Немного позади изгороди возвышался менее привлекательный трехметровый бетонный забор, гостеприимно утыканный вверху стеклянными осколками. От Яблонского я узнал, что ни живая изгородь, ни сам забор, как средство устрашения гостей, слишком робких, чтобы пользоваться главным входом, во владениях генерала не были чем-то необычным. Остальные соседи также
обладали достаточными средствами, чтобы обеспечить себе никем не нарушаемую частную жизнь, так что подобные сооружения были здесь распространенным явлением. Веревка, свисающая с ветки большого дуба, росшего по ту сторону забора, находилась на том самом месте, где я ее привязал. Из-за тесной штормовки я с трудом вскарабкался на высокий забор. Спустившись на другую сторону, я влез на дуб, отвязал веревку и спрятал ее под корнями. Я не рассчитывал на возможность повторного использования веревки, хотя всякое может случиться, но больше всего мне не хотелось, чтобы ее обнаружил кто-нибудь из коллег Виланда.
Характерной же особенностью владений генерала было ограждение метрах в семи от забора, состоящее из пяти рядов провода, причем три верхних ряда были обмотаны колючей проволокой. Умный человек, естественно, разводил вверх и вниз два нижних провода и пролазил между ними. Но я, благодаря Яблонскому, знал то, о чем умный человек не имел понятия, а именно, что нажатие на один из двух нижних проводов приводило в действие сигнал тревоги. Поэтому, исколовшись о проволоку и прилично порвав одежду, я перелез через три верхних провода.
Под густыми деревьями царила темнота. У меня был с собой фонарик, но я боялся им воспользоваться. Мне нужно было обойти сад слева от дома и добраться до пожарной лестницы с тыльной стороны. Пройти мне предстояло двести метров, я надеялся, что это займет минут пятнадцать и удача будет мне сопутствовать.
Я двигался так, как, наверное, пытался это делать дворецкий, удаляясь на цыпочках от дверей нашей спальни. Мое преимущество было в отсутствии толстых подошв и полипов в носу. Я крался, держа руки перед собой, но когда врезался носом в ствол дерева, сообразил, что руки нужно не разводить в стороны а вытянуть вперед. Я ничего не мог поделать с ветвями, которые регулярно хлестали меня по лицу. Для того же, чтобы не наступать на сухие веточки, я волочил ноги, не отрывая подошв от земли. Мне удавалось продвигаться почти бесшумно.
Через десять минут я начал беспокоиться, не сбился ли с правильного направления, как вдруг за деревьями и стеной дождя заметил отблеск света. Искорку, которая сразу погасла. Это могло быть лишь плодом моего воображения, но дело в том, что такого воображения у меня нет. Я знал это, поэтому замедлил шаг, еще ниже натянув на лоб шляпу и подняв воротник штормовки, чтобы даже самый слабый
отблеск света не отразился от моего лица. Я был готов даже ползти, но меня выдало бы щуршание штормовки о траву.И вдруг я снова увидел свет. Расстояние было метров десять, не больше, и свет был направлен не на меня, а на землю. Я быстро сделал два шага вперед, надеясь определить источник света, и тут же убедился, что мои навигационные способности в темноте оказались «идеальными». Сад был огорожен штакетником, и на втором шагу я как раз в него врезался. Верхняя перекладина заскрипела, как несмазанная дверь.
Раздался окрик, свет погас, потом снова загорелся. На сей раз сноп света был направлен не в землю, а в забор. Фонарь находился в руках, очевидно, человека нервного, он водил им несистематически, а вслепую. Мне удалось легко отскочить назад и слиться со стволом ближайшего, дуба. Я прижался к нему так, будто хотел оттолкнуть, и проклинал себя за то, что не запасся оружием.
— Дай мне фонарь! — Спокойный голос, несомненно, принадлежал Ройалу.
Луч света дрогнул и снова уперся в землю.
— Займись делом, и побыстрей!
— Но я действительно что-то слышал, мистер Ройал!— Это говорил Ларри, голос его напоминал пронзительный, нервный шепот.— Там! Я уверен.
— Я тоже слышал. Все в порядке.— Трудно рассчитывать на успокаивающее действие такого голоса, как у Ройала, в котором тепла столько же, сколько в ведерке для охлаждения шампанского, но он старался как мог.— В темном лесу всегда полно всяких звуков. Поторопись. Хочешь всю ночь торчать под этим чертовым дождем?
— Прислушайтесь, мистер Ройал! — В этом шепоте уже чувствовалось не только уважение, но и отчаяние.— Честное слово, я слышал...
— Ты что, не получил вечером своей порции порошка? — безжалостно прервал его Ройал. Очевидно, быть приветливым больше нескольких секунд было выше его сил.— Господи, ну почему именно я должен иметь дело с таким наркоманом, как ты? Заткнись и делай свое дело.
