Я выбрал один из них и надежно связав радиста, набросил ему на шею петлю, а конец провода привязал к ручке шкафчика. Если ему придет в голову попытаться нажать на какие-нибудь скрытые кнопки, он быстро поймет, что при этом сможет только задохнуться. Я подумал, не заткнуть ли ему кляпом рот. Не стоит, при таком урагане кричать бесполезно.
Я придвинул единственное уцелевшее в кабине кресло и уселся за стол. Рация была обычная, которая применяется в авиации. Я хороню ее знал. Включил, настроил на волну полиции и надел наушники. Я был уверен, что долго ждать мне не придется. Полиция прослушивает свои волны двадцать четыре часа в сутки. Через три секунды после моего сигнала в наушниках раздался треск.
— Управление полиции. У аппарата шериф Прендергаст. Говорите.
Я перебросил переключатель на микрофон.
— Докладывает патрульный автомобиль номер девятнадцать.— Меня бы узнали и без этого шифра, тем более что все патрульные автомобили в округе предупреждены, чтобы они не выходили в эфир. Но в наше время полно любителей-коротковолновиков, прослушивающих эфир. Я бы не удивился, если бы преступная организация Виланда тоже подслушивала полицейские волны. Я продолжил.— Подозрительный, соответствующий описанию, задержан вблизи поворота на Вентуру. Доставить его?
— Нет,— затрещало в наушниках. Пауза.— Разыскиваемый найден. Подозреваемого можете освободить.
Я чувствовал себя так, будто мне подарили миллион долларов. Тяжело откинулся в кресле, не ощущая огромной усталости, накопившейся за последние сорок восемь часов. Моральное удовлетворение перевешивало все пережитое мной за это время.
— Патрульный автомобиль номер девятнадцать,— повторил я.— Мне казалось, я плохо владею собственным голосом.— Прошу повторить.
— Освободите подозреваемого.— Прендергаст говорил медленно и четко.— Мы взяли нашего человека. Повторяю, мы взяли...
Радиопередатчик отбросило в сторону, и в самом центре шкалы настройки появилась дыра, а кабина взорвалась с оглушительным грохотом. Такой эффект произвел выстрел в тесном помещении.
Меня подбросило в кресле, но я овладел собой и поднялся медленно, осторожно. Мне не хотелось нервировать того, кто выкинул такой глупый номер. Человек, который прострелил рацию и тем самым невольно предупредил полицию, действительно, должен был сильно разнервничаться. Не меньше меня, когда я обернулся и увидел незваного гостя.
Это был Ларри. Дымящийся кольт величиной с гаубицу был направлен мне между глаз, насколько позволяли это дрожащие руки наркомана. Позади трясущегося дула бегали горящие, черные как уголь глаза. Собственно, я видел только один глаз, половину лица, ладонь с пистолетом, а также левую руку, сжимающую горло Мэри Рутвин. Всё остальное заслоняла девушка.
Я укоризненно посмотрел на нее.
— Как же вы так? — мягко сказал я.
— Заткнись! — заорал Ларри.— Значит фараон?! Паршивый трус! Стукач!
Он добавил еще несколько нецензурных прозвищ, голос его сочился ненавистью.
— Ты находишься в обществе дамы, приятель,— упрекнул я его.
— Дамы?.. Девки! — Он крепче сжал ее горло, как будто это доставляло ему удовольствие. Я догадался, что он пытался к ней подкатиться в свое время и получил отпор.
— Думал, ты хитрый, Талбот? Думал, всех обвел вокруг пальца, фараон? Но меня, Талбот, не проведешь. Я следил за тобой по всей платформе, непрерывно.
Ларри был набит наркотиками под завязку. Он трясся и подпрыгивал, как в пляске святого Витта, в голосе его звенел мстительный триумф, типичный для всеми презираемого человека, который доказал свою правоту, в то время как все презирающие его ошиблись. Для Ларри это был звездный час, и он собирался насладиться им сполна.
— Небось не подозревал, что мне известно о твоем сговоре с Кеннеди, фараон? — Продолжал он свою тираду.— И с этой девкой! Я следил за вами с того момента, как ты вылез из батискафа, видел, как этот шофер врезал Рой-алу по лбу...
— Как ты узнал Кеннеди? — перебил я его,— Он ведь был переодет.
— Я подслушивал под дверью, фараон. Мог прикончить тебя еще там, но хотел узнать, что ты затеваешь. Думаешь, меня волнует, что Ройал получил по лбу? — Он внезапно замолчал я выругался, потому что девушка безвольно осела в его объятиях. Он попытался ее поддержать, но героин в отличие от белка не развивает мышцы, поэтому даже ее слабый вес оказался для него не под силу. Он мог хотя бы слегка придержать ее, но не сделал этого, а просто отступил, и Мэри тяжело рухнула на пол.
Я шагнул вперед, сжав кулаки, готовый его убить. Ларри оскалился как волк.
— Только приблизься, легавый, и получишь свое,— прошипел он.
Я опустил взгляд и медленно разжал кулаки.
