широко открытый рот, сигара прилепилась к нижней губе. Блондинка накло-
пилась вперед и, широко раскрыв глаза, зажала рукой рот. Судья перестал быть судьей, теперь он был похож на носковую фигуру: он неподвижно сидел в кресле, будто только что вышел из-под руки скульптора. Секретарь и курьер у дверей оцепенели так же, как и судья. С лиц гимназисток постепенно сходило изумление, и на смену ему пришел страх. Я надеялся, что обойдется без криков, но через секунду понял, что это не имеет ровно никакого значения, потому что скоро будет много шума. Шериф не был безоружным, как мне сначала показалось, он как раз вытаскивал пистолет.
Но эта его попытка ничем не напоминала тех быстрых ковбоев, которых я привык видеть в кино. Слишком длинные полы его пиджака стесняли движения, к тому же мешал и подлокотник кресла. Прежде чем он коснулся рукоятки пистолета, прошло по крайней мере секунды четыре.
— Не делайте этого, шериф! — быстро воскликнул я.— Мой пистолет нацелен на вас!
Однако отвага, а может, глупость шерифа была обратно пропорциональной его росту. Судя по его глазам и стиснутым губам, у меня не було сомнений, что его ничто не сможет остановить. Пожалуй, за одним исключением. Я поднял пистолет — все сказки о техасских ковбоях, стреляющих с бедра,— для маленьких детей — и нажал на курок. Грохот тяжелого кольта эхом прокатился по залу. Никто не видел, угодила пуля в руку шерифа или выбила из рук пистолет, но правое плечо и весь правый бок его конвульсивно дернулись, пистолет вылетел из руки и упал на стол в нескольких сантиметрах от блокнота секретаря.
Мой кольт теперь был нацелен на курьера.
— Ну-ка, приятель, присоединяйся к нам,— пригласил я его.— Мне кажется, ты собираешься исчезнуть,— я подождал, пока он приблизился и, услышав за спиной шорох, обернулся.
Полицейский почти поднялся с пола, но ждать от него неприятностей не приходилось. Он согнулся почти пополам, одной рукой держался за живот и с трудом хватал воздух, чтобы уменьшить боль, раздирающую все его тело. Он постепенно выпрямился, на лице его не было и тени страха, только боль, гнев, стыд и решение «умереть или победить».
— Останови своего цепного пса, шериф,— сказал я,— не то сейчас я его обижу по-настоящему.
Шериф помотрел на меня ядовитым взглядом и выругался. Он скорчился в кресле, стиснув в одной руке ладонь другой, и производил впечатление человека, слишком занятого собой, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг.
— Отдай пистолет! — охрипшим голосом приказал полицейский. Шатаясь, он сделал шаг вперед и сейчас находился от меня на расстоянии двух метров. Это был сопляк, самое большее лет- двадцати.
— Господин судья! — сказал я.
— Оставьте его в покое, Донелли! — Судья Моллисон уже оправился от первого шока.— Это убийца. Ему ничего не стоит убить еще раз. Ему терять нечего, не двигайтесь с места.— Отдай пистолет!
Судья Моллисон с таким же успехом мог разговаривать со стенкой.
— Стой на месте, сынок,— сказал я спокойно.— Послушай судью. Мне терять нечего. Еще шаг вперед и я прострелю тебе бедро. Ты знаешь, Донелли, каким будет результат выстрела? Если я попаду в бедренную кость, ты бу-душь хромать до конца своих дней. А если в артерию, ты можешь умереть на месте... ты, идиот!
Второй раз по залу прокатилось эхо выстрела. Донелли лежал на полу, стиснув обеими руками бедро, и смотрел на меня с миной человека, бесконечно удивленного, который ничему не верит и ничего не понимает.
— Это будет хорошая наука,— заявил я спокойно. Бросил быстрый взгляд на дверь: выстрелы должны были привлечь внимание, но ни души не было видно. Вообще-то я был спокоен: два полицейских, которые бросились на меня в кафе «Ла Контесса» были временно выведены из строя, следовательно, только шериф и Донелли оставались из всей полиции Марбл-Спрингс. Однако, несмотря на это, дальнейшее промедление могло быть опасным и глупым.
— Ты далеко не уйдешь, Талбот! — Узкие губы шерифа сложились в карикатурную гримасу, слова Он цедил сквозь крепко стиснутые зубы.— Через пять минут, после того, как ты отсюда выйдешь, все полицейские штата начнут тебя искать.— Он замолчал, боль исказила его лицо.— Каждый полицейский получит приказ застрелить тебя на месте.
— Подождите, шериф...— начал было судья, но больше ничего сказать не успел.
— Извините, судья, но теперь он мой.— Шериф посмотрел на полицейского, который лежал на полу и стонал.— С той минуты, как он вырвал пистолет из рук полицейского, он мой. Лучше уходи, Талбот, но знай, что далеко тебе не уйти.
