Мне хотелось только одного: исчезнуть с этой платформы с максимальной скоростью. Никакой папки они здесь не найдут. Бригада открывала двери складов с азартом людей, которые здесь ничего не прячут. Я не стал заглядывать ни в один из складов. То, что двери не закрывают на ключ и открывают в присутствии в общем-то незнакомого человека, было достаточным доказательством того, что там не может быть для меня ничего интересного. Здесь крутилось слишком много людей, которых надо было обязать хранить тайну. Кроме того было совершенно ясно, что почтенный ирландец принадлежит к тем людям, которые ни за что не позволят втянуть себя в преступную деятельность.
Во время поисков я мог бы незаметно исчезнуть, но это было бы неразумно. Думаю, что поиски К. С. Фарнборо велись бы намного интенсивнее поисков папки. Ведь они могли бы предположить, что я упал в море. Мощные прожектора мгновенно обнаружили бы «Матапан». И даже если бы я оказался на палубе «Матапана», у меня, по крайней мере, в настоящий момент не было намерения удаляться от
плавающего острова. Больше всего мне не хотелось, чтобы на суше стало известно, что какой-то незваный гость, выдающий себя за секретаря генерала, болтался по Х-13.
Что делать, когда поиски закончатся? Ведь бригадир ожидает, что я вернусь к буровой, где расположены жилые помещения и контора, чтобы доложить мистеру Джеррол-ду о результате. Но если я направлюсь туда, то дорога к трапу окажется отрезанной. До сих пор бригадиру не приходило в голову спросить, каким образом я оказался на платформе плавающего острова. Должен же он знать, что уже несколько часов здесь не садился ни один вертолет и не причаливал какой-нибудь катер, а это значило, что я на-хожусь здесь уже несколько часов. А если я прибыл давно, почему только теперь начал искать столь ценную папку?
Поиски приближались к концу. Уже захлопывали двери и бригадир направился ко мне, как вдруг зазвонил телефон, подвешенный к балке. Бригадир подошел к телефону. Я отошел в самый темный угол и застегнул плащ на все пуговицы. По крайней мере, подозрений это не вызовет: ветер уже был сильный, к тому же шел холодный дождь. Бригадир положил трубку и подошел ко мне:
— Мне жаль, мистер Фарнборо, но нам не везет. Дольше искать мы не можем.— Он еще тесней запахнул блестящий черный непромокаемый плащ.— Надо вытаскивать эту чертову трубу.
— Конечно,— спокойно ответил я. Он улыбнулся и пояснил:
— Необходимо поднять и заменить бур.
— В такую ночь и при таком ветре? Наверное, это займет много времени?
— Часов шесть, если повезет. Этот чертов бур, мистер Фарнборо, находится на глубине почти четыре километра!
Чтобы скрыть облегчение, я пробормотал какие-то слова, которые должны были свидетельствовать о моем изумлении. В такую погоду за шесть часов он забудет о какой-то потерянной папке. Его люди уже поднимались на северную платформу.
— Пойдете с нами?
— Я лучше задержусь на пару минут и подумаю, что мне сообщить генералу.
Внезапно меня осенило:
— Дело в том, что он звонил пять минут назад. Вы ведь его знаете. Я даже не представляю, как ему доложить.
— Да, вам не позавидуешь.— Чувствовалось, мыслями он уже в предстоящей работе.— Что ж, до свидания.
— Спасибо за помощь.— Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду. Через две минуты я уже был в резиновой лодке, а еще через две нас подняли на «Ма-тапан».
— Вы слишком долго возились,— упрекнул меня капитан Заимис. Звук двигателя сейчас был намного громче. Шкипер был вынужден увеличить обороты, чтобы канат, удерживающий «Матапан» у колонны, не слишком натягивался. К тому же качка так усилилась, что нос периодически погружался в воду, а выхлопная труба на корме оказывалась в воздухе, издавая короткий, но достаточно громкий треск.
— Ну как? — крикнул капитан Заимис мне в ухо.
— Плохо.
— Жаль. Нам нужно немедленно отплыть.
— Через десять минут, Джон. Только десять минут, это очень важно.
— Нет. Надо уходить немедленно.— Он начал отдавать приказ греку, сидящему на носу у каната, но я схватил его за плечо.
— Вы что, испугались, капитан? — Вопрос был провокационным, но другого выхода у меня не было.
— Я начинаю испытывать страх,— ответил он с достоинством.— Каждый умный человек знает, когда следует бояться, а я, мистер Талбот, не считаю себя идиотом. Иногда оказывается, что бесстрашный человек — эгоист. А у меня шестеро детей.
— А у меня трое.— У меня не было ни одного, теперь уже не было. Я не был даже женат, теперь уже нет. Некоторое время мы так и стояли, держась за мачту. «Матапан» в непроглядной тьме, в тени платформы, бешено мотало волнами. Тишину нарушал только свист ветра. Я сменил тактику:
— Капитан Заимис, не спрашивайте меня, откуда мне это известно, но я вам скажу. Разве вы хотите, чтобы о вас говорили: люди погибли, потому что капитан Заимис не хотел подождать десять минут?
