Если бы «Матапан» пошел направо, на север, мы бы оказались в свете прожекторов, освещающих часть платформы вблизи буровой вышки. Даже с расстояния полтора километра мы ясно видели людей на буровой и хорошо слышали приглушенный шум ее мощных моторов.
Это нам благоприятствовало: хотя я и не предполагал, что работа здесь не прекращается двадцать четыре часа в сутки, но этот шум совсем заглушал и без того тихий шепот нашего двигателя.
Мы шли теперь в юго-западном направлении, волна начала перехлестывать через борт. Я уже весь промок. Скорчившись под брезентом, я закурил последнюю сигарету и посмотрел на шкипера.
— Джон, есть шансы, что то судно уплывет?
— Скорее всего, нет. Это танкер, он перевозит продукты, смазку для бурильных сверл и десятки тысяч бочек бензина. Кроме того, возможно, помогает энергией своих генераторов. Потом, когда найдут нефть, он будет перевозить ее на сушу.
Я выглянул из-под брезента. Действительно, судно было похоже на маленький танкер. Подобные суда я видел во время войны. В данный момент меня интересовало утверждение Джона, что танкер находится здесь большую часть времени.
— Джон, я бы хотел подняться на палубу этого судна.— Собственно, я этого совершенно не хотел, но знал, что должен это сделать. Раньше я не думал о том, что у платформы постоянно стоит судно. Теперь же, когда я об этом узнал, дело могло совершенно измениться.
— Но мне сказали, что вам нужно попасть только на платформу.
— Возможно. Но позднее, а сейчас мне нужно попасть
на судно.
— Попробуем.— Голос капитана Заимиса приобрел зловещий оттенок.— Это плохая ночь.
И это он говорил мне! Для меня эта ночь была ужасной, но я ничего не ответил. Идя по-прежнему на юго-запад, мы находились сейчас как раз напротив длинного борта платформы. Я обнаружил, что стальные колонны расположены вовсе не симметрично, как мне вначале показалось. Между четвертой и пятой колоннами располагался пролет длиной пятьдесят метров, платформа здесь была наклонной и. более низкой, чем остальная ее часть. В этой нижней части платформы виднелся силуэт крана, который доставал до самого верха колонн. Танкер помещался как раз под этой грузовой палубой, заслоняя собой весь пролет и еще парочку колонн сбоку от пролета.
Через пять минут шкипер сменил курс на западный, так, чтобы мы подошли к южной стороне платформы. Казалось, мы идем прямо на самую южную колонну. Пройдя на расстоянии каких-то пятнадцати метров от танкера, мы буквально притерлись к этой колонне и оказались под платформой.
Один из матросов, сильно загорелый брюнет по имени Эндрю, что-то делал на носу. Когда, проходя под платформой, мы поравнялись со второй колонной, он бросил спасательный круг, к которому был привязан канат. Одновременно Джон почти заглушил двигатель. «Матапан», подталкиваемый волной, медленно дрейфовал вдоль колонны, а спасательный круг упал на воду по другую ее сторону, так что канат оказался как бы обвязанным вокруг колонны. Эндрю багром выловил круг. Через минуту «Матапан» был надежно причален к колонне. Нас никто не видел и не слышал, такое, по крайней мере, складывалось впечатление.
— Вам следует поторопиться.— В голосе Джона звучало беспокойство.— Не знаю, сколько времени мы сможем ждать. Я чувствую приближение урагана.
Он волновался. Я тоже. Мы все волновались. Хотя он должен был лишь сидеть здесь под платформой. Его не могут ударить по голове и с привязанным к ногам камнем сбросить в залив.
— Все будет в порядке,— сказал я, чтобы добавить ему храбрости.— Не волнуйтесь. Это займет полчаса.
Я снял плащ и застегнул твердый резиновый воротник и манжеты резинового костюма, в который был облачен. На спину я надел баллон с воздухом, в одну руку взял маску,
в другую — пиджак, брюки, шляпу и осторожно перелез через борт в резиновую лодку, которую экипаж заранее спустил на воду.Эндрю сидел на корме этого утлого суденышка, держа в руках веревку. Как только я занял свое место, он отпустил борт «Матапана». Волна быстро потащила нас под платформу. Эндрю потихоньку отпускал веревку. Идти на веслах в резиновой лодке навстречу волне практически невозможно, легче будет вернуться на судно, подтягивая веревку.
По моему приказу, отданному шепотом, Эндрю придержал веревку. Мы находились как раз у борта танкера, но все еще в густой тени. Танкер был причален вплотную к колоннам, платформа же выступала за колонны метра на четыре. В результате падающие под углом лучи прожекторов с крана на платформе едва освещали противоположный, левый борт верхней палубы танкера. Остальная часть судна была окутана мраком, за исключением светлого пятна, падающего на носовую палубу из прямоугольного люка на платформе. В этот люк был спущен бортовой трап, напоминающий пожарную лестницу. Его, очевидно, можно было опускать и поднимать в зависимости от уровня прилива и отлива.