— В меня будут стрелять на месте? — спросил я задум-чиво и осмотрел зал.— Нет, мужчины для этого не подходят: им могут прийти в голову глупые мысли о чести, об орденах...
— Что ты несешь, черт возьми? — спросил шериф.
— Гимназистки тоже не подходят: истерички...— пробормотал я. Потом посмотрел на девушку со светлыми волосами.— Мне очень жаль, мисс, но выбор пал на вас.
— Что... что вы хотите этим сказать? — Она испугалась, а может, только прикидывалась.— Что вам от меня нужно?
— Мне нужна ты. Слышала, что сказал этот ковбой: как только фараоны меня увидят, сразу будут стрелять. Но в девушку они стрелять не будут, особенно такую привлекательную, как ты. Мне нужна гарантия безопасности, и ты будешь моим страховым полисом. Пойдем.
— Талбот, ты не можешь этого сделать!..— Судья Моллисон явно испугался. Девушка ни при чем. Она может погибнуть...
— Во всяком случае, я ее не трону,— сказал я.— Если кто и сделает это, то лишь дружки шерифа.
— Но... мисс Рутвин — моя гостья. Я... собственно, сегодня пригласил ее...
— Ясно. Но мне придется пренебречь законами южного гостеприимства.— Я схватил девушку за плечо, не очень нежно поднял ее со скамьи и толкнул в проход.— Поторопитесь, у нас нет времени...
Я отпустил ее плечо и шагнул в проход между креслами. Уже некоторое время я не спускал взгляда с того типа со сломанным носом, который сидел за девушкой. Я видел, как меняется выражение его лица, он хотел принять какое-то решение и наконец принял его.
Рукотка моего кольта ударила его в правый локоть, когда он уже почти встал, потянувшись рукой глубоко под плащ. Он завыл от боли и упал на скамью. Может быть, моя оценка была неверной и он полез просто за новой сигаретой, но впредь пусть не держит портсигар под мышкой.
Не ожидая, пока он перестанет выть, я заковылял между скамьями, вытащил девушку на крыльцо, захлопнул дверь и закрыл ее на ключ. У меня было десять, максимум пятнадцать секунд, и этого мне вполне хватило бы. Я схватил девушку за руку и побежал по дорожке на улицу.
У тротуара стояли два автомобиля. Один из них — открытый «шевроле-корвет» без официальных регистрационных знаков принадлежал полиции: на нем шериф, Донелли
и я приехали в суд. Второй — «студебеккер-хоук» с низкой подвеской, очевидно, принадлежал судье Моллисону. Он был быстроходнее, но у большинства американских машин автоматическая коробка передач, с которой я не умел обращаться: я не знал, как вести «студебеккер», а обучаться было некогда. Коробка передач «шевроле» была мне знакома. По дороге в суд я сидел рядом с шерифом на переднем сиденье и не пропустил ни одного его движения.
— Садись! — Я. кивнул в направлении полицейской машины.— Быстро! — Уголком глаза я видел, как она открывает дверцу, а я в это время несколько секунд посвятил «студебеккеру». У него были бескамерные покрышки и малокалиберная пуля просто просверлила бы дырочку, которую можно было быстро заделать. Мощный заряд кольта разрушил почти половину покрышки, и «студебеккер» осел с громким стоном.
Девушка уже сидела в «шевроле». Я быстро сел за руль, окинул взглядом приборный щиток и вырвал из рук девушки белую пластиковую сумку, лежавшую у нее на коленях. Я так спешил ее открыть, что сломал замок и разорвал подкладку, а потом все содержимое высыпал на сиденье. Ключи от машины оказались сверху, это значило, что она их спрятала на самое дно сумочки. Я готов был поспорить, что она порядком напугана, но одновременно был уверен, что легко панике не поддавалась.
— Тебе, наверное, кажется, что ты очень хитрая? — Я запустил мотор, включил передачу, отпустил ручной тормоз и с таким бешенством дал газ, что задние колеса забуксовали по гравию.— Попробуй еще разок и ты горько пожалеешь. Считай, что я тебе это обещаю.
Я довольно опытный водитель, но, если иметь в виду езду по шоссе, к американским машинам отношусь без энтузиазма. Если же говорить об ускорении с места, то европейские машины не могут сравниться с мощными американскими. «Шевроле» рванулся вперед, будто у него был стартовый ускоритель — я подозреваю, что поскольку это была полицейская машина, ее двигатель специально отрегулировали. Когда мы выехали на прямую и я в последний раз посмотрел в зеркало заднего вида, мы были от здания суда по крайней мере метрах в ста. Я успел заметить, как судья и шериф выбежали на шоссе и уставились на отъезжающий «шевроле». Впереди был крутой правый поворот; я резко вывернул руль вправо, выбрался из юза, а потом, непрерывно прибавляя газ, оставил позади границу города и мы помчались вперед по шоссе.