— Что, перепугался, фараон? Трус! Небось бегаешь за ней, так же как этот педик Кеннеди? — он захихикал, это было хихиканье безумца.— Боюсь, когда я вернусь на ту сторону, с Кеннеди произойдет несчастный случай. Кто упрекнет меня, если я уберу его за то, что он ударил Ройала?
— О'кей,— сказал я.— Ты герой и великий детектив. Пойдем к Виланду и покончим с этим.
— Конец уже близок.— Он кивнул. Он вдруг совер-шенно успокоился, и в этом новом образе нравился мне еще меньше.— Но ты не пойдешь к Виланду, фараон. Ты уже никогда ни к кому не пойдешь. Я застрелю тебя, Талбот. Здесь, сейчас.
Во рту у меня мгновенно пересохло, я чувствовал, как тяжко бьется сердце, ладони вспотели. Он не шутил. Еще секунда, и он нажмет на курок своего тяжелого кольта. Доживи он даже до ста лет, уже никогда и ничто в жизни не доставит ему большего удовольствия. Это был конец. Но несмотря на это, мне удалось выдавить из себя:
— Значит, ты собираешься меня застрелите? Но почему?
— Потому что ненавижу тебя, сволочь, вонючка, именно поэтому, Талбот.— повторял он дрожащим пугающим шепотом.— Потому что ты издевался надо мной и высмеивал меня с первой же минуты нашей встречи, называл меня наркоманом, сопляком, всегда спрашивал о моем шприце. Потому что ты хочешь эту девку, а если я не могу ее иметь, никто не будет ее иметь. Потому что ненавижу фараонов.
Он ненавидел меня, это было ясно. Даже когда он молчал, губы его дергались и кривились, как у эпилептика. То, что он сказал минуту назад, никогда и никому раньше не сказал бы, в этом я был уверен и знал почему. Покойники не выдают тайн. Еще секунда, и я им стану. Покойником. Как Герман Яблонский. Яблонский в земле, Талбот в море на глубине сорока метров, хотя все равно, где отдыхать. Мне вовсе не становилось легче при мысли о том, что я погибну от рук этого обезумевшего от наркотиков истукана, переодетого человеком.
— Значит, ты собираешься прикончить меня здесь? -— ни на мгновение я не отводил взгляда от его дрожащего пальця на спуске.
— Точно,— захихикал он.— Я прострелю тебе мошонку, чтобы подольше наблюдать, как ты будешь дергаться. Ты будешь выть, но никто этого не услышит. Нравится, фараон?
— Сопляк,— тихонько сказал я. Терять мне было нечего.
— Что? — Его лицо превратилось в недоверчивую маску. Он скорчился над своим пистолетом. В других обстоятельствах это вызвало бы у меня смех, но сейчас' мне не стоило больших усилий, чтобы воздержаться от смеха.— Что ты сказал?
— Дебил,— сказал я,— ты даже не понимаешь, что делаешь. Куда ты денешь труп?— Впервые я подумал о своем трупе и должен сказать, что приятных ощущений при этом не возникло.— У тебя не хватит сил вынести меня отсюда. А если меня найдут в этой кабине, поймут, что это ты меня застрелил. Вот тогда только ты по-настоящему задергаешься, потому что им очень нужна моя помощь. Вряд ли тебя за это похвалят, мой мальчик.
Он все время кивал, как будто сам это придумал.
— Ты прав, мусор,— буркнул он.— Здесь я не могу тебя застрелить. Мы должны выйти отсюда. Мы станем на самом краю платформы, чтобы я мог застрелить тебя и сбросить в море.
- Вот именно,— согласился я. Эти приготовления к моей смерти производили дьявольское впечатление, но в отличие от Ларри я не был сумасшедшим. Этот риск был моей последней надеждой. Хотя это был риск безумца.
— А потом они будут бегать и искать тебя,— размечтался Ларри.— Я тож.е буду бегать и искать тебя. И смеяться в душе. Буду думать о тебе и акулах там, внизу, и чувствовать, что я хитрее их всех.
— Ты в самом деле просто чудо,— сказал я.
— Еще бы! — Снова тоненькое хихиканье. Я почувствовал, как волосы поднимаются у меня на затылке. Ларри пнул ногой Мэри, она даже не пошевелилась.— Девка подождет, пока я вернусь. Много времени это не займет. Иди. Вперед. И не забывай, что у меня фонарь и пистолет.
— Вряд ли забуду.
Мэри и радист лежали неподвижно. Я был уверен, что радист еще долго не будет шевелиться, рука и нога у меня болели до сих пор. Насчет Мэри такой уверенности у меня не было. Возможно, она притворялась. Для потерявшей сознание ее дыхание было слишком быстрым и неравномерным. — Ну, иди! — нетерпеливо сказал Ларри и больно ткнул меня пистолетом в спину.
Я вышел из комнаты и снова оказался на палубе. Наружная дверь выходила на южную стенку кабины, но уже через минуту нас встретит ураганный ветер. Я понимал, что удобный момент представится или именно сейчас, или уже никогда.
