К сожалению, он увидел меня с карандашом в руке и со спокойным, слегка удивленным лицом. Вошли генерал и Виланд, втащив уже пришедшего в сознание Ройала. Он тяжело упал в кресло. Два дня назад я, а сегодня и Кеннеди, славно поработали над ним. На лице у него был самый огромный синяк, какой я когда-либо видел. Он был, наверное, и самый разноцветный! Я сидел и размышлял, будет ли виден этот синяк, когда Ройала посадят на электрический стул. Пришел к выводу, что, скорее всего, будет виден.
— Талбот, ты выходил из этой комнаты? — Потрясенный и разнервничавшийся Виланд сбросил с себя маску процветающего бизнесмена.
— Конечно. Проскользнул в замочную скважину.— Я с интересом разглядывал Ройала.— А что случилось с нашим общим другом? Ему на голову упала буровая вышка?
— Это был не Талбот.— Ройал оттолкнул поддерживающую его ладонь Виланда, пошарил под пиджаком и вытащил пистолет. Маленький, смертоносный пистолетик. Он уже хотел его спрятать, когда что-то вспомнил и вытащил обойму. Она была полная, все пульки из сплава меди и никеля на месте. Он вставил обойму в пистолет, а пистолет в кобуру. Потом как бы нехотя ощупал внутренний карман. Его здоровый глаз сверкнул, а на лице появилась тень гримасы, свидетельствующая об облегчении. Он обратился к Виланду:
— Мой кошелек! Он исчез!
— Кошелек? — Виланд почувствовал облегчение, в этом не было сомнения.— Воришка!
— Кошелек? На моем плавающем острове? Скандал! Какой скандал! — Генерал гневно шевелил усами, актерским мастерством он владел в совершенстве.— Я немедленно прикажу поголовно всех обыскать и виноватого...
— Не стоит беспокоиться, генерал,— сухо перебил я его.— Виновный уже давно спрятал деньги в карман, а кошелек выбросил на дно океана. Кроме того, тот, кто отнял деньги у Ройала, заслуживает награды.
— Много болтаешь, дружок,— холодно прервал меня Виланд. Он устремил на меня совершенно не понравившийся мне взгляд и сказал:— Возможно, это только мас-
кировка, попытка направить подозрения по ложному пути. Не исключено, что Ройала оглушили совсем по другим причинам. Которые известны только тебе, Талбот.
Я похолодел. Виланд вовсе не глуп. Если они укрепятся в своих подозрениях и захотят меня обыскать, обнаружат пистолет Ларри и рану, и тогда вне всяких сомнений, наступит бенефис Талбота. В следующую секунду меня охватил уже озноб, потому что Ройа'л сказал:
— А может, и в самом деле это обман? Пошатываясь, он поднялся, подошел к столу и уставился на лежащие передо мной листы бумаги.
Мне стало все понятно. Я вспомнил тот пристальный взгляд, которым Ройал окинул листы, выходя из комнаты, К тому времени я успел заполнить буквами и цифрами едва ли пол-листа и с тех пор ничего к этому не прибавил. Более убедительного доказательства Ройалу не понадобится. Я неотрывно смотрел на его лицо, боясь взглянуть на стол. Интересно, сколько пуль успеет всадить в меня Ройал, прежде чем я хотя бы дотронусь до пистолета Ларри? Но вдруг, не веря собственным ушам, я услышал голос Ройала:
— Нет, Талбот тут ни при чем. Он работал здесь. Я бы даже сказал, работал без передышки.
Я бросил взгляд на разложенные передо мной листы бумаги. Там, где я оставил полстраиички нацарапанных цифр И букв, теперь лежали два с половиной исписанных листа. Они были исписаны той же самой авторучкой, и лишь скрупулезный анализ показал бы, что написаны другой рукой. А эта задача была непосильной для Ройала. Написанное, как раньше, так и теперь, было бессмысленной чушью, но это был мой пропуск в жизнь, выданный мне Кеннеди, который своей способностью предвидеть в данном случае явно превзошел меня. Я пожалел, что не познакомился с ним два месяца назад.
— Ну ладно. Значит, кому-то не хватило денег.— Виланд успокоился и потерял интерес к делу.— Как дела, Талбот? Времени больше не остается.
— Ни о чем не беспокойся,— заверил, я.— Я нашел решение. Гарантирую. Еще пять минут работы в батискафе и можно отчаливать.
— Прекрасно.— Виланд казался довольным, потому что не знал того, что известно мне. Он обратился к бандиту, который пинком ноги открыл дверь:
— Дочь генерала и его шофер в апартаментах генерала. Пусть немедленно идут сюда. Готово, Талбот?
— Готово.— Я поднялся с большим трудом, чем Ройал,но по сравнению с ним выглядел цветущим и здоровым, поэтому никто не обратил на это внимания.— У меня был тяжелый день, Виланд. Может, найдется что-нибудь согревающее?
