Мы помолчали минуту-другую, и Тоби продолжал:
— Мы схватили этого румына. Во время интенсивного допроса выяснилось, что ему кое-что известно о заговоре с целью убийства некоторых высокопоставленных американских сотрудников из разведслужбы.
— А кто его организовал?
— Пока не знаем.
— А кого намечено устранить?
— Тоже не знаем.
— Ну и что вы думаете — тут есть какая-то связь с пропавшим золотом?
— Вполне возможно, что есть. А теперь скажи мне вот что: говорил ли Орлов, где упрятаны те десять миллиардов?
— Нет, не говорил.
— А как ты думаешь, он знал — где, но не хотел сказать?
— Нет, не знал.
— И он не сообщил тебе ни тайного кода, ничего такого прочего?
Тоби, казалось, искренне расстроился.
— Так что же, выходит Синклер все-таки провернул грандиозную аферу? Ты же понимаешь, что, скажи он Орлову, что собирается проделать, когда золото на десять миллиардов будет найдено, и тогда...
— Ну и что тогда? — не выдержав, встряла в разговор Молли и пристально уставилась на него со свирепым видом. На щеках ее проступили красные пятнышки, и я понял, что слушать дальше у нее не хватало сил. И она тихо произнесла, почти шепотом: — Мой отец был прекрасный и добрый человек. Он был прямой и честный, какие редко встречаются. Ради всех святых, самое худшее, что вы только можете сказать про него, это то, что он был слишком прямолинеен.
— Молли... — начал было Тоби.
— Как-то в Вашингтоне я ехала с ним в такси, он нашел на заднем сиденье двадцатидолларовую купюру и, не задумываясь, передал ее шоферу. При этом он сказал, что тот, кто потерял деньги, может вспомнить — где и обратиться в компанию, откуда такси, ну а я и сказала: «Пап, а шофер ведь наверняка прикарманит эти денежки...»
— Молли, — умоляюще попросил Тоби с тоскливым взглядом во взоре. — Мы ведь должны обсудить все варианты, какими бы невероятными они ни казались.
Я невольно стал настраиваться на ее мысли, но она сидела далековато и уловить ее мысли я не сумел. По правде говоря, я даже не знал в тот момент, сохранилась ли во мне эта дьявольская способность. Может, от всего пережитого там, в крысином сарае, я лишился этого дара так же внезапно, как и обрел его. Я еще подумал, что, если способность исчезла, черт с ней, тужить не стоит.
Одно было ясно: если она о чем-то и думала, то с большим волнением. Так или иначе я прекрасно представлял себе, какая сумятица сейчас у нее в голове. Мне так хотелось выпрыгнуть из постели, обнять ее и успокоить — слишком тяжело было видеть ее в таком смятенном состоянии. А я был вынужден лежать в этой проклятой постели с забинтованными руками и ощущать, как то и дело кружится голова.
— Тоби, — заметил я как бы размышляя, — а ведь Молли права: то, о чем мы говорим, никак не подходит к складу Хэла.
— Но нам тогда придется танцевать от того же места, откуда и начали, — возразил Тоби.
— Нет, — ответил я. — Орлов все же оставил мне след.
— Какой?
— «Проследи путь золота, — сказал он. — Разыщи золото». И думал при этом о городе, где оно спрятано.
— О Цюрихе?
— Нет, не о нем, о Брюсселе. В этом есть свой резон, Тоби. Поскольку Бельгия, как известно, не входит в число главных рынков золота, то не трудно будет вычислить, где может быть спрятано в Брюсселе золото на сумму в десять миллиардов долларов.
— Я сейчас же позабочусь о твоем немедленном вылете туда, — предложил Тоби.
— Нет, не надо! — воскликнула Молли. — Никуда он не поедет. Ему нужно лежать в постели неделю, не меньше.
Я медленно покачал головой и ответил:
— Нет, Мол. Если мы не разыщем его, следующим прикончат Алекса Траслоу. А потом и нас. Нет ничего проще, чем подстроить «несчастный случай».
— Но если я позволю тебе встать с постели, то, как врач, нарушу клятву Гиппократа...
— Да забудь ты про эту клятву Гиппократа, — настаивал я. — Наша жизнь под угрозой. На карту поставлено безмерное богатство, а если мы не найдем его, то тогда... тебе не доведется жить в согласии с этой чертовой клятвой.
Тоби придвинулся ко мне совсем вплотную и тихо-тихо прошептал:
— Я с вами.
И с тонким жужжанием электромотора своего кресла-каталки он медленно поехал прочь.
* * *
В комнате стало тихо. Живя в городе, мы привыкаем к городскому шуму и не замечаем его. Но здесь, на севере Италии, с городской улицы шум вообще не доносился. Из окна в тусклом предвечернем свете Тосканы виднелись высокие, созревшие подсолнухи, их высохшие коричневые стебли смиренно склонились ровными рядами.
Тоби выехал, оставив нас с Молли поговорить наедине. Она присела около меня на кровати и машинально поглаживала мои ноги через одеяло.
— Прости меня, пожалуйста, — сказал я.
— За что прости?
— Не знаю за что. Просто говорю: виноват я очень.