Все это было как-будто создано специально для меня. Танкер имел глубокую осадку, верхняя часть борта находилась почти на уровне пояса. Я взял маленький фонарик и влез на палубу. В темноте я продвигался по направлению к носовой части. На палубе было темно, только где-то на корме мигал слабый свет. Были погашены даже навигационные и якорные огни, в них не было нужды, так как сама буровая платформа напоминала рождественскую елку.
Я открыл какую-то дверь, за ней находились бочки, банки с краской, цепи — очевидно, это была боцманская каптерка. Здесь мне делать было нечего. Я потихоньку закрыл дверь.
По танкам я перебрался на корму. Мне пришлось буквально продираться сквозь лес труб, задвижек, наливных устройств. Это были какие-то металлические джунгли. На корме я тоже ничего полезного для себя не нашел. Большую часть палубы и надстройки занимали каюты. Один люк был застеклен. Я зажег фонарик: машинное отделение. Стало быть, и этот люк не в счет. Так же, как и вся верхняя палуба.
Эндрю терпеливо ждал меня в резиновой лодке. Я не видел, а скорее чувствовал его вопрошающий взгляд и отрицательно покачал головой. В общем, это было и не обяза-
тельно. Увидев, как я надеваю кислородную маску, он получил исчерпывающий ответ на свой вопрос. Помог мне обвязаться спасательной веревкой, это заняло целую минуту. Волна так бросала лодку, что мы вынуждены были придерживаться за борт, каждый из нас мог действовать только одной рукой.
С автономным кислородным баллоном я мог опуститься максимум на восемь метров. Танкер имел осадку пять метров, значит, запас был большой. Подводные поиски проволоки или подвещенного к ней предмета оказались легче, чем я предполагал, потому что на глубине пяти метров волнение моря не ощущалось. Эндрю ослаблял и натягивал спасательную веревку, подстраиваясь под каждое мое движение под водой, будто всю жизнь только этим и занимался, что, впрочем, соответствовало действительности. Я дважды обшарил днище танкера, осмотрев при свете мощного подводного фонаря каждый его квадратный сантиметр. При повторном осмотре из тьмы внезапно возникла большая мурена. Головой со зловеще выпученными глазами и ядовитыми зубами она ударила прямо в стекло фонаря. После того как я несколько раз погасил и зажег фонарь, она исчезла. Это было все, что удалось мне обнаружить внизу.
В лодке я почувствовал, что сильно устал. Я хорошо понимал, что если бы нашел то, что искал, то усталости вовсе бы не заметил. Я был убежден, то, что я ищу, находится на судне или под ним. Теперь я чувствовал разочарование. Я замерз и жалел, что не могу закурить. Мечтал о камине, кофе и рюмочке на ночь. Представил себе Яблонского, спокойно спящего в широкой кровати из красного дерева далеко отсюда в доме генерала. Я стащил с себя маску и баллон, сбросил ласты. Непослушными пальцами натянул туфли, брюки, а пиджак и шляпу забросил на палубу танкера. Тремя минутами позже я, уже полностью одетый в прилипший к мокрой резине костюм, поднимался по металлическому трапу на платформу, которая находилась в тридцати метрах над моей головой.
Серые тучи полностью закрыли звезды, но это мало мне помогло. Раньше мне казалось, что лампа, освещающая трап, слабая. Впечатление это было обманчивым: она просто висела очень высоко. В трех метрах от платформы она светила, как мощный прожектор. А если на трапе стоит охранник? Стоит ли убеждать его, что я механик танкера и страдаю от бессонницы? И пока я буду рассказывать эту сказочку, он заметит резиновый воротник там, где у нормальных людей находится рубашка и галстук. Пистолета у меня не было, но
я был уверен, что каждый, кто связан с генералом Рутви-ном и Виландом, проснувшись утром, в первую очередь надевает кобуру, а не носки. Стоит ли бежать вниз по ста трит-дцати ступенькам трапа, представляя собой отличную мишень? Проанализировав ситуацию, я пришел к выводу, что любой человек, в ком есть хотя бы капля здравого смысла, сразу тихонько спустился бы вниз. Я же пошел наверх. Там не было ни души. Трап закончился закрытой с трех сторон нишей. С четвертой стороны был выход прямо на палубу, где стоял кран. Палуба была ярко освещена, я слышал шум механизмов и видел людей в десяти метрах. Выйти из ниши я не мог и осмотрелся в поисках другого выхода. Я нашел его сразу: это были стальные ступени в боковой стене ниши. Мне пришлось карабкаться по ним на четырехметровую высоту. Я перелез наружу и укрылся за колонной. Вся платформа была передо мной как на ладони.