— Я бы удивился, если бы Чибатти и его приятель не располагали запасами, достаточными для снабжения целого бара! — Виланд уже позволял себе пошутить, в мыслях почти заканчивая дело.— Идем.
Мы вышли в коридор и направились ко входу в кессон. Виланд постучал. Я с радостью отметил, что шифр тот же. Виланд был прав. Чибатти и его дружок, если речь шла об алкоголе, не обижали себя. Когда я влил в себя солидную порцию шотландского виски, гномики, перепиливающие мою руку, перешли с аккордной оплаты на почасовую, так что мне даже расхотелось биться лбом о стену. Логично было допустить, что мне станет еще лучше, если принять вторую порцию. Я как раз воплощал в жизнь эту вероятность, когда дверь открылась и появился бандит, ведущий перед собой Мэри и Кеннеди. Мое сердце и так уже в этот вечер поработало с нагрузкой, так что мне достаточно было лишь один раз взглянуть на Мэри, чтобы оно снова начало прыгать, как сумасшедшее. Однако рассудок мой оставался спокойным. Я смотрел на ее лицо и мысленно представлял себе, что бы я сделал с Виландом и Ройалом. Под глазами у Мэри были большие темно-синие круги, она выглядела бледной, измученной, даже больной. Я мог поспорить, что за последние полчаса со мной она пережила больше, чем за всю свою жизнь. Однако ни Виланд, ни Ройал ничего не заметили: для тех, кто с ними работал, испуг и потрясение были скорее правилом, чем исключением.
Кеннеди не выглядел ни испуганным, ни потрясенным. Он смотрелся, как идеальный шофер. Но Ройал, так же как и я, не дал себя обмануть. Он обратился к Чибатти и его коллеге:
— Пощупайте-ка эту птичку! Нет ли у него при себе чего-нибудь лишнего?
Виланд вопросительно посмотрел на него.
— Может, он так же безвреден, как и выглядит, но я в этом сомневаюсь,— объяснил Ройал.— Весь день он ходил, где хотел. Нельзя исключить, что он где-нибудь раздобыл оружие и, если Чибатти и остальные потеряют бдительность, попытается им угрожать. У меня нет желания карабкаться по железной лестнице на высоту тридцать метров, находясь под. прицелом Кеннеди.
Кеннеди обыскали, но ничего не нашли, Ройал был хитер, от его внимания ничего не ускользало. Но недостаточно хитер, меня ему тоже следовало обыскать.
— Нам бы не хотелось тебя подгонять, Талбот, - с натужной иронией произнес Виланд.
— Заканчиваю,— ответил я и влил в себя остаток обезболивающего. Потом насупил брови, с видом мудреца поглядел на листы бумаги в моей руке, сложил их и спрятал в карман, после чего направился к люку в колонне. Я старательно избегал встречаться взглядом с Мэри, генералом и Кеннеди.
Виланд похлопал меня по раненому предплечью. Если бы не обезболивающее, я бы пробил головой потолок. Все-таки я подскочил на пару сантиметров, а гномики принялись пилить с прежним азартом.
— Ты что-то стал нервным, Талбот? — съехидничал Виланд. Он кивнул в направлении лежащего на столе выключателя, который я принес из батискафа наверх.— Если не ошибаюсь, ты что-то забыл.
— Нет. Это нам больше не понадобится.
— Отлично. Иди впереди. А ты, Чибатти, хорошенько за ними присматривай!
— Присмотрю, шеф,— заверил Чибатти. Он, конечно, сдержит слово, угостит рукояткой пистолета по лбу любого, кто осмелится хотя бы вздохнуть. Генерал и Кеннеди не намеревались что-то предпринимать, пока Ройал и Виланд будут находиться вместе со мной в батискафе, они должны были ждать моего возвращения. Я был уверен, что Виланд предпочел бы взять с нами в батискаф и генерала в качестве дополнительной гарантии. Однако в батискафе с относительным комфортом могли поместиться только три человека, а Виланд не хотел подвергать себя ни малейшей опасности. Кроме того, спуск вниз по ста восьмидесяти ступенькам был генералу просто не под силу.