— Ладно, принимаю твои извинения.
— Надеюсь, что все это враки насчет твоего отца.
— Но в глубине сердца...
— А в глубине своего сердца я не верю, чтобы он поступил когда-то плохо. Но мы обязаны все выяснить до конца.
Молли оглядела кругом комнату, а потом, увидев в окне живописный вид тосканских холмов, сказала:
— А ты знаешь, мне здесь нравится, я бы осталась тут жить.
— И я бы тоже остался.
— Правда? Думаешь, мы здесь прижились бы?
— А тебе понравилось бы, если бы я открыл здесь тосканский филиал компании «Патнэм энд Стирнс»? Ну что ж, давай начнем.
— Нет, мы будем зарабатывать деньги с помощью твоего дара... — скривила она в улыбке губы. — Мы могли бы переехать сюда. Ты бросишь свою адвокатскую практику, и мы заживем счастливо...
Помолчав немного, она сказала:
— Я хочу поехать вместе с тобой. В Брюссель.
— Молли, это же так опасно.
— Я могу оказаться полезной. Ты сам знаешь. Но так или иначе, никуда ты не поедешь без сопровождения врача. Во всяком случае, при твоем нынешнем состоянии здоровья.
— А почему ты вообще не против моих поездок куда-либо? — спросил я.
— А потому, что я знаю, что все это враки про папу. И хочу, чтобы ты докопался до правды.
— А ты принимаешь в расчет такую возможность, хотя и весьма отдаленную, что, если я и докопаюсь до сути, то может оказаться, что отец твой не такой уж паинька?
— Послушай, Бен. Отец мой погиб. Самое худшее уже позади. Ничего хуже этого быть не может.
— Ладно, — сказал я. — Согласен с тобой. — Веки мои начали смыкаться, у меня не хватало сил бороться со сном. — А теперь дай мне заснуть.
— Ну, так я позвоню в Брюссель и забронирую номер в гостинице, — услышал я ее голос, доносившийся издали, будто за миллион миль отсюда.
— Алекс Траслоу предупреждал меня насчет змей в саду, — тихо шепнул я. — И... и я начинаю думать, а не из этого ли клубка Тоби?
— Бен, у меня кое-что есть. Такое, что может пригодиться нам там.
Молли говорила еще что-то, но я уже не воспринимал ее слова, а потом ее голос, казалось, зазвучал тише и наконец совсем замолк.
Чуть позже — может, через несколько минут, а может, и секунд — я услышал, как Молли тихонько выскользнула из комнаты. Откуда-то издалека донеслось до меня блеяние барашка, и я быстро уснул.
42
В международном аэропорту Милана нас провожал до стойки авиакомпании «Сюиссэр» Тоби Томпсон. На прощание Молли поцеловала его в щеку, а я пожал руку, и мы прошли через контрольную арку с определителем наличия металлических предметов. Через несколько минут по радио объявили посадку на наш самолет, вылетающий в Брюссель. Я знал, что в эту же минуту Тоби садится в самолет, отправляющийся рейсом в Вашингтон.
Действие болеутоляющих таблеток, от которых я «плавал» последние два дня, стало проходить (хотя голова у меня по-прежнему была не в порядке и я с трудом улавливал неясный голос мыслей Тоби). Я знал, что мне следует отказаться от лекарств, чтобы все время быть начеку. Теперь руки мои, особенно предплечья, без болеутоляющих средств просто горели огнем. Они дрожали, а каждый удар сердца, посылающий свежую кровь, отдавался в них, словно удар ножом. Но самое худшее — оказалось, что без болеутоляющих средств меня стала мучить непрерывная головная боль.
И все же, несмотря на это, я нашел в себе силы пронести две сумки (в багаж мы ничего не сдавали) и уложить их в самолете на полки над сиденьями. Тоби купил нам авиабилеты в первый класс и передал новые паспорта. Теперь мы стали супругами Осборнами: я — Карлом, а Молли — Маргарет, владельцами небольшого процветающего магазинчика по продаже сувениров и подарков в городке Каламазу, штат Мичиган.
Я сел в кресло около окна (Тоби приобрел билет на место около окна по моей просьбе) и внимательно наблюдал, как суетилась аэродромная команда «Сюиссэр» вокруг самолета, заканчивая последние предполетные приготовления. Я весь напрягся в ожидании. Переднюю дверь в салоне авиалайнера закрыли и опечатали несколько минут назад. Со своего места мне все было прекрасно видно.
Как только последний техник отошел от самолета и убрал пассажирский трап, я принялся дико вопить.
Размахивая перевязанными руками, я орал что есть мочи:
— Выпустите меня отсюда! Боже мой! О-о, Боже милостивый! Выпустите меня!
— Что такое? Что такое? — всполошилась Молли.
Естественно, все пассажиры в ужасе уставились на нас. По проходу подбежала стюардесса.
— О-о Господи! — продолжал я вопить. — Мне нужно выйти... сейчас же!
— Извините, сэр, — сказала стюардесса, высокая блондинка с плоским мужеподобным непреклонным лицом. — Мы не разрешаем пассажирам покидать самолет перед самым взлетом. Может, мы сможем что-то сделать для вас?..