Подталкиваемый в спину пистолетом, я повернул за угол, низко наклонившись вперед, чтобы противостоять ветру. Ларри не был готов к этому. Он был щуплый, к тому же стоял выпрямившись. По резким колебаниям луча от его фонарика я понял, что ветер застиг его врасплох и даже, возможно, отбросил назад. Я нагнулся еще ниже, как стартующий спринтер, и рванулся навстречу ветру, но почти сразу понял, что ошибся в расчетах. Я неправильно оценил силу урагана, это было то же самое, что бежать по разлившейся смоле. К тому же я забыл, что ветер, дующий со скоростью сто километров в час, представляет преграду, почти непреодолимую для человека, но не для маленькой свинцовой пули, летящей со скоростью тысяча километров в час. Я успел проскочить восемь метров, прежде чем меня обнаружил лихорадочный луч света, и замер. Когда Ларри выстрелил, я успел пробежать еще метра два.
Гангстеры — самые плохие стрелки в мире. Чтобы поразить цель, они обычно подбираются к своей жертве на расстояние, не превышающее два метра, или буквально заливают её градом пуль. Я много раз слышал, что они не попадут в ворота амбара даже с десяти метров. Ларри, оче-пидно, об этом никогда не знал, а может быть, это правило справедливо только для ворот амбара.
Удар копытом мула ничто по сравнению с пулей, выпущенной из кольта сорок пятого калибра. Она попала мне в левое предплечье, и я буквально рухнул на палубу. Падение спасло мне жизнь, я почувствовал резкий рывок воротника штормовки, пробитого второй пулей. Это не были предупредительные выстрелы, Ларри стрелял, чтобы меня убить. И он убил бы меня, если бы я остался на палубе еще две секунды. Я снова услышал приглушенный стихией грохот кольта. Пуля выбила искры из палубы возле моей головы. Эти искры вселили в меня надежду. Значит,. Ларри стреляет не разрывными пулями. Не исключено, что рана сквозная.
Я вскочил и снова побежал. Мне было все равно куда бежать, главное — удирать. Бешеный порыв дождя с такой силой накрыл палубу, что я вынужден был закрыть глаза. Надеюсь, Ларри пришлось сделать тоже самое.
Все еще с закрытыми глазами, я ударился о металлическую лестницу. Я ухватился за нее и еще прежде чем осознал, что делаю, оказался в трех метрах над палубой и продолжал карабкаться вверх. Мною двигал извечный инстинкт человека взобраться как можно выше, чтобы быть в безопасности. Я не останавливался, потому что понимал: лестница оканчивается какой-нибудь площадкой, с которой, может быть, мне удастся противостоять атаке Ларри. Это был мучительный подъем. В нормальных условиях мне бы не смог помешать даже такой сильный ветер, но теперь я владел лишь одной рукой. Левая рука одеревенела, настоящая боль придет позже. Пока что рука была как бы парализована. Когда я отпускал правую руку, чтобы подтянуться на следующую ступеньку, ветер сдувал меня с лестницы, так что мне пришлось цепляться вытянутой рукой и подтягиваться, тесно прижавшись к лестнице, а затем весь процесс начинать сначала. После сорока ступенек моя правая рука и плечо горели огнем. Я позволил себе секундную передышку, зацепился за ступеньку и посмотрел вниз. Мне хватило одного взгляда. Я забыл о боли и усталости и продолжил подъем еще быстрее, напоминая огромного коала. Ларри стоял у подножья лестницы, размахивая фонарем во все стороны. Даже его куриные мозги могли скомандовать ему в любой момент посветить вверх.
Это была самая длинная лестница в моей жизни. Бесконечно длинная. Я догадался, что она является частью буровой вышки и почти наверняка ведет в «воронье гнездо», узкую площадку, с которой один из рабочих при помощи лебедок опускал и поднимал буровые трубы и складировал их. Я вспомнил, что «воронье гнездо» не имеет перил, они бы только мешали работать.
Раздался грохот, как будто по лестнице ударили молотком,— таким способом Ларри сообщил, что, наконец, обнаружил меня. Пуля попала в ступеньку, на которой я стоял; только через несколько секунд я понял, что ноги целы. Я еще раз быстро взглянул вниз. Ларри поднимался за мной. Я не видел его, но свет фонаря говорил, что он поднимается втрое быстрее меня. На Ларри это не было похоже. Вряд ли он когда-либо проявлял чрезмерную храбрость, но сейчас вел себя по-другому — либо сильно действовали наркотики, либо его гнал страх, что я сбегу и Виланд узнает, что он хотел меня убить, либо у него оставался только один или два патрона и он не мог позволить себе тратить их зря.
Я заметил, что постепенно становится светлее. Сперва я подумал, что это отблеск сигнальных огней, но ошибся: вершина буровой вышки находилась в тридцати метрах выше того места, где я стоял. Я снова передохнул и взглянул вверх. В трех метрах надо мной находилась платформа и на ее левой стороне был виден слабый свет. Он был достаточным, чтобы я различил силуэты лебедок и справа темную тень, похожую на какую-то небольшую кабину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30