После долгой паузы капитан сказал:
— Десять минут. И ни секунды больше.
Я сбросил туфли и верхнюю одежду, проверил страховочную веревку, надел кислородную маску и заковылял на нос, снова безо всякого на то повода размышляя о Германе Яблонском, великане, спокойно спящем в своей кровати из красного дерева. Я подождал, когда нос в очередной раз скроется под водой, и
шагнул в море, цепляясь за канат, удерживающий «Матапан».Я подплыл к колонне, держась обеими руками за канат. Если бы не маска, не знаю, сколько воды пришлось бы мне выпить. Столкнувшись с колонной, я выпустил канат и попытался за нее ухватиться. Даже не знаю, зачем. С таким же успехом я мог бы попытаться обнять железнодорожную цистерну. Диаметра они были приблизительно одинакового. Прежде чем волна успела смыть меня, я схватился за канат и поплыл вокруг колонны. Это было нелегкой задачей.. Когда нос «Матапана» вздымался на волне, канат натягивался и прижимал мою руку к колонне. Рука меня не слушалась, но пока пальцы были целы, я не обращал на это внимания. Повернувшись спиной к волне, я оставил канат и нырнул в воду, опускаясь вдоль колонны головой вниз, как цейлонский мальчик, слезающий с высокой пальмы. Эндрю, как и раньше, ловко отпускал веревку. Я погрузился на три метра, на шесть, ничего; десять, ничего; двенадцать, ничего. Сердце заколотилось, в голове зашумело: я превысил безопасную глубину моего аппарата. Я немного поднялся и на глубине в пять метров устроил себе небольшой отдых, вцепившись в огромную колонну, как кот, который полез на дерево, остановился на полпути и не может слезть.
Пять минут из десяти, предоставленных мне капитаном Заимисом, уже истекли. У меня практически не было времени. И все-таки это должен быть плавающий остров, другого выхода просто не было! Генерал ведь сам признался, а ему не нужно было обманывать человека, который не мог убежать. Если этого было не достаточно, полную уверенность придавали мне воспоминания о неуклюжем слуге с налитыми свинцом ногами, который принес напитки в библиотеку генерала.
Ни на танкере, ни под ним я ничего не нашел. За это я готов был ручаться. На самом плавающем острове тоже ничего не было — и в этом я был уверен. Значит, это должно было находиться под платформой и прикреплено проволокой или цепью. А проволоку или цепь приладили к одной из колонн, поддерживающих платформу. Я попытался сосредоточиться и вычислить нужную мне колонну. Для начала можно наверняка исключить восемь колонн, поддерживающих платформу с буровой вышкой. Там было слишком много народу, много света, много свисающих сетей для ловли рыб, которых привлекали прожектора. Значит, оставалась платформа с посадочной площадкой
для вертолета, под ней как раз болтался «Матапан». Чтобы еще больше сузить круг поисков, а оставалось у меня еще две-три минуты, решил, что моя цель должна, по всей вероятности, находиться со стороны моря, где был сейчас я, а не суши, где все время будет опасность, так как именно там причаливают суда.
Среднюю из трех колонн со стороны моря я уже обследовал. Которая же из двух? Решение я принял сразу, поскольку моя страховочная веревка находилась слева от колонны; чтобы плыть вправо, я должен был обогнуть колонну, времени на это не было. Я вынырнул на поверхность и поплыл к левой колонне. Теперь я понял, почему так нервничал капитан Заимис — а ведь в его распоряжении было судно длиной пятнадцать метров и мощью в сорок лошадиных сил, чтобы противостоять ветру и волнам, гребни которых уже начали покрываться белой пеной. Я же мог рассчитывать только на самого себя. Грузила у пояса не помогали, меня сносило. Бешено молотя руками по воде и едва не задохнувшись, я, казалось, проплыл не пятнадцать метров, отделяющие колонны друг от друга, а все сто. Автономный кислородный аппарат вовсе не рассчитан на такое интенсивное дыхание! И все же я добрался до колонны.
Я сразу нырнул. На этот раз мне повезло. Мои пальцы наткнулись на какие-то углубления и выступы в металле, идущие сверху вниз. Это был ряд зубьев для мощного домкрата, при помощи которого опускают и поднимают колонну. Такой же ряд зубьев должен быть и на предыдущей колонне, но, очевидно, я его не заметил. Теперь я опускался, как альпинист при помощи вбитых в скалу крючьев. Спустившись на несколько ступенек, я ощупывал колонну с обеих сторон, но ничего не находил, проволоки не было, лишь гладкая скользкая поверхность. Я заставлял себя спускаться все ниже, давление воды росло, дышать становилось труднее. На глубине пятнадцать метров я сдался. Разрыв барабанных перепонок, легких или накопление азота в крови еще никому ничего хорошего не принесло. Я начал подниматься. У поверхности остановился, чтобы отдохнуть. Я понимал, что это мой последний шанс. И без всякой надежды на успех подумал, что придется все начинать сначала. Непонятно только, с чего начинать. Я чувствовал смертельную усталость. И вдруг усталость исчезла, как будто ее и не было.