— Что такое с тобой? — лезла с расспросами Молли.
— Выпустите меня! — еще раз потребовал я и поднялся с кресла. — Мне позарез нужно выйти отсюда. Нет больше сил терпеть эту дикую боль.
— Сэр! — укоризненно воскликнула стюардесса.
— Забирай сумки! — скомандовал я Молли.
Размахивая руками, со стонами и причитаниями я стал пробираться к проходу между креслами. Молли быстро вытащила сумки из багажной полки над головами, каким-то образом умудрилась повесить на свои хрупкие плечи обе мои сумки на ремнях, а свои ухватить за ручки, и мы пошли по проходу к передней двери самолета. Однако путь нам преграждала все та же стюардесса.
— Сэр! Мадам! Извините, но согласно инструкции... — начала она отчитывать нас.
Но тут закричала в страхе какая-то пожилая дама:
— Да выпустите его отсюда!
— О-о Боже мой! — завывал я.
— Сэр, самолет вот-вот взлетит.
— Отойди! Прочь с дороги! — заорала вдруг Молли, всегда бешеная в гневе. — Я его врач! Если не выпустите нас сию же минуту, вам всучат прямо в руки будь здоров какой иск. Я имею в виду вас лично, леди, и тогда на вас обрушится вся ваша чертова авиакомпания и задаст вам жару, понимаете это или нет?
Глаза у стюардессы стали квадратными, она попятилась и прижалась к креслам, освобождая нам проход. Я быстро сбежал по служебному трапу, который, слава Богу, еще не отвели от самолета, а Молли, воюя с сумками, неотступно следовала за мной. Так мы пробежали по стоянке и вломились в здание аэропорта. Уже там я взял багаж у Молли и, хоть сильно болели руки, сам понес его. Молли поплелась за мной к билетной кассе «Сюиссэр».
— Что, черт бы тебя побрал, ты собираешься делать?
— Не шуми, спокойно... Потерпи минутку.
К счастью, кассиры компании не заметили, откуда мы появились. Я вытащил тугую пачку денег (их любезно отстегнул мне Тоби) и купил два билета первого класса до Цюриха. Самолет вылетал туда через десять минут. На рейс мы успели вовремя.
* * *
Хотя полет из Милана в Цюрих на самолете «Сюиссэр» проходил нормально и без всяких происшествий (а я всегда предпочитал летать самолетами именно этой компании, а не каких-либо других), меня все время мучили сильные головные боли. Я старался успокоиться и ни о чем не думать. Молли быстро уснула. Еще до посадки в самолет, даже еще раньше — по сути, до приезда в аэропорт, — она чувствовала себя неважно, ее слегка подташнивало. Внимания на свое состояние она не обратила: дескать, ничего серьезного. По-видимому, она простудилась еще во время перелета из Вашингтона в Италию на «боинге-747», который она окрестила «тюбиком из-под зубной пасты», — в нем дуло, как в аэродинамической трубе. Ей вообще явно претило летать самолетами.
Я твердо решил, что отныне безоглядно доверять Тоби было бы глупостью. Может, я и становился чересчур подозрительным, но больше испытывать судьбу мне не хотелось, а что, если Тоби и впрямь является тем самым змеем в саду...
Вот поэтому-то я и наплел ему, что отправляюсь в Брюссель. Конечно же, у Орлова и в мыслях не было Брюсселя, но об этом никто, кроме меня, не знал. Я был уверен, что примерно через час сотрудники отделения ЦРУ в Брюсселе узнают, что супруги Осборн из Милана туда не прилетели, и поднимут тревогу. Поэтому лучше не сидеть сложа руки, а предпринять обходной маневр.
«Проследи путь золота», — успел крикнуть мне Орлов перед своим жутким концом. — Проследи его".
Теперь я понял, что он имел в виду. Или, по меньшей мере, подумал, что понял. Он вместе с Синклером совершил сделку в Цюрихе. Да, как зовут банкира, он не сказал, но все же думал о нем, мысленно назвал его. Керфер — так, кажется, произнес он. Это что, название банка? Или же так зовут человека? Стало быть, мне надлежит в первую очередь установить банк, в который решили поместить золото эти два «рыцаря плаща и кинжала».
Слова «проследи путь золота» могут также означать призыв следить за прессой, откуда только и можно почерпнуть кое-что о повадках зверя, убившего Синклера. А еще более вероятно, что так только и можно избежать ловушки, где меня и Молли наверняка ухлопают.
Я попытался расслабиться и не забивать себе голову всякими мыслями, но вопросы так и крутились в голове, и первым возник такой: а почему во время нашего короткого разговора Тоби первым делом осторожно спросил, глядя на мои ожоги, а осталась ли у меня способность... улавливать чужие мысли. По правде говоря, я и сам пока не знал, что ответить: я еще не восстановил силы и не собрал волю, чтобы умственно сосредоточиться.
Ну а что, если попробовать? Я напряг все силы и, пока Молли спала, попытался привести в действие свой дар. Голова раскалывалась немилосердно, казалось, никогда в жизни она так не трещала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70