Буровая вышка находилась в ста метрах от меня на более высокой части платформы. У ее основания возились люди. Я догадался, что здесь расположены электрические генераторы и жилые помещения. Меньшая платформа, где притаился я, была почти пустой. Она имела продолжение в форме полукруга, который далеко выдавался к югу над поверхностью моря. Меня заинтересовало назначение этого полукруга, и через несколько секунд я вспомнил. Мэри Рутвин сказала, что генерал обычно пользуется вертолетом, чтобы добраться до вышки. Следовательно, это была посадочная площадка.
На палубе между двумя платформами почти у моих ног какие-то люди при помощи гусеничного крана перемещали металлические бочки и закатывали их в ярко освещенный люк на северной платформе. Нефть и горючее наверняка подают на палубу по трубопроводу, значит, в этих бочках находилась химическая смесь для изготовления цемента, который под давлением нагнетают в скважину для образования ее внешней стенки. По всей платформе разбросаны такие склады, большинство из них было открыто. Может быть, именно там находится то, что я ищу. Я перебрался на противоположную сторону южной платформы и спустился на грузовую палубу. Теперь скрытное передвижение ничего бы не дало и, напротив, могло возбудить подозрение. У меня оставалось мало времени. Погода все больше и больше ухудшалась, ветер был вдвое сильнее, чем час назад, это нельзя было объяснить только тем, что я нахожусь на большой высоте. Не исключено, что капитан Заимис будет вынужден отплыть без меня. Ничего хорошего это мне не сулило, по-
этому такую мысль я отбросил и приблизился к первому складу. На дверях висел тяжелый замок, не закрытый на ключ. Я толкнул дверь и вошел внутрь. Темно было, хоть глаз выколи. Посветив фонариком, я обнаружил электрический рубильник. Включил свет и огляделся вокруг.
Склад имел тридцать метров в длину. Вдоль обеих стен лежало дюжины четыре стальных труб почти такой же длины, как и склад. Больше ничего здесь не было. Я погасил свет и вышел, захлопнув дверь. Вдруг я почувствовал чью-то тяжелую ладонь на своем плече.
— Что-то ищешь, приятель? — голос был жестким и решительным, с сильным ирландским акцентом.
Я медленно обернулся, тщательно придерживая полы плаща как бы для защиты от ветра и холодного дождя. Передо мной стоял низкий, крепкий мужчина среднего возраста. Лицо его было скорее неприятным, но я решил рискнуть.
— По правде говоря, да.— Я специально старался подчеркнуть свой британский акцент. В США британский аристократический акцент не возбуждает подозрений. К человеку с таким произношением относятся добродушно, полагая, что у него не все в порядке с головой.— Буровой мастер послал меня к бригадиру грузчиков. Это, наверное, вы и есть?
— О боже! — воскликнул он. Очевидно, мой изысканный акцент сбил его с толку, иначе он выразился бы покрепче.— Мистер Джерролд послал вас ко мне?
— Именно так. Отвратительная ночь, не так ли? — я надвинул шляпу ниже на лоб.— Честно говоря, я не завидую вам...
— Если вы искали меня, зачем совали свой нос туда? — прервал он меня.
— Верно. Я заметил, что вы заняты, а поскольку ему показалось, что он потерял именно здесь, то я подумал, что мог бы...
— Кто, что, где потерял? — Он сделал глубокий вдох. Терпение его было достойно статуи.
— Генерал Рутвин. Папку с очень ценными личными документами, которые срочно понадобились. Вчера он был здесь с проверкой... утром, если не ошибаюсь, когда пришло это ужасное известие...
— Какое?
— Что его дочь похитили. Он сразу улетел и совершенно забыл о папке...
— Я понимаю. Это очень важно?
— Исключительно. Генерал Рутвин сказал, что положил ее у каких-то дверей. Это большая кожаная папка с золотой монограммой К. С. Ф.
— К. С. Ф.? Ведь вы сказали, что это папка генерала?
— Документы генерала. Папку он одолжил у меня. Моя фамилия Фарнборо, я его личный доверенный секретарь.— Риск был не очень велик. Вряд ли один из десятков работающих у генерала людей будет знать настоящее имя его секретаря.
— К. С, гм...— На его лице не осталось и тени подозрения. Он улыбнулся во весь рот.— Вас случайно зовут не Клод Сесил *?
— Действительно, одно из моих имен Клод,— ответил я спокойно.— Не вижу в этом ничего смешного.
Я правильно оценил моего ирландца. Он тут же начал сожалеть о сказанном.
— Простите меня, мистер Фарнборо. Болтаю, что попало. Я не хотел вас обидеть. Желаете, чтобы я со своими людьми помог вам в поисках?
— Буду вам очень обязан.
— Если папка здесь, мы найдем ее за пять минут. Он отошел и отдал распоряжения своей бригаде. Меня же результаты этих поисков не интересовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30