихим.
Теперь, когда я остался один, без дела, боль атаковала меня с удвоенной силой. На меня накатывали поочередно волны боли и тошноты. Я чувствовал, как то приближается, то удаляется та грань, за которой наступает потеря сознания. Как легко было бы поддаться! Но я не мог этого сделать, пока еще не мог. Было слишком поздно. Я отдал бы все за укол,. снимающий боль, за то, чтобы продержаться еще несколько часов. Я был почти счастлив, когда через две минуты после ухода Кеннеди услышал приближающиеся шаги. Мы рассчитали все с идеальной точностью. Я услышал какой-то возглас, потом поспешные шаги. Сел за стол и взял в руку карандаш. Верхний свет я выключил и теперь подрегулировал вмонтированную в стену чертежную лампу так, чтобы она светила, оставляя в тени мое лицо. Может быть, как заверял Кеннеди, и не видно, что у меня рассечена губа, но мне казалось, что все видно, а рисковать не хотелось.
Ключ заскрежетал в замке, дверь распахнули с такой силой, что она ударилась о стенку, и в комнату влетел неизвестный мне тип, телосложением очень смахивающий на Чибатти. Несомненно, так открывать дверь его научили голливудские фильмы. Если при этом дверь слетит с петель.
или обвалится штукатурка, значения не имеет — за все заплатит неудачливый хозяин. В данном случае, поскольку дверь была стальная, пострадать могла лишь его нога. Может быть, я не очень хорошо разбираюсь в людях, но мне стало ясно, что для такого типа не может быть ничего приятней, как сразу выстрелить всю обойму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30