Глава 2
Мы мчались по автостраде на север, по белой, пыльной дороге. Слева, как изумруд на солнце, сверкал Мексиканский залив. Между шоссе и морем простирался монотонный плоский берег весь в мангровых зарослях, справа — болотистые леса, однако не пальм — как можно было ожидать — а сосен, к тому же сосен карликовых.
Меня не радовала эта езда. Я выжимал из «шевроле» максимальную скорость, но предчувствие близкой опасности не покидало меня.Темных очков у меня не было, и хотя солнце не светило прямо в лицо, резкие отблески от поверхности шоссе болезненно били по глазам. Машина была открытой, но благодаря большому лобовому стеклу, мы почти не чувствовали сильного ветра, который при скорости более 120 км в час шумел у нас в ушах. Там, в зале суда, температура в тени приближалась к 30 градусам; я даже не пытался предположить, сколько она составляет здесь под открытым небом. Было горячо, как в печке. Нет, езда явно не доставляла мне удовольствия.
Сидящей возле меня девушке, очевидно, тоже было невесело. Она даже не стала собирать содержимое своей сумочки и сидела, тесно сжав ладони. Иногда, когда мы резко поворачивали, она хваталась за верх дверки, но с тех пор, как мы выехали из Марбл-Спрингс, она не сделала ни одного движения, за исключением того, что перевязала волосы белой лентой. Она ни разу не взглянула на меня, и я даже не знал, какого цвета ее глаза. Более того, я не слышал еще ее голоса. Разок-другой я взглянул на нее, и каждый раз она смотрела прямо перед собой, стиснув губы; она была бледной и только на левой щеке было красное пятно. Она казалась испуганной, может быть, даже сильнее, чем раньше. Наверное, начала думать над тем, что ее ожидает? Я сам думал об этом.
Через восемь минут после выезда из Марбл-Спрингс, когда мы уже проехали километров пятнадцать, произошло то, чего можно было ожидать. Несомненно, нашелся человек, который думал и действовал быстрее меня.
Дорога впереди была перекрыта. Как раз в этом месте какая-то фирма засыпала правую обочину шоссе белым песком, заасфальтировала стоянку и построила заправочную станцию. Поперек шоссе стоял автомобиль, большой черный полицейский автомобиль — а если вам было мало двух прожекторов, вращающихся вокруг своей оси, и слова
«СТОП» с красной подсветкой, все сомнения должно было рассеять написанное большими белыми буквами слово «ПОЛИЦИЯ». Слева от переднего бампера полицейской машины сразу за обочиной начинался ров, постепенно переходящий в морской берег; туда пути не было. Справа, где шоссе расширялось, образуя подъезд к заправочной станции, ряд двухсотлитровых бочек с бензином совершенно блокировали свободное пространство между полицейским автомобилем и первой заправочной колонкой.
Все это я заметил в течение четырех или пяти секунд, необходимых, чтобы снизить скорость со ста двадцати до пятидесяти километров в час; я также заметил двух полицейских: один присел за капотом автомобиля, голова и плечи другого едва виднелись из-за багажника; оба держали в руках пистолеты. Третий полицейский стоял за ближайшей колонкой, я видел только его пистолет.
Я снизил скорость до тридцати километров в час и находился в сорока метрах от препятствия. Полицейские, целясь мне в голову, как раз начали выходить из своих укрытий, когда я заметил, что девушка потянулась к ручке двери, готовясь выпрыгнуть. Я не сказал ни слова, схватил ее за руку и притянул к себе с такой силой, что она взвыла от боли. В ту же секунду я схватил ее за плечи и посадил перед собой, чтобы полицейские не решились стрелять, а педаль газа нажал до отказа.
— Сумасшедший! Мы погибнем! — Она какую-то долю секунды смотрела на ряд двухсотлитровых бочек, на которые мы ехали. На лице отражался охвативший ее страх. Потом она со стоном отвернулась и спрятала лицо в моем пиджаке, оставляя ногтями глубокие следы у меня на плечах.
Серединой бампера мы врезались во вторую бочку. Я подсознательно сильнее стиснул девушку и руль, готовясь к ужасному взрыву, который должен был прогреметь и разнести все вокруг. Но вместо взрыва я услышал только скрежет, и бампер отодвинул бочку с шоссе. Свободной рукой я резко повернул руль влево: бочка ударилась о правое крыло и исчезла, я снова выехал на шоссе. Бочка была пустой! И никто не стрелял!
Девушка подняла голову, глядя поверх моего плеча на исчезающую вдали баррикаду, а потом посмотрела на меня. Она обеими руками судорожно вцепилась в меня, но, очевидно, не отдавала себе в этом отчета.
— Вы сошли с ума! — Я отчетливо услышал ее шепот, несмотря на нарастающий рев двигателя.— Вы сумасшедший! — Если до этого она не поддавалась панике, то сей-, час была смертельно испугана.
— Ну-ка, барышня, подвиньтесь,— попросил я ее.— Вы мне заслоняете видимость.
Она подвинулась сантиметров на пятнадцать, все еще не спуская с меня глаз, в которых был смертельный испуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30