Ларри заткнулся. Я задумался над тем, что сказал Ройал. Во всем этом деле что-то не так, подумал я в ту же секунду, когда впервые увидел Ларри. Его поведение, то, что его допустили в общество генерала и Виланда, все его выходки и прежде всего, само присутствие в этом доме... Серьезные преступные организации, где речь шла о солидном куше —
а в данном случае, если это не так, то я не знаю, какой куш тогда считать солидным,— обычно подбирают своих членов так же старательно и предусмотрительно, как большие фирмы своих управляющих. А может, и еще осторожнее. Необдуманный шаг одного из управляющих не может разорить фирму, но необдуманный шаг одного преступника может уничтожить организацию. И даже если они неохотно приходят к решению убрать конкурентов или людей, представляющих угрозу, то поручают это таким флегматикам, как Ройал. Ларри же может быть для них полезен, как спичка в пороховом складе.
В этом углу сада их было трое — Ройал, Ларри и дворецкий, обязанности которого были, очевидно, намного шире того, что требуется от его коллег в домах высшего общества. Ларри и дворецкий работали лопатами. Копают, подумал лихорадочно я, тем более что Ройал заслонил свет, а под таким дождем даже с десяти метров трудно было что-то заметить. Однако постепенно, скорее на слух, чем визуально, я догадался, что они засыпают яму. Мне стало смешно. Если они закапывают что-то ценное, долго оно здесь не пролежит. Сад — неподходящее место для сокровищ.
Вскоре они закончили. Кто-то из них прошелся по земле граблями. Очевидно они копали на грядке и хотели скрыть следы. Потом все трое отправились к стоящему рядом сарайчику садовника и оставили там инструменты. Когда они вышли, процессию возглавлял Ройал с фонарем в руке. Я успел за это время отступить на несколько метров. Вся троица направилась по тропинке к дому, их голоса постепенно затихли. Открылась входная дверь, на крыльцо упал луч света, дверь захлопнулась. Стало тихо.
Я не пошевелился. Буквально замер, не двигаясь даже на сантиметр. Дождь лил с удвоенной силой, крона дуба так же защищала от дождя, как и марля, но я не двигался с места. Штормовка совершенно промокла, струи воды стекали по спине и ногам. Но я не шелохнулся. Вода текла по лицу, ногам, наполняла туфли, но я не двигался. Я чувствовал, как вода поднимается до щиколоток, но продолжал упорно стоять. Я стоял, как ледяная статуя, разве только был еще холоднее. Руки одеревенели, ноги окоченели, каждые несколько секунд меня сотрясала дрожь. Я отдал бы полжизни, чтобы пошевелиться. Но я не шевелился. Двигались только глаза. От, слуха сейчас было мало пользы. Пронзительный вой усилившегося ветра и громкий барабанный стук дождя по листьям деревьев не давали возмож-
ности расслышать шум неосторожных шагов даже с расстояния в три метра. Однако спустя сорок пять минут глаза идеально приспособились к мраку и могли заметить малейшее движение даже в радиусе десяти метров. И они заметили, хотя движение было осторожным, сознательным. Думаю, что бешеные порывы ветра и дождя исчерпали, наконец, терпение тени, которая появилась из-за соседнего дерева и тихо направилась к дому. Если бы я не присматривался до боли в глазах, я бы упустил это движение, потому что услышать его не смог бы. Тень двигалась бесшумно, как и положено тени. Это был тихий человек. Смертельно тихий Ройал. Сказанное им Ларри было попросту блефом, рассчитанным на посторонние уши. Ройал прекрасно слышал шум, и у него возникло подозрение, что здесь присутствует кто-то еще. Но, очевидно, это было только подозрение. Будь Ройал полностью в этом уверен, он ждал бы всю ночь, чтобы нанести удар. Я представил себе, что произошло бы, если бы я сразу после ухода троицы взял лопату, и мне стало еще холоднее. Представил, как наклоняюсь над ямой, за мной неслышно появляется Ройал, загоняя мне в череп маленькую пульку калибра 0,22.
Пожалуй, теперь было самое время пойти за лопатой. Лило как из ведра. В двух шагах ничего не было видно. Маловероятно, что Ройал вернется, хотя ничего в его поведении не могло бы меня удивить. Даже если бы он вернулся, после яркого света в доме ему понадобилось бы минут десять, чтобы приспособиться к почти абсолютной темноте. Я был уверен, что пользоваться фонарем он не будет, полагая, что если и находится кто-то чужой в саду, то это человек осторожный и опасный; искать такого человека с фонарем в руке значит рисковать получить пулю в спину. Ройал ведь не мог знать, что у незваного гостя нет оружия.