Этот спуск едва не оказался роковым и для меня, Уже на Полпути плечо и рука одеревенели. Жгучая боль толчками била по голове, где свет превращался в мрак, и ниже, в грудную клетку и желудок, вызывая приливы тошноты. Пару раз я уже находился на грани потери сознания. Я отчаянно держался здоровой рукой, каждый раз ожидая, пока пройдет боль. С каждой ступенькой мрак накатывал все чаще. Последние тридцать или сорок ступенек я, наверное, преодолел, как робот, направляемый инстинктом, памятью и какой-то подсознательной силой воли. В мою пользу было лишь то, что мне, как обычно, приказали спус-
каться первым. Благодаря этому, никто не мог заметить моих мучений.Когда я, наконец, добрался до нижней площадки и подождал, пока спустятся все остальные, в том числе и дружок Чибатти, то уже мог, по крайней мере, твердо, не пошатываясь, стоять на ногах. Лицо у меня было бледным, как мел, но слабое освещение не позволяло Ройалу или Виланду что-то заметить. Я подозревал, что Ройал тоже чувствует себя не лучшим образом: если потерять сознание на полчаса от сильного удара, вряд ли удастся восстановить лучшую форму через пятнадцать минут после того, как очнешься. Ви-ланда же в данную минуту, очевидно, больше волновало собственное самочувствие и предстоящее нам путешествие. Люк был открыт, мы протиснулись через входную камеру батискафа. Я приложил все усилия, чтобы не задеть раненое предплечье в узком люке кабины батискафа, но все равно чувствовал себя, как в агонии. Зажег верхний свет и направился к пульту управления, предоставив Виланду закрыть входную камеру. Через полминуты он влез в кабину и закрыл за собой тяжелый люк. Свисающие из раскрытого блока разноцветные перепутанные провода произвели на моих попутчиков должное впечатление. Если им и не понравились та быстрота и ловкость, с которыми я подключил все провода, заглядывая в свои бумажки, не моя в том вина. Мне повезло, что пульт находился на уровне пояса,— я уже едва владел левой рукой.
Я подключил последний провод, захлопнул крышку и приступил к проверке цепей.'Виланд смотрел на меня с нетерпением; лиwо Ройала вследствие отсутствия на нем, как обычно, всякого выражения и по уровню нанесенных ему повреждений могло бы смело конкурировать с лицом египетского сфинкса. Нетерпение Виланда не производило на меня никакого впечатления — я тоже находился в батискафе и не собирался рисковать. Я бросил взгляд на реостаты двигателей, потом повернулся к Виланду и показал на отклонившиеся стрелки контрольных приборов.
— Двигатели. Здесь их почти не слышно, но они работают нормально. Можем отправляться?
— Да,— Он облизал губы.— Мы готовы.
Я кивнул, включил заслонку, чтобы затопить входную камеру, показал на микрофон, висящий на уровне головы между мной и Ройалом, и сказал:
— Отдай приказ откачать воздух из переходника.
Он кивнул, дал необходимые распоряжения и положил микрофон. Я выключил его.
Батискаф чуть покачивало, внезапно качка прекратилась. Я посмотрел на глубиномер. Его стрелка хаотически болталась, мы находились достаточно близко к поверхности, и на показания прибора влияли высокие волны, но средняя глубина погружения, без сомнения, увеличилась.
— Мы отделились от колонны,— сказал я Виланду. Включил прожектор и показал на иллюминатор у наших ног. Песчаное дно находилось едва ли в полутора метрах.— Какое направление? Быстро! Мне не хочется увязнуть в этом песке.
— Полный вперед.
Я увеличил обороты двигателей и поставил руль глубины в положение максимальной тяги вперед. Для этого хватило всего двух градусов; в отличие от рулей поворотов батискафа рули глубины требуют минимального регулирования, поскольку играют лишь вспомогательную роль при погружении и подъеме. Я медленно поднимал обороты двигателей до максимальных.
— Идем на юго-запад.— Виланд заглянул в листок бумаги, который вынул из кармана.— Курс двести двадцать два градуса.
— В самом деле?
— Что значит «в самом деле»? — заорал он злобно. Теперь, когда исполнились все его желания и батискаф был исправен, Виланд вовсе не чувствовал себя счастливым. По-моему, клаустрофобия.
— Этот курс действительный или по этому компасу? — терпеливо спросил я.
— По компасу.
— А поправка на отклонение учтена? Он еще раз заглянул в свой листок.
— Да. Брайсон говорил, что при этом курсе металл, из которого сделано основание плавающего острова, не окажет влияния.
Я ничего не ответил. Где сейчас находился Брайсон, умерший от кессонной болезни? Я почти был уверен, что не далее чем в нескольких десятках метров отсюда. Чтобы пробурить нефтяную скважину глубиной четыре километра, нужно не меньше шести тысяч мешков цемента, но и двух ведер цемента хватило бы, чтобы Брайсон навек остался на дне, а недостачи цемента никто не обнаружил.
— Пятьсот двадцать метров,— сказал Виланд,— от опоры до крыла.— Впервые он упомянул о крыльях.— А с поправкой на глубину погружения в расщелину, около
шестисот двадцати метров. По крайней мере, так утверждал Брайсон.
— Где начинается расщелина?
— Через пятьдесят метров примерно на этой же глубине, затем идет склон под углом тридцать градусов до глубины сто шестьдесят метров.
Я кивнул, но ничего не ответил. Я слышал, что у человека не может болеть в двух разных местах, но, оказывается, люди ошибаются. Мои рука, плечо и спина были одним сплошным океаном боли, которую еще больше усиливали дерганье и резь в верхней челюсти. Мне не хотелось разговаривать, не хотелось ничего. Я старался забыть о боли, сосредоточившись на своем задании.
Буксирный трос, соединяющий нас с колонной, был намотан на барабан с электроприводом. Привод был без реверса, так что трос мог только наматываться на барабан, на обратном пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30