Стальная колонна ожила, она издавала какой-то звук. Не было ни малейшего сомнения: она издавала звук, хотя должна быть немой, наполненной водой! Я сорвал с головы резиновый капюшон, откашлялся водой и приложил ухо к холодному металлу. В колонне разносилось эхо каких-то далеких звуков. Колонны, наполнененные водой, безмолвны. В этой колонне была не вода, а воздух! Я тотчас идентифицировал этот звук, я просто был обязан распознать его сразу. Ритмично он то усиливался, то ослабевал, по мере того как обороты мотора то увеличивались, то уменьшались. Много лет моя профессия была связана с этим звуком. Так работает большой пневматический компрессор. А этот компрессор находился внутри колонны. Компрессор глубоко под водой, внутри колонны, поддерживающей буровую платформу посреди Мексиканского залива? В этом не было никакого смысла. У меня было такое впечатление, будто колонна старается что-то сказать, что-то очень важное и срочное, я только должен суметь прислушаться. Я вслушивался полминуты или минуту и внезапно понял, что все это имеет смысл! Это был ответ, который даже не приходил мне в голову, ответ на многие вопросы. Когда, наконец, это дошло до меня, не оставалось уже ни тени сомнения!
Я трижды изо всех сил дернул веревку и через минуту был на палубе «Матапана». Меня втащили на борт без всяких церемоний, как мешок с углем. Я не успел еще отстегнуть баллон, как капитан Заимис отдал приказ к отплытию и включил полные обороты. «Матапан» скользнул бортом по колонне, преодолел мощную волну и брызги и пошел полным ходом, держа курс на берег.
Через десять минут, когда я уже снял резиновый костюм, переоделся и успел опрокинуть вторую рюмку коньяку, капитан Заимис вошел в каюту. Он улыбался и всем своим видом показывал, что опасность позади. Действительно, «Матапан» уверенно преодолевал волны. Капитан налил себе коньяку и спросил:
— Ну как?
— Порядок.— Такой короткий ответ говорил о моей неблагодарности, и я добавил:— Благодаря вам, капитан Заимис.
Он расцвел:
— Вы очень любезны, мистер Талбот. Я рад. Но нужно благодарить не меня, а нашего доброго покровителя, который опекает всех, выходящих в море.
С этими словами он зажег фитилек в наполненном маслом маленьком фарфоровом светильнике в форме лодочки, стоящем перед застекленной иконой Святого Николая.
Я посмотрел на него с кислым видом. Я уважал его набожность, но подумал, что он немного запоздал зажечь фитилек.
Глава 6
Ровно в два часа ночи капитан Заимис умело пришвартовал «Матапан» к деревянному причалу, от которого мы отплыли накануне вечером. Небо теперь было черным, а ночь такой темной, что с трудом удалось отличить сушу от моря. Дождь громко барабанил по крыше каюты. Мне нужно было уходить как можно скорее: предстояло незамеченным прокрасться в дом, посовещаться с Яблонским и, наконец, высушить одежду, причем сделать это до утра. Я не мог рассчитывать, что, как и накануне вечером, ни с кем не увижусь. Генерал ясно сказал, что через тридцать шесть часов сообщит, какая меня ожидает работа, а этот срок истекал сегодня в восемь часов утра. Я одолжил длинную рыбацкую штормовку, чтобы хоть как-то защититься от дождя, и натянул ее на свой собственный плащ. Она была меньше на два размера, и я чувствовал себя, как в спасательном жилете. Я пожал всем руки, поблагодарил за то, что они сегодня для меня сделали, и двинулся в путь.
В четверть третьего, после короткой остановки у телефонной кабины, я припарковал «шевроле-корвет» там, где взял его, и побрел вдоль шоссе к дому генерала. Живущие на этом шикарном отрезке приморского бульвара не нуждались в тротуарах, поэтому обочина превратилась в стремительный поток и я брел по колено в воде. При этом я соображал, как просушить туфли до утра. Я миновал домик у ворот, в котором жил (по крайней мере, мне казалось, что жил) шофер, и подошел к решетчатым воротам. Они были ярко освещены, и перелазить через них было неразумно. К тому же я не был уверен, что ни одна из поперечин не соединена с электрической сиреной. Компания, поселившаяся в этом доме, была способна на все.
В тридцати метрах от ворот я проскользнул в почти незаметную дыру в растущей вдоль фасада живой изгороди высотой около трех метров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30