Мэри Рутвин стояла на тротуаре у бежевого «роллс-ройса» отца. На ней было гладкое, прямое белое платье, очень скромное, стоимостью не выше тысячи долларов, длинные пшеничные волосы она уложила в косы высоко на макушке. Я никогда не видел ее раньше такой прекрасной. За ней стоял Кеннеди. Впервые я увидел его в безупречно сшитом темно-синем костюме и уже не мог представить в другом наряде. Времена, когда он работал шофером, были в прошлом: генерал знал, чем обязана Кеннеди семья Рутвинов и что эти обязательства не могут компенсироваться жалованьем шофера. Мне хотелось пожелать ему удачи.
Я спустился по ступенькам и остановился. Дул легкий бриз с переливающегося всеми оттенками голубизны, сверкающего Мексиканского залива, перегоняя через улицу пыль и обрывки бумаги.
Мзри заметила меня, мгновение она колебалась, а потом подошла ко мне. Ее глаза казались темными и странно затуманенными, но это могла быть просто игра моего во-бражения. Она что-то пробормотала, я не смог разобрать что, потом осторожно, чтобы не задеть мою раненую руку, которую я все еще носил на перевязи, обняла обеими руками за шею, притянула мою голову к себе и поцеловала. В следующее мгновение она уже шла к «роллс-ройсу» неуверенной походкой человека, который плохо видит. Кеннеди внимательно посмотрел на нее, когда она шла к нему, потом перевел взгляд на меня. Лицо его было спокойным и бесстрастным. Я улыбнулся ему, и он ответил мне улыбкой. Я пошел вниз по улице, вдоль берега и зашел в бар. Особого желания выпить у меня не было, но раз уж попался бар, я зашел. Я выпил два двойных шотландских виски, но понял, что зря перевожу добро. Вышел и отправился на пляж. Не знаю, как долго я там сидел. Час, два... Солнце опустилось почти за океан, море и небо окрасились в апельсиново-золотистый свет, а на горизонте я едва различал совершен
но чуждые этой театральной декорации контуры огромной угловатой буровой вышки на платформе Х-13. Я понял, что они навсегда останутся частицей моего я. Платформа и останки самолета ДС в двухстах метрах от нее на глубине сто шестьдесят метров. Хорошо или плохо, но это всегда будет частицей меня. Теперь уже всё в прошлом, всё закончилось, осталась, к сожалению, лишь пустота.
Солнце уже садилось в воду, вся западная часть моря и неба превратилась в большой красный луч, луч, который скоро погаснет и исчезнет бесследно. Так же, как и моя красная роза еще до того, как стала белой.
Солнце исчезло, со стороны моря надвигалась ночь. Похолодало. Я нехотя встал и медленно пошел в гостиницу.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30