Я решил, что десяти минут хватит для проверки того, что закопали в саду, потому что ни Ларри, ни дворецкий не похожи на людей, которым доставляет удовольствие махать лопатой и которые будут копать глубже хотя бы на один сантиметр, чем это необходимо. Я оказался прав. В сарайчике я взял лопату и, осторожно посветив фонариком, нашел участок свежевскопанной земли на грядке. Не прошло и пяти минут, как я снял тонкий слой земли, прикрывающий что-то вроде деревянного упаковочного ящика. Ливень за минуту дочиста отмыл крышку ящика; я осторожно включил фонарик: никаких надписей,ничего, что говорило бы о его содержимом. По обеим сторонам ящика были деревянные ручки. Я ухватился за одну из ручек и рва-
нул ее вверх, но полутораметровый ящик был, вероятно, наполнен кирпичами. Может, мне и удалось бы его сдвинуть с места, однако земля вокруг ямы была такой мокрой и мягкой, что я начал съезжать вниз. Я снова вынул фонарь и осмотрел крышку внимательнее. Ни металлических скоб, ни винтов. Крышка была прибита лишь несколькими гвоздями. Я поддел ее лопатой. Она со скрипом поддалась. Я приподнял крышку на несколько сантиметров и направил луч света внутрь.
Даже мертвый, Яблонский не переставал улыбаться. Теперь улыбка уже ничего не выражала. Тело Яблонского скрючили, чтобы запихнуть его в тесный ящик. Лицо его было спокойным, карандашом можно было закрыть маленькую дырочку между глаз. Именно такую дырочку оставляет пуля, выпущенная из автоматического пистолета двадцать второго калибра. Уже дважды этой ночью я думал, как спокойно спит Яблонский. Он спал, сомнений не было, спал уже давно, тело было холодным как мрамор. Я не стал обыскивать карманы покойного. Наверняка Ройал и Виланд сделали это до меня. К тому же я знал, что Яблонский не носил при себе ничего, что могло выдать истинную причину его пребывания в доме генерала; ничего, что могло выдать меня.
Я вытер его мокрое от дождя лицо, закрыл крышку и черенком лопаты негромко забил гвозди. Потом забросал землей яму. Ройалу повезло, что сейчас его не было. Лопату и грабли я отнес в сарайчик и покинул сад.
Позади домика у ворот было темно. Я обнаружил одну дверь и два окна — все они оказались закрыты. Этого можно было ожидать, в этом доме все закрывают на ключ. За исключением гаража. Не найдется сумасшедшего, который бы захотел украсть два «роллс-ройса», даже если бы ему удалось проникнуть через автоматические ворота, что было совершенно невозможно.
Гараж был достоин автомобилей, стоящих в нем, а набор инструментов удовлетворил бы самые смелые мечты любителя мастерить. Я затупил два отличных долота, прежде чем мне удалось открыть одно из окон. Мне казалось маловероятным, что домик оборудован сигнализацией, тем более что на окнах я не заметил датчиков. Рисковать мне не хотелось, поэтому я окустил верхнюю половину окна и влез внутрь. Когда устанавливают сигнализацию, рассчитывают, что грабитель будет лезть в нижнюю часть окна. Рядовой электрик считает, что значительно лучше и легче протянуть провод на уровне пояса, чем высоко над головой. В
данном случае действительно работал рядовой электрик. Домик был оборудован сигнализацией. Я выбрал комнату с матовым окном, предположив, что это ванная. Так оно и оказалось. Поэтому мне удалось не спрыгнуть на голову спящему или не споткнуться о кастрюли в кухне. В коридоре я включил фонарь. Здесь было две двери, парадная и черный ход. По обе стороны коридора две комнаты. Напротив ванной находилась кухня. Я крался так тихо, как позволяли скрипящие туфли. Выбрав дверь слева, я нажал ручку и бесшумно проник в комнату.
Мой выбор оказался верным! Тихо прикрыв за собой дверь, я направился к левой стене, откуда доносилось глубокое, равномерное дыхание. В метре от нее я включил фонарь и направил луч света в закрытые глаза спящего. Он мгновенно проснулся и приподнялся, опираясь на локоть, а другой рукой попытался прикрыть глаза от света. Я отметил, что даже разбуженный посреди ночи, он выглядел так, будто лишь несколько минут назад причесал блестящие черные волосы. Когда просыпался я, мои волосы имели вид влажной щетки для пола и напоминали прическу женщины, сделанную близоруким психом, вооруженным садовым секатором.
Он ничего не попытался предпринять. Это был умный и решительный человек, он понимал, что можно желать и чего нельзя. Он понимал, что сейчас неподходящий момент, особенно когда ты ослеплен ярким светом.
— Учти, Кеннеди, на тебя нацелен пистолет двадцать второго калибра,— сказал я.— Где ты держишь оружие?
— Какое оружие? — Он не казался испуганным.
— Вставай! — приказал я. С удовлетворением отметил, что его пижама не коричневого цвета. Я бы тоже выбрал такую.— Стань у двери.
Он подошел к двери. Я сунул руку под подушку.
— Вот это,— сказал я. Это был маленький автоматический пистолет неизвестной